Читать интересную книгу Тигры и земляника - Айрат Галиуллин

«Музыка возникает не в пальцах и даже не в голове. Она приходит оттуда, – он поднимал палец вверх. –Принимайте послание, концентрируйтесь на нем и пропускайте через чакры. А музыкальный инструмент – лишь дверь в конце туннеля…»

Николай Николаевич научил меня медитировать. Привил любовь к созерцанию. Открыл для меня восточную философию. «Существование есть иллюзия. Пойми – и выйди за пределы. Вот путь ясных». Гэ Эс Будда.

М-да… Майский вечер, ореховый вкус ликера, и томительная мелодия Джозефа Косма.

У меня была жизнь, дружище. Мне есть что вспомнить.

Помянул буддизм и вспомнилось мне одно высказывание. Есть такой учитель, Ошо зовут. Правильный чувак. Так он сказал: «Чтобы следовать пути Будды, человек должен быть бунтовщиком. Бунт – это вкус его существа».

Ты согласен, дружище, что человек не должен жить как в клетке? Не верь канонам, нарушай запреты! Только так ты познаешь истину. Бунтуй, ерш твою медь! – этому слогану я следовал всю жизнь.

И получал, соответственно, по кочану.

Серьезно, дружище, сколько себя помню, я восставал против системы. Воспитательница в детсаде называла меня хулиганистым отродьем. В школе я вечно конфликтовал с учителями. В консерватории умудрился поругаться с заведующим кафедрой и потому все экзамены сдавал с пятого раза.

Путь Будды, однако.

И в театре так же получилось. Есть у нас один дирижер… насколько именитый, настолько же несдержанный на язык. Самодур. И вот однажды сидим мы, «Иоланту» репетируем (ты уже в Яндексе освоился, дружище?). Там есть довольно хитрое место, первая флейта выводит сложный пассаж. А на месте заболевшего флейтиста в тот день была девочка-стажерка.

Сходу сыграть она не смогла. Дирижер эпитетами посыпал, заехидничал. Девочку от испуга и вовсе переклинило. Репетиция встала. Маэстро шипит, бледная стажерка пытается сыграть руладу, народ молчит. Европейской же величины человек, страшно перечить. Тут я за девчонку и встрял, как дурак.

Дирижер на меня переключился. Мило разговорились, трень-брень, слово за слово… В общем, послал я его. На три буквы. При всех.

На этом репетиция закончились, музыкантов отпустили. На другой день администратор оркестра подходит и говорит: «Виргус, я тебя долго от начальства отмазывал, ты знаешь. Но сейчас маэстро категорически настаивает». – «Ладно, Андреич, – говорю, – на тебя я не в обиде». И накатал заявление.

«Бунт – это вкус его существа».

Побродил я в поисках приличной работы, потыркался, но, похоже, репутация моя того… Подмоченной оказалась неожиданно для меня. Музыкальное сообщество, дружище, это маленькая деревня, все друг о друге знают. В конце концов кое-как устроился преподом в музыкалку.

Вообще-то с детьми мне работать нравится, только опять у меня нелады с начальством. С директором, что интересно, мы вполне вась-вась, да только он на все уже забил. Спит и видит, как бы на пенсию выйти. Заправляет в музыкалке завуч Луиза Харисовна. Ох и стервозная баба, простите, если что не так… С первого дня ко мне неровно дышит.

Ладно, еще об этой дуре говорить.

Все пройдет.

Воспарить над отчаяньем -

Вот путь сияющих.

Было время (ну, недели две) когда я даже в депрессняк впал. Все ж навалилось одновременно – с работой какая-то фигня, Ленка вытурила, сорокалетие на горизонте замаячило… (Непростая дата – 40 лет, но про нее рассказ дальше).

А тут как раз Ботану травку принесли… А, я забыл сказать, чем Ботан занимается. Он программер, и не какой-нибудь желторотик, а из мастодонтов. Еще с перфолентами работал. Старая школа, боевой конь, что борозды не испортит.

И вот, забили мы с Ботаном косяк, а под это дело трындим. О том о сем, на медитации разговор свернул. Ботан спрашивает меня, как старого буддиста, какие ощущения в состоянии самадхи. Я как могу объясняю. А он говорит – типа, похоже на эффект от ЛСД. Только там ярче.

«Ну-ка, ну-ка, – говорю я, – с этого места подробнее».

А Ботану же только волю дай! Сразу лекцию затеял, высоконаучную: «ЛСД, или диэтиламид лизергиновой кислоты, почти случайно открыт в 1942 году профессором Альбертом Хофманом, когда он работал в фармацевтической корпорации…» – «Стой, стой, – кричу я, – тормози! Здесь тебе не «Умники и умницы». Опустим формальности, действие-то какое?» Ботан смачно затянулся, дыхание задержал, потом выдохнул и говорит: «Расширение сознания. Выход в иные миры».

М-да, дружище, знал бы я тогда, что меня ждет в «иных мирах»…

Тлеет косячок.

Неспешный разговор

О вечном.

Стали вспоминать, кто из музыкантов этой заразой баловался. Сознание расширял. Джим Моррисон, так? Джимми Хендрикс. Битлы не брезговали. Из джазменов – Дженис Джоплин, Джо Кокер, старина Колтрейн… Легче сказать, кто не пробовал.

Про ЛСД я, конечно, и раньше знал. Но сейчас, видать, созрел. Время пришло, то самое.

«Давай, – говорю я Ботану, – с расширением сознания экспериментировать!» Ботан задумался и… думал минут десять, наверно. Ну, он когда курнет – ужас какой тормознутый. Я уже решил, что он про меня забыл, когда он рот раскрыл: «ЛСД я не знаю, где достать. А вот мескалин… Есть один тип, промышляет этим». Я поморщился, типа – кактусы жрать?! А Ботан уже накумарился, понесло его. «Ты что! Кастанеда, Дон Хуан, отдельная реальность!.. «Под воздействием мескалина я вдруг ощутил, что бог и дьявол находятся не за пределами моего сознания, но внутри меня…»» – сладко пел он.

Бог и дьявол внутри меня… Понравилось мне это, дружище, я ж не знал как оно обернется. «Ладно, – говорю, – хрен с тобой. Заверните в бумажку».

Тут до Ботана дошло, что я говорю на полном серьезе. Врубил он задний ход, да от меня отцепиться мало кому удавалось. В общем, вынудил я Ботана познакомить меня с наркодилером.

Хм, дилер… Я как-то по-другому их представлял. Этот Вадик был перепуганным и слегка пришибленным на голову пареньком лет двадцати. Мы встретились в подземном переходе на «кольце», он сунул мне перемотанный скотчем черный полиэтиленовый пакет, и озираясь по сторонам, прогундосил: «Это как бы не мескалин, но не хуже. Грибы, как бы. Галлюциногенные». Я в пакете дырку проковырял, заглянул – там поганки какие-то. Ножки тоненькие, коричневые, шляпки фиолетовые. По виду – полная хрень.

Говорю: «Что ж ты, зараза, делаешь! Тебе разве грибы заказывали, ишак потомайский?!» А Вадик сморщился весь и шипит: «Тише ты! Я же говорю – грибы как бы не хуже. Попробуй сначала, если не понравится – я деньги верну. Все, расходимся в разные стороны, и ты меня как бы не знаешь».

И смылся.

Ну, пришлось грибы лопать, вместо пейотля. Какой приход я поймал, уже рассказывал, дружище. Помнишь, Агиба хайку читала? Ну вот.

А на другой день я прямо с утра поганку зажевал и с Агибой разговорился. Только она что-то не в духе была, сбежала быстро. Потом я бродил по ботановской квартире и все забывал. Серьезно. Хочу, к примеру, воды из чайника глотнуть, прихожу на кухню… и думаю – зачем я здесь? Или обращаюсь к Ботану и к середине фразы уже не помню о чем хотел сказать.

Но ягодки пошли, когда я прилег на диван. Не успел закрыть глаза, как понеслось!

Я почувствовал, что меня уносит назад. Лечу затылком вперед по коридору, на стенах которого огни светильников. Они вылетают у меня из-за спины, стремительно проносятся и остаются позади. Коридор все время изгибается, поворот за поворотом, скорость нарастает… Свет плафонов сливается в одну сплошную дорожку, меня переворачивает, и я теряю представление – где «верх», где «низ», где «право», а где «лево»…

Меня затошнило и я открыл глаза.

В комнате стало темнее. Я решил встать и включить свет, но обнаружил, что пристегнут к дивану наручниками. Ну, знаешь, кожаные такие, с клепками, в порнушках наверняка видел. Хочу пошевелится – не могу. Тогда я закричал: «Ботан, мать твою за ногу, что за хохмочки?! А ну отвязывай быстрее!»

Из своей комнаты медленно выходит Ботан… Его лицо в тени, свет падает сзади. Я присматриваюсь и вдруг с ужасом понимаю, что не Ботан это вовсе. Бр-р-р…

Погоди, дружище, в курилку выйду. Давай подымим, легче вспоминать будет.

Так вот. Выходит какой-то фуфел, фигурой вроде бы Ботан, но лицо не совсем его. Как объяснить… Ну, как будто это гипсовый слепок с ботановского лица. Такой же бледный и с пустыми глазницами.

И движется этот псевдо-Ботан неспеша в моем направлении. Я струхнул, признаюсь, дружище, но нашел в себе силы дать отпор. «Пошел на хер! – говорю. – Не приближайся, хуже будет!». А он тихо отвечает (голос чисто ботановский): «Мне уже хуже не может быть, Виргус».

Приблизился к дивану и остановился.

- Хуже быть не может, потому что я скорблю, Виргус.

- Эээ… Знаешь, я тоже скорблю вместе с тобой, уже почти плачу. Только отстегни браслетики, будь другом, – прошу я, стараясь не смотреть на него.