— Нет, — Грейсон издал смешок. — Я нанял дизайнера интерьера по имени Адалин Грант. Ее муж Харрисон — мой друг. Я приобрел эту квартиру на аукционе по продаже залоговой недвижимости практически за бесценок, и она отчаянно нуждалась в ремонте. Так что, я пригласил Адалин, и эта женщина сотворила чудо.
— Я еще не была в остальной части дома, но из того, что уже видела, могу сказать, она великолепно справляется со своей работой.
— Она лучшая. Пойдем, я покажу тебе остальную часть. — Грейсон протянул мне руку.
Я приняла ее, и мы спустились вниз по лестнице, где он показал мне медиа-зал с бильярдным столом и большим телевизором, занимавшим большую часть стены. Когда мы вошли в гостиную, первое, что бросилось мне в глаза — рояль в углу. Это не просто какое-то старое пианино.
— Это что, рояль «Стейнвей»? — спросила я, подходя к нему и проводя рукой по глянцевой отделке черного дерева.
— Да, — улыбнулся Грейсон.
— Он стоит около пятидесяти тысяч долларов.
— Да. Так и есть.
— Ты играешь? — поинтересовалась я, не в силах отвести взгляд от инструмента.
— Играю. Ты, должно быть, и сама кое-что знаешь о пианино, если сразу узнала марку.
— Мама начала учить меня игре на пианино, когда мне было около четырех. На самом деле, думаю, мне было еще меньше. Ее бабушка была концертной пианисткой, путешествовавшей по всему миру. Она научила ее играть. Мама говорила мне, что мечтает купить рояль «Стейнвей», и тогда мы сможем вместе с ней сесть и поиграть. Когда она умерла и меня отправили жить к тете, мне повезло, что у нее было пианино, на котором я могла практиковаться. Но я играла только тогда, когда ее не было дома. Если осмеливалась шуметь, когда тетя спала или была с похмелья, она орала на меня целый час.
— А она играла?
— Нет. Дом достался ей уже с пианино, и ей нравилось скидывать на него одежду. Она никогда не хотела учиться играть. А кто тебя научил? — полюбопытствовала я.
— Моя бабушка. Она начала учить меня, когда я был маленьким, точно так же, как твоя мама поступила с тобой. Для меня пианино — это то же самое, что для тебя кулинария.
— Вау. Не могу в это поверить.
— Сыграй для меня что-нибудь.
— О боже. Нет, Грейсон, я не могу.
— Можешь, — он положил руки мне на бедра, заставив сесть на черную стул. — Это твой шанс сыграть на Стейнвей. Ты действительно собираешься отказаться от него?
— Думаю, нет. — Я прикусила нижнюю губу и посмотрела на него снизу вверх.
Сделав глубокий вдох, вытянула пальцы и мягко нажала пару клавиш, чтобы почувствовать инструмент и услышать великолепный звук, который он издает. Я начала играть «Богемскую Рапсодию» группы «Queen». Не успев осознать это, погрузилась в музыку. Пальцы помнили, что делали, как будто я играла только вчера. Грейсон стоял там, облокотившись на край рояля и улыбался, слушая, как я высвобождаю свой талант. Я закончила играть, и он медленно похлопал в ладоши.
— Мне кажется, ты скрытый профессионал. Я почти уверен, что ты унаследовала талант своей бабушки. Твоя игра просто феноменальна, Харпер.
— Спасибо. Боже, как же хорошо снова сесть за пианино. Давненько это было. Твоя очередь. Хочу послушать, как ты играешь.
— Я тебе потом что-нибудь сыграю. Ужин должен прибыть с минуты на минуту.
Глава 26
Грейсон
Когда Харпер сказала, что умеет играть, я и понятия не имел, что она настолько хороша. Вот дерьмо. У нас обоих есть что-то общее. Чарльз позвонил мне и сообщил, что доставили ужин. Лифт звякнул, и из него вышли два человека, одетые в черное с большими термосумками в руках.
— Добрый вечер, мистер Родс. Хотите, чтобы мы накрыли стол?
— Да. Вот сюда.
Я провел их в столовую. Харпер села, и я принес ей стакан воды, а себе бурбон.
— Что ты заказал? — Ее лицо озарилось улыбкой.
— Увидишь, — Я подмигнул ей.
Один из официантов достал из сумки две большие тарелки с бифштексом и хвостом лобстера, красным картофелем с пармезаном и тушеной зеленой фасолью. Другой официант поставил на середину стола большую тарелку с салатом и блюдо свежего горячего хлеба с медовым маслом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я положу десерт в холодильник, — сказал он.
— Хорошо. Спасибо.
Сунув руку в карман, я вытащил деньги и дал каждому из них щедрые чаевые.
— Благодарю вас, мистер Родс. Приятного вам ужина.
— Обязательно. Спасибо.
Сев напротив Харпер, взял вилку.
— Выглядит восхитительно, Грейсон. Спасибо.
— Не за что. Надеюсь, ты любишь бифштекс и лобстера. Уже после того, как я сделал заказ, у меня появились сомнения. Возможно, следовало сначала спросить у тебя.
— Я люблю бифштекс и лобстера. Ты молодец.
— Просто чтобы ты знала, у меня был запасной план на случай, если тебе это не понравится.
За ужином мы говорили о работе. Когда закончили, Харпер встала и начала убирать со стола.
— Иди сядь. Ты моя гостья, я все уберу.
— Ты был моим гостем и настаивал на помощи, так что я делаю то же самое. Кроме того, будет быстрее, если мы сделаем это вместе. Мне не терпится услышать, как ты играешь на пианино.
— В холодильнике стоит десерт, — произнес я.
Она положила руку на живот.
— Десерт я определенно съем позже. Я так объелась. Ужин был очень вкусный. Спасибо, — она потянулась и легонько поцеловала меня.
— Не за что. Я рад, что тебе понравилось.
— О. Я сейчас вернусь. Хочу тебе кое-что показать, — возбужденно воскликнула она.
— Хорошо. Я буду на кухне.
Она вернулась через минуту.
— Это мой ребенок, — она так широко улыбалась, держа передо мной снимок ультразвука.
Когда я посмотрел на изображение, мое сердце начало бешено колотиться, и на меня накатила волна жара.
— Видишь. Вот голова, а вот тут — маленькая ручка.
Я сглотнул, не зная, что сказать.
— Вау. Никогда раньше не видел ультразвукового снимка. Ты знаешь пол?
— Узнаю на следующем УЗИ через несколько недель.
— Ты хочешь этого? — небрежно спросил я.
— Да. Я хочу знать, чтобы украсить детскую и начать покупать одежду соответствующего цвета. Ну, знаешь, голубой для мальчика и розовый для девочки.
— Конечно. Это правильно.
Мне стало неловко от просмотра изображения и нужно было сменить тему, пока Харпер не заметила.
— Когда ты должна родить?
— Шестнадцатого ноября.
Жар прилил к моему телу, отчего я резко вдохнул.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Да. Просто шестнадцатого ноября у меня день рождения.
— Боже мой! Ты шутишь. Вау. С ума сойти.
— Это правда, — Я отвернулся и поставил тарелку в посудомоечную машину. — Я могу закончить уборку позже. Хочу сыграть для тебя.
Правда заключалась в том, что мне нужно было сесть и сыграть, чтобы восстановить душевное равновесие. Мой ребенок родится в мой же день рождения. Какого хрена? Взяв Харпер за руку, я подвел к пианино, где мы оба сели, и я начал играть «К Элизе» Бетховена, но более темную и чувственную версию. Закончив, я посмотрел на Харпер и увидел на ее лице улыбку.
— Это было очень красиво, Грейсон. Это «К Элизе», правда?
— Да. Я немного изменил ее.
— Ты реально хорош, — она поцеловала меня в щеку. — Можно мне? — Харпер положила руки на клавиши.
— Конечно.
— Я бы попросила тебя присоединиться, но не уверена, что ты сможешь угнаться за мной, — ее улыбка стала шире, когда пальцы начали двигаться по клавишам, и она заиграла «Буги-вуги».
Улыбка не сходила с моего лица, пока я слушал, как она играла соло, прежде чем присоединиться к ней. Положив пальцы на клавиши с другого конца, я присоединился к ней, и мы начали играть вместе. Я добавил несколько нот, но она даже не вздрогнула. Просто продолжала играть со мной в унисон. Мы раскачивались взад-вперед, смеясь, пока не сыграли последнюю ноту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Поверить не могу! — Она рассмеялась.
Я обхватил рукой ее щеку и посмотрел в ее прекрасные голубые глаза.
— Ты поистине потрясающая женщина, Харпер, — серьезно сказал я.