Читать интересную книгу Изгнание из рая - Павел Загребельный

- Потому что нет идеи. А когда дадим идею - все появится: и деньги, и поддержка, и понимание.

- Бог в облаке появится, - мудро заметила Зинька Федоровна. - Хочешь, вот и приглашай этого своего...

- Сельсовет не имеет представительских средств.

- А я их имею?

- Ну, тогда... Тогда, Зинька Федоровна, я... на свои собственные... еще комбайнерские...

- Проторгуешься.

- А я на жатву снова к вам на комбайн попрошусь!

Когда даже председатель председателя не хочет понять, то как же жить дальше?

ЗАУХОПОДНОСОР

За время своих переселений и переименований Веселоярск, можно сказать, привык и ко всякого рода советникам, и к консультантам-проектантам, и к эрудитам-ерундитам, - и теперь тут никого и ничем не удивишь. Все воспринимается с надлежащим спокойствием, которое когда-то называли философским, а теперь можно бы именовать веселоярским, и даже когда дезориентированные сторонники дядьки Вновьизбрать подняли панику, что якобы новый голова куда-то улетел, никто не встревожился: может, человеку надо, вот он и полетел. Полетает - да и вернется снова. Летают же герои латиноамериканских и украинских химерных романов, так почему бы и Грише Левенцу тоже не попробовать?

Поэтому никто не удивился еще одному консультанту в Веселоярске, тем более что привезен он был неофициально, без предупреждений и объявлений, актива для встречи и бесед Гриша не созывал, борщ у тетки Наталки не заказывал, вообще не просил ни у кого ни помощи, ни поддержки, ни даже сочувствия. (Последняя фраза упорно выпутывается из ее синтаксического окружения - и что же мы имеем? Забыли про Зиньку Федоровну и все сваливаем на Левенца? К сожалению, такова у него роль и в жизни, и в нашем повествовании.)

Консультанта привез Рекордя. Не следует думать, что он решил покончить со своей ущербностью и статусом тунеядства, - просто для разминки смотался на отцовском "Москвиче" в областной центр и привез того, кого велел ему привезти - не Левенец, нет! - новый преподаватель физкультуры Пшонь.

Он высадил его возле сельсовета, крикнул Грише снизу:

- Вот, привез!

И помчался дальше дармоедствовать, заставив прибывшего ждать Гришу.

Гриша побежал вниз встречать консультанта.

- Какая радость! - закричал он. - Какая честь для нас!

Консультант развел руки и одарил Гришу взглядом и улыбкой наивного разбойника. Дескать, к вашим услугам без остатка.

- Конон Орестович Тавромахиенко, - представился он. - Прошу не удивляться памилии. Означает она: бой быков. Греческое слово - тавромахия. Наверное, предки мои назывались проще: Убейбык. А потом кому-то надоело, заменил на греческую. Имел пантазию человек!

Тут Грише следовало бы заметить, что Конон Орестович не выговаривает звука "ф", заменяя его на "п", так же как его предок заменил когда-то Убейбыка на Тавромахиенко, но дело в том, что Левенцу было не до каких-то там мелочей, - он весь был во власти созерцания этого необычного человека, принадлежавшего, может к редкостнейшим экземплярам человеческой породы.

Ростом Тавромахиенко не поражал, был, можно бы сказать, умеренного роста, зато брал другим. Шея - граненая, как железный столб, плечи - косая сажень, грудь - колесом, кулачищи - гантельно-гранитные, глаза - стальные, в голосе металл. Такими рисуют в учебниках истории древних ассирийцев: руки как ноги, ноги - как руки, не люди, а быки и львы. У Гриши было намерение покормить гостя, потом уж приступать к делу (для этого попросил он маму Сашку приготовить хороший обед), но теперь, посмотрев на этого человека, испугался: куда его еще кормить - в нем и так силы как в тракторе К-700, все вокруг звенит и гудит, земля трясется, деревья гнутся. С таким лучше натощак.

- Вы, значит, по спортивной линии? - на всякий случай уточнил Гриша.

- Мастер спорта по всем видам! - загремел Тавромахиенко. - До заслуженного не дошел, решил сменить квалипикацию. Занимаюсь научными разработками. Пишу монограпию! Страшное дело!

- Нам бы консультацию, - несмело прервал словоизвержение Тавромахиенко Гриша.

- Консультацию? Глобцы, о чем речь! По всем видам спорта!

В груди Тавромахиенко гудело, как в пустой цистерне из-под ядохимикатов, в горле клокотало, будто у жеребенка, и от этого в словах, произносимых Тавромахиенко, появлялись совершенно неожиданные звуки: вместо "хлопцы" получалось "глобцы", "хата" становилась "гата", "бык" превращался в "бгыка", "черепаха" - в "черебпаху".

- Так, может, сразу и начнем? - предложил Гриша, пропуская консультанта первым на лестницу. - У нас тут все на рабочих местах. Я приглашу товарищей, и в тесном кругу, без лишних разговоров...

- А дружок мой? - полюбопытствовал Тавромахиенко.

- Имеете в виду Пшоня?

- Точно. Пантастический человек!..

Словно бы в оправдание своей фантастичности, в тот же миг подкатил с Рекордей Пшонь. Тавромахиенко, протягивая руки для объятий, побежал вниз по ступенькам, зашумел-заклокотал радостно и приподнято, но его благородное намерение пропало зря.

- Ну, ну! - уклоняясь от объятий Тавромахиенко, прострекотал Пшонь. Убери лапы! Знаю я эти штучки! Говори сразу, поможешь нашему председателю?

- Да глобцы! - загремел консультант. - По всем видам спорта! Страшное дело!

- Секундочку! Запишу, - достал свой блокнот Пшонь. - А то тут такое...

- Для карасиков? - захохотал Тавромахиенко. - Уже подпрыгивают на сковородке?

- Еще нет, но скоро запрыгают. Запрыгают! - заверил его Пшонь, царапая в блокнотике ручкой, а сверху еще словно бы помогая и своими ондатровыми усами.

Гриша до сих пор не мог понять, что это за карасики, о которых каждый раз с угрозой вспоминает Пшонь, но не очень и задумывался над этим, будучи озабоченным другими делами. Рассадив в своем кабинете Тавромахиенко и Пшоня, он пригласил для участия в разговоре всех, кто был в сельсовете, а именно: дядьку Вновьизбрать, Ганну Афанасьевну и дядьку Обелиска. Опыт и авторитет, знание процедурных вопросов и голос народа - все было представлено на этом совещании плюс два непревзойденных знатока в области физкультуры и спорта. Вот так утираем нос финансовым работникам и даже заслуженным руководителям колхозного производства!

Гриша открыл совещание кратеньким вступительным словом, обрисовал всю привлекательность своей идеи, не стал скрывать и трудностей, казавшихся почти непреодолимыми. Пшонь записывал, Тавромахиенко распрямлял грудь, надувал щеки, тряс гантельными кулачищами.

- Глобцы! - загремел он, когда Гриша закончил. - Глобцы, не будет дела.

- Почему же? - обиделся Левенец. Надо было везти этого консультанта из областного центра, чтобы услышать то, что и без него уже слышал не раз и не два!

- Нет пантазии, - решительно заявил консультант.

- Да в чем же тут должна быть фантазия? - допытывался почти с отчаянием Гриша.

- Пантазией нужно сразу убить, тогда дадут деньги! - притопнул ногой Тавромахиенко. - Какой вам стадион, для чего? Бегать, прыгать, по канату лезть? Кишки будут рвать от смеха! Все теперь бегают, прыгают и лазят без всяких стадионов. Играть в путбол, волейбол, гандбол, баскетбол? Не смешите меня, а то заплачу. Может, вы Москва, Киев, Тбилиси и у вас есть "Динамо", "Спартак", ЦСКА? Нет? И не будет! Значит, как? Надо убивать пантазией! Бгыки у вас есть?

- Во второй бригаде откормочный комплекс для бычков, - подал голос Вновьизбрать, которого уже начинал интересовать этот громогласный мужчина.

- Так чего же вам, глобцы, надо? - радостно закричал Тавромахиенко. Берите бульдозер, ройте землю и стройте не стадион, а то, что называется ареной!

- Что, что? - не понял Гриша.

- Арену!

- Арену? Зачем? Для цирка?

- Для корриды! Для боя бгыков! Вот вам и пантазия!

- То есть как это - для боя быков? - встрепенулся дядька Обелиск, который до сих пор молчал, лишь переводя взгляд то на Гришу, то на консультанта. - Когда быки бьются, их надо разводить. А тут как же получается?

Тавромахиенко даже поморщился от такой необразованности.

- Не бгыки будут биться, глобцы, а бгыков будут бить, то есть убивать на арене. Коррида, как в Испании или Мексике!

- Убивать быков? - дядька Обелиск задвигал по чисто вымытому полу босыми ногами, грозно нахмурив брови на консультанта. - За такие рассуждения надо ликвидировать, как класс, когда мы все силы отдаем для развития животноводства, вы предлагаете убивать быка средь бела дня у всех на глазах - за что и зачем? Без всякой надобности?

Если бы дядька Обелиск читал стихотворение грузинского поэта Шота Нишнианидзе о смерти быка, он привел бы жалобные строки из этого произведения:

Шел спокойно на плаху - ведь

всегда друзьям ты верил,

Боль тяжкую, друг мой верный,

я стихам своим доверил.

Но так ли уж крайне необходимо читать стихи, чтобы доказать кому-то целесообразность своей мысли?

Гриша испугался: что подумает спортивное светило о веселоярцах? Что у всех у них такое прямолинейное мышление, как у дядьки Обелиска? Поэтому он осторожно повел речь о том, что хотя Украина в какой-то мере и тяготеет к Средиземноморью (через Черное море, Босфор и Дарданеллы), но это все-таки не Испания и украинцы не испанцы. Ну, хотя бы не такие шустрые. Испанцев около трехсот лет поджаривали на кострах инквизиторы, а мы не поддавались. Мексиканцев тоже гоняли то конкистадоры, то захватчики-империалисты, вот и появилась в характере суетливость. А нам от чего суетиться? Мы ведь не испанцы и не мексиканцы. Когда мы суетились? Может, кто-нибудь скажет?