Читать интересную книгу Блуждающая в Пустоте - Аарон Дембски-Боуден

— Ну же, — протянул космодесантник. В его голосе, искаженном воксом и похожим на пчелиное жужжание, они все уловили холодный азарт. Вопреки вызову, Толемион не стал ждать, когда противники выстрелят, и в то же время не хотел рисковать, позволив им сбежать. Увенчанный гребнем шлем наклонился при приближении, а его занесённый молот пронзительно визжал, готовый обрушить свою сокрушительную мощь на головы врагов.

Аурум, Клинок Ангелов, отразил первый удар. Золото заскрежетало по оружейной латуни, когда пророк защищался от ударов атак чемпиона. Толемион вырвался из клинча с первой попытки и нанес удар по эфесу меча. Удар молота, отклонившись, пошел по касательной, но угодил по сведенным вместе запястьям Повелителя Ночи. Талос выронил клинок из рук, и Толемион ударом ноги впечатал пророка в сводчатую стену, добив его ударом наотмашь в солнечное сплетение. Разбитая аквила на нагруднике Талоса обуглилась, когда глубокие трещины разбежались по ней символичной звездой.

— Смерть тебе, еретик!

Когда Талос упал, присоединившись к лежавшему на палубе Меркуциану, Сайрион и Узас разом пригнулись. Первый набросился на увесистый щит, вцепившись латными перчатками в его края. Если бы он сумел вырвать его их рук Толемиона или хотя бы оттащить вниз, Узас мог бы нанести ему смертельный удар.

Он осознал свою ошибку, как только схватился за украшенный щит. Узас был невообразимо небрежен в своих лучших проявлениях, когда дело касалось стайной тактики. Его не охватывало отчаяние, как это бывало с его братьями. Да и Толемион не был настолько глуп: вовремя распознав приближавшуюся угрозу, он приложил Сайриона головой об стену, когда Повелитель Ночи схватился за щит.

Давление было такое, как если бы он попал под гусеницы «Лендрейдера». Сайрион не мог произнести ничего, кроме сдавленных вздохов, когда его методично вжимали в стену. Дотянувшись до края щита, он выстрелил в колено чемпиона из своего пистолета. Выстрел не причинил ему особого вреда, а лишь поцарапал керамит. Толемион использовал свой замах, чтобы завершить ранее начатый бой с Узасом. Когда владелец топора приготовился нанести очередной удар, ему в лицо угодил громовой молот. Он пробил слабую броню и секундой позже ударил по нагрудной пластине. Молнии зловеще заиграли по всему доспеху, когда воин упал на палубу вслед за братьями.

Закончив с остальными, Толемион отпустил Сайриона. Пошатываясь, легионер сделал шаг вперед, выронив оружие из онемевших рук. От третьего и последнего удара щитом он зашатался на пятках и безвольно осел на палубу.

— Твоя нечестивость претит мне.

Злобное гудение брони Толемиона вторило его громоподобному голосу. Приблизившись, он встал над Сайрионом и наступил на нагрудник Повелителя Ночи.

— Стоило ли отворачиваться от величия Императора? Неужели все твои злобные достижения оправдывают гнилое существование теперь, когда твоя жизнь подходит к концу?

Смех Сайриона прервал кашель, но и он звучал как смех.

— Тринадцатый Легион…всегда славился…лучшими ораторами…

Толемион поднял свой молот. Выражение его лица было скрыто за прочной лицевой пластиной шлема.

— Сзади, — Сайрион продолжал хохотать.

Толемион не был глупцом. Даже новобранца не провести таким грубым розыгрышем. Этот факт на фоне беспрестанной болтовни абордажных команд, обменивающихся сообщениями по воксу, объяснял, почему он был застигнут врасплох подкравшимся сзади Ксарлом.

Сайрион был единственным из Первого Когтя, кто видел последовавшую дуэль. То, что он видел, осталось с ним до той самой ночи, когда он погиб.

Они не набросились друг на друга сразу же. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, каждый разглядывал трофеи и знаки отличия, которыми была увешана броня соперника.

Толемион был в образцовом имперском снаряжении, с восковыми печатями чистоты, почетными свитками и аквилами, украшавшими его великолепный доспех. Ксарл был его порочным отражением: его броня была увешана клочками содранной кожи вместо пергаментных свитков, а также черепами и шлемами имперских космодесантников, болтавшимися на ржавых цепях.

— Я — Толемион из Ордена Генезиса, Страж Западного Протектората. Я — Конец Еретиков, Бич Предателей и верный сын лорда Жиллимана.

— Ну надо же, — хохотнул Ксарл в вокс-репродуктор, — должно быть, ты очень гордый.

Он подпихнул ногой что-то круглое и тяжелое, валявшееся на полу у них под ногами. Предмет покатился к сапогу Толемиона. Шлем космодесантника Генезиса: глазные линзы выбиты, а лицевая пластина забрызгана кровью.

— Ты будешь кричать так же, как и он, — улыбнулся Ксарл.

Чемпион никак не отреагировал. Он даже не шелохнулся.

— Я знал этого воина, — в его голосе звучала трагическая забота. — Это был Калеус, рожденный на Новых Землях, и я знаю, что он умер, как и жил: с отвагой, честью и не ведая страха.

Ксарл обвел мечом сцену, указав на распростертые на полу фигуры воинов Первого Когтя.

— Я знаю каждого из этих воинов. Они — Первый Коготь, и я знаю, что они умрут, как и жили: пытаясь убежать.

А затем он рассмеялся. Насмехательств над поведением чемпиона Генезиса было недостаточно, чтобы ввергнуть имперского полукровку в ярость, но смех Ксарла стал последней каплей.

Толемион приблизился, держа наготове молот и высоко подняв щит.

— Якшайся дальше со своими черными богами, еретик. Сегодня ты познаешь…

Ксарл фыркнул от раздражения.

— Я совсем забыл, как вы, герои, любите собственные голоса.

Когда Толемион подошел ближе, Повелитель Ночи взял двуручный цепной клинок в одну руку. Другой он поймал рукоять цепного топора Узаса, подцепив его с палубы. Оба лезвия взревели, перемалывая зубьями воздух. По пути сюда он сразил семерых имперских космодесантников, и теперь их кровь фонтаном брызг разлеталась с завывавших зубьев цепного меча. Его тело обливалось потом под броней, в то время как в глазах плясало окрашенное болью и гневом веселье. В местах, где доспех был пробит, его колола жгучая боль от полученных ран.

— Давай приступим, — произнес он, улыбаясь. — Жду не дождусь, когда позволю нашим рабам использовать твой шлем в качестве ночного горшка.

Дельтриану не требовалось дышать в привычном понимании этого слова, но оставшейся органике требовался кислород для нормального функционирования, и протекавшие в с его учаситем процессы можно было лишь замедлить при необходимости. Аугметический эквивалент задержки дыхания предназначался для манипуляций с внутренним хронометражем, заставляя его работать на минимально допустимой скорости. От этого он двигался медленно и вяло, но зато мог работать в безвоздушном пространстве до трех часов по его самым смелым расчетам.

Его роба колыхалась вокруг при ходьбе. Ребристый корпус «Эха проклятия» простирался на километры вперед и назад под его когтистыми опорами. Куда не посмотри, повсюду были лишь пустота космоса и далекие звезды, мерцавшие в бесконечности.

Вражеский корабль кружил вокруг «Эха проклятья», хищнически выжидая и отбрасывая тени на корпус большего крейсера, когда загораживал далекое солнце. Это был тяжеловооруженный ударный крейсер, на носу которого красовалось имя «Мантия Диадемы». Адепт вопреки своей воле заключил, что это было крайне красивое имя для боевого корабля.

Дельтриан сделал еще шаг, осторожно двигаясь по внешнему корпусу в сопровождении слуг. Большинство были в защитных костюмах и респираторах. Некоторые, как и сам Дельтриан, были закутаны в просторные балахоны. Путь группы лежал по поврежденным секциям корабля, через похожие на кратеры углубления и участки изуродованной стали. Корабль мог прожить целую вечность, не уделяя внимания внешним повреждениям, но несколько секунд неудачного обстрела определенных секций могли обернуться настоящей катастрофой.

— Ваше преподобие, прошу вас, — обратился по воксу один из младших адептов Дельтриана. Не найдя подходящих слов из человеческого лексикона для выражения недовольства, адепт выпалил тираду оскорбительного кода по каналу связи. Дельтриан повернулся к нему. Мигая линзами из-под капюшона, на него уставился череп. Внешность Дельтриана была просчитанной хитростью, целью которой было вызывать дискомфорт у простых смертных. Его собрат-механикум мог уловить недовольство в едва заметных движениях мимики, вплоть до прикрытых диафрагм оптических линз.

Адепт уже готовился принести извинения, когда Дельтриан заговорил.

— Лакуна Абсолют, если вы намерены и дальше отвлекать меня своими возражениями, я разберу вас на запчасти. Пошлите мне импульс подтверждения понимания вами мной сказанного.

Лакуна Абсолют передал всплеск кодов подтверждения.

— Отлично, — Дельтриан вновь сконцентрировался на своих обязанностях. — Сейчас не время для того, чтобы излагать оптимальные функциональные специфики.