— Твоих денег я тоже не хочу, Герман. Поэтому и жду квоту. — негромко произнесла, утирая слезы.
— Полина, не начинай! Это не обсуждается.
— Ты не понимаешь, Герман…
— Это ты не понимаешь! Я не буду стоять в стороне и ждать чуда! Мы будем бороться за твою жизнь. Вместе! — после таких слов и умереть не страшно. Он так крепко прижимал меня к себе, что я могла задохнуться.
— Не перебивай меня, Герман. Я хочу, чтобы ты знал. Операция может сделать меня инвалидом, — ко мне вернулись все прежние страхи. Наверное, сейчас я чувствовала их еще острее, ведь теперь у меня появилась надежда. — Врачи говорят… — набрала побольше воздуха в легкие и произнесла: — я могу остаться слепой или сумасшедшей…
Главва 25
Герман
— Врачи говорят… — замечаю, как она собирается с силами, чтобы продолжить: — я могу остаться слепой или сумасшедшей… — медленно выдыхает, и добавляет: — это ведь головной мозг, задень любой нерв и ты инвалид…
Блин! Думал и сам об этом, пока ехал домой. Надеялся, что если нет метастазов, не должно возникнуть проблем. А тут…
Словно удар под дых получил. И ведь не закроешь глаза, чтобы переварить информацию, не уйдешь подумать, потому что она смотрит в твои глаза и ждет вердикт. Дашь слабину, она перестанет тебе верить. Потеряет надежду. В душе ее поселится страх.
— Я буду рядом, Поля, — даю обещание. И как же хочется верить, что смогу его выполнить. Смотрю в ее глаза, не моргаю. Пусть черпает оттуда веру.
Я видел безумие в глазах Наташи. Тогда мне не было страшно, я испытывал сожаление и четко понимал, что ей нужна помощь.
С Полей все настолько хрупко, что я теряюсь в своих эмоциях. Смерть, безумие, слепота… И такой же шанс выздороветь полностью. Мы будто вызвались сыграть в русскую рулетку, но у Поли лишь одна попытка. Не можешь отказаться. Не можешь предугадать результат.
Мне реально страшно и я признаюсь себе в этом. Страшно ее потерять. Моя сила, власть, деньги могут оказаться бесполезными.
Целую ее в губы. Чтобы отвлечь. Чтобы дать себе время смириться с ее диагнозом. Впереди долгая дорога и мы пройдем ее вместе. Чтобы там не случилось, я не оставлю ее.
— Больше смерти, я боюсь, что после операцию останусь неполноценной. Думаю, зачем Маше такая мать. Да и буду ли я понимать, что она моя дочь?
— Прекращай нагнетать, Полина! Ты поправишься, будешь заниматься воспитанием нашей дочери. Маша будет гордиться своей мамой. — я говорил уверено. Верил в то, что произносил. Нельзя поддаваться страху и переживаниям. Есть проблема, которую нужно решать. Найдем лучших хирургов, минимизируем возможный риск.
Его боль и страх, будто волной накрыли и меня. Я не дам утонуть Поли в ее переживаниях.
— Спасибо, — шепчет мне в губы и целует. Подхватываю ее на руки, присаживаюсь на кровать, а Полину пускаю на свои бедра.
— Герман, тебе нельзя! — швы на груди напомнили о моем ранении, стискиваю челюсть, чтобы не застонать. — Кровотечение может открыться.
- Не болит почти, Полина. Зажило все. — сейчас мне моя рана кажется царапиной. Несколько дней и только короткий шрам будет напоминать об ударе ножом.
Она большая молодец. Держится. За дочкой ухаживает. Полина боец. Но я все равно считаю несправедливым, что на ее долю выпало такое испытание. Не должна молодая, хрупкая, красивая, нежная девушка сражаться за свою жизнь. И мне все равно, что жизнь, в общем-то, несправедлива.
Прижимаю ее к своей груди. Зарываюсь пальцами в шелковые пряди волос. Целую Полину за ушком, в висок. Я всегда ее хочу, но сейчас запрещаю себе даже думать о сексе. Хочу просто ее обнимать. Успокоить. Зарядить Полину уверенностью.
Нужно поговорить со своими родными, предупредить, чтобы Полю не волновали. Она должна испытывать только положительные эмоции. Настрой на лечение не менее важен, чем процесс лечения…
Мы долго сидели и общались без слов. Прикосновением рук. Взглядами. Нам нужен был этот час, чтобы побыть вдвоем. Когда вернулись мама с Машей, Поля уже взяла себя в руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мне хватило взгляда в сторону мамы, чтобы понять, она все знает. Не удержалась и позвонила Андрею, а тот успокоил родительницу. Брату я сам рассказал, как только ушла мать Полины.
— Так мои дорогие, я понимаю, вы молодые и вам хочется побыть вместе, но нужно думать и о Маше. — заявила моя мама строго. Я пытался взглядом остановить, опасался, что ее слова расстроят Полю, но мама продолжала: — В парке всякая шантрапа гуляет. Ходят, шумят, ребенку спать не дают. Загазованность, машины. Пьяные соседи. — я не знаю, к чему мать ведет, но она явно преувеличивает. Я не скрывал своего удивления, мои брови скептически ползли вверх. Это элитный охраняемый дом в центре Москвы и пьяным тут можно встретить разве что отмечающего юбилей артиста вроде Коли Баскова. — Герман, я предлагаю переехать к нам. Андрей в свое время так поступил и не пожалел. И не возражай, — выставила она вперед ладонь. Я и не думал, но решение останется за Полиной. — Кругом природа. В любое время можно вынести ребенка на свежий воздух. Тихо, спокойно. И Поле мы с Машей всегда поможем. И приготовим и уберемся. Да и с Таней ей будет, о чем поговорить. — мне нравился план. Полину лучше не оставлять одну. Ей нужна помощь с Машей. А дружная семейная бригада не позволит ей погрузиться в свои страхи. Я по возможности всегда буду рядом. — Что скажете? — спросила мама. Я пожал плечами и посмотрел на Полю.
— Герман, можно тебя на минутку? — спросила и, не дождавшись ответа, скрылась за дверьми спальни. — Ты не хочешь переезжать?
- А ты?
— Хочу. Я теряю зрение. Стоит разволноваться, и я практически ничего не вижу. Даже не представляю, как буду справляться без Зинаиды Владимировны. — честно, искренне. Взгляд умоляющий, будто я смогу ей отказать.
— Скажешь: полетели на луну? Мы полетим, Поля!
Глава 26
Полина
Мы переехали в семейное гнездо Черногоровых. Это было правильное решение. Сложно первое время было привыкнуть к большой семье. Спокойно в доме бывает лишь тогда, когда дети спят. Обязанности женщины не делили. Молодые бабушки старались нам с Таней во всем помогать. У меня была возможность отдохнуть, поспать вместе с Машей.
На новой недели мне предстоит лечь в больницу. Заново пройти полное обследование. Черногоровы нашли хороших специалистов, но все прогнозы только после повторного обследования. Герман и его семья делали все, чтобы я не переживала, но не думать о предстоящей операции не получалось. Так хочется остановить время. Наслаждаться мгновениями счастья: улыбкам дочери, нежности любимого мужчины.
— Ты грустишь? — в комнату вошел Герман и застал меня сидящей в кресле. Я смотрела в одну точку — ночник на стене, что не осталось без внимания.
— Нет. — мотаю головой и пытаюсь улыбнуться. Хотя знаю, он все видит и понимает. Стоит мне остаться наедине собой и страхи все возвращаются. Они не дают мне спать ночами.
— Одевайся, съездим кое-куда. — Герман вел себя уверено и спокойно, рядом с ним я заряжалась энергией.
— Ночью? — не знаю, куда он собрался, но очень надеюсь, что там будет светло. В темное время суток, я практически слепая.
— Не помню, чтобы раньше тебя пугала ночная жизнь. — улыбнулся Герман. Он прекрасно понимал, о чем я беспокоюсь, но не позволял зацикливаться на моих болячках. — Я буду рядом, Поля.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А Маша? — все еще искала отговорки, страшно покидать уютное безопасное пространство.
— Прекрасно себя чувствует в обществе бабушки. Мама ее уложит спать, не переживай.
— Ты не скажешь, куда мы едем? — желала получить больше информации. Будто это знание придаст мне уверенности.
— Погулять. Надевай удобную обувь.