продолжается, жизнь упирается в стену, это страшная тетка, которая денег не даст. Плотоядные рыбьи губы, огромная, жирная жопа все это грустит по тебе, дабы пожрать в ритуале и породить, как напоминание миру о нелепости рода человеческого. Женщина эта просто первобытный ужас, от которого не удрать дворами, эволюционный кошмар.
Выход, где он? Свет, где электричество? Мрак тупиков и дилеммы закоулков, скрывают трезвый взгляд на жизнь, из-за которого тебя обязательно казнят, оставив голой душу, как липку обдерут.
– Забыл имя свое и потерял паспорт – Дохлый отбросил ручку – Всё паста закончилась – сказал он, в дверь настойчиво постучали.
– Дохлый, где ты там? – раздражённый голос принадлежал 53-му, которому что-то было нужно.
– Счастлив ли я? Ведь требуется для этого, лишь моя жалкая жизнь, которая пиявкой присосалась к системе, а может, я просто сижу на ней? Тогда где обретаемое счастье? Если требуется известно что.
– Дохлый, чёрт тебя дери! – словно человек со слабым мочевым пузырём орал 53-ий под дверью.
– Мои откровения эпистолярный бред для стола. Неужели, правда так не объективна и приторно отвратна? – но тут Дохлый действительно припомнил, что 53му он необходим позарез и тот якобы хрен в пальто платёжеспособен. Мозг заработал в привычном режиме, развести и прокинуть, к двери направлялся исполин поглотивший радугу.
День мертвых псов
Раннее утро, чуть брезжит рассвет. Окраина промзоны, пустырь далее стихийная свалка. Бортовая машина в которой сонные люди зевают, показывая зубы гнилые, их грубые лица любительской лепки, землянистый цвет кожи испещренной глубокими морщинами перегар и щетина. Откидываются с грохотом борта, они сбрасывают забитых бродячих собак. Глухо падают окоченевшие трупы с застывшей болью в предсмертном оскале, а там, в дымке предрассветной просыпается город миллиона башен.
Пустырь и работающие люди, руки в потёртых перчатках в крови псовой, стоит тишина, нарушаемая лишь сплёвыванием рабочих, шипением спичек и глухим падением тел, через полчаса сан зачистка будет завершена. Снова с грохотом захлопнутся борта и машина уедет в направлении города.
Восходит солнце и нечто, доселе спавшее начинает ворочаться, обретать очертания, превращаясь в человекоподобные существа из вороха тряпок с пуговичными ночными глазами, в которых голод, грязь и дым. Сумеречные безликие существа примутся потрошить тушки, обрезая так обожаемое мясо со своего надела. Праздник сытой жизни, обилие мяса на столе.
Бывает, а как тут не согласиться, иногда случается, что в один распрекрасный день берёт и свершается целая жизненная революция. Просто в упор, наповал валят грядущие события с утра, казавшиеся простым похмельным синдромом. Жизнь рассыпается на глазах, настолько правдивы и откровенно брутальны будут происходящие события и не убежать, ты главный виновник торжества подлянок судьбы.
Вчера никто не плевал в лицо смерти. Были разговоры всяко-разные, ничто не предвещало беды, но случилась гроза. Последняя летняя, теплая гроза с громом и молниями хлестким, звонким ливнем, скрывшим своею пеленою город и все его содержимое. В данный момент размышлял некто 53-ий, первый персонаж этого правдивого повествования, которое началось утром на городской свалке.
Вот всё же трудно осмыслить ушедший день, который абсолютно не помнишь, стоя в одних трусах среди мусорного рая, держа в руках пачку папирос и чувствуя ужасную головную боль. Думаешь, отупело, глядя на вспугнутых ворон. Невдалеке шевелятся, какие-то свирепого вида выродки, потрошащие собачьи тушки, они даже шутят между собой, у каждого свой надел, блестят лезвия ножей в лучах восходящего солнца и тут возникает 53ий, некто среднего роста, сутулый, облепленный татуировками и своими чёрными глазами упирается в чужой бизнес.
– Эй ты, лысая тифоза, проваливай! – человек, выплюнувший эту угрозу, мог запросто зарезать себе подобного.
Снова тоже утро, город миллиона башен, город просыпается. Некий мужчина на довольно задрипанном мотороллере с торчащими удочками из боковой седельной сумки сего антикварного агрегата, уже приближался к городской черте.
Вполне радушное, открытое лицо пенсионного возраста с устрашающе пустыми глазами выгоревшей синевы, не вызвало подозрений у доблестных стражей правопорядка, что они могли увидеть? Вполне обычного старпёра в дурацкой панаме оранжевого цвета, этот дед просто ехал с дачи, поглощая весь тот чудовищный коктейль выхлопов проезжающих автомобилей, причем, не матерясь, а в позитиве.
Тем временем Альберт Иванович Дыркин, а именно так звали данного субъекта, не был пенсионером. Просто этот скажем типчик, весьма тёмная личность и в данный момент его мотороллер уже колесил по утренним улицам просыпающегося города, своим жалким тарахтеньем раздражая породистых псов и дворников.
Хотя в действительности звуки, что издавал дистрофичный моторчик, были зловещим предзнаменованием начавшейся охоты ужасного маньяка Чпокмэна. Именно под этим псевдонимом вершил своё дикое безумство, не рядовой выродок Дыркин и был сей сукин сын страшнее бармалея.
Наступило утро, город миллиона башен ожил, в суете встречая очередной день. Радио волна, ТВ новости, мир снова в огне катастроф, войн, революций, живые кто рядом, спешат на работу, их подхватывает водоворот жизни и уносит за дверь. Утренняя тишина, как она прекрасна, гармоничный натюрморт из окурков, пакетированного хлама и заветревшихся объедков на столе. Ползают по подоконнику бесстрашные богатыри тараканы, объедки жизнедеятельности социума им бесконечный пир.
Лох надел тёмные очки и устало шаркая, поплелся в туалет. Наступало великолепнейшее сентябрьское утро, грозившее перерасти в фантастически не предсказуемый день, где время и судьба липкой жвачкой под пятой у злыдня. Лох даже не мог предположить, что вот сейчас восседая на этом грязном троне избавленья от нечистот, самой дешевой общаги в стране, он полностью вовлечён в прескверное будущее.
Лох докурил сигарету, печально отметив, что воды в бачке нет.
– Чёртово чудо не свершилось – он открыл дверь туалета.
Вспышка на солнце и здоровенный кулак в лицо. Искры из глаз, мордой в пол. Два бравых бойца при полной экипировке, скрутили его, а далее все поплыло. Лох не был спортсменом, и поэтому подобное радушие людей в форме лишило его остатков сознания, он притих словно ракушка. Звуки обыска, поднятая пыль, подошвы ботинок и жвачка, прилипшая к ним.
Борьба с неискоренимым злом, порождает очевидные улики, разбросанные пожитки и, конечно же, понятые, глубоко травмированные, злопамятные люди. Лох в одночасье стал преступником и подозреваемым, в голове шумело, на улице легче не стало. Лох пришел в себя только в машине, зажатый меж двух свирепых горилл, он попытался задать вопрос, на что здоровенный мужик заехал локтём в лоб, сознание мгновенно померкло.
Тебя волокут тёмными коридорами, злые люди по борьбе со злыми людьми, а ты даже не тянешь на