Читать интересную книгу Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского - Феликс ШАБУЛЬДО

Представляется весьма интересным хотя бы приблизительно выяснить состав феодальных сил Великого княжества Литовско- /63/ го, присоединивших к нему Чернигово-Северские и переяславские территории. Некоторые указания по этому вопросу содержатся в Любецком синодике, в который в свое время были записаны имена великих, удельных и служебных, но имевших владения в чернигово-северских землях, князей. Одна из записей этого ценнейшего источника гласит: "Князя Иоанна Любартовича, княгиню его Марию".[271] Из записи следует, что Иоанн Любартович не был великим князем черниговским, но владел какими-то землями в Чернигово-Северщине. В связи с тем что его имя больше не значится ни в одном из известных источников, которые начиная со второй половины 60-х гг. XIV в. все полнее освещают политические события и их участников в этом регионе, княжение Любартовича в Чернигово-Северских землях необходимо отнести к более раннему периоду, вероятнее всего, к рубежу 50–60-х гг. XIV в. Бесспорно, что он был сыном Дмитрия-Любарта от его первого брака с волынской княжной, дочерью Андрея Юрьевича.[272] Еще в одной записи упомянут князь Патрикий Давидович стародубский, которого исследователь синодика Р. В. Зотов вполне обоснованно принимал за сына Нариманта Гедиминовича, получившего Стародуб черниговский "от Ольгерда при подчинении последнему Северской земли, во второй половине XIV столетия".[273] Записан в Любецкий синодик также сын Явнутия Михаил и еще несколько князей, которых предположительно относят к литовским.

К названным Гедиминовичам следует причислить известных по белорусско-литовским летописям Федора Кориатовича, Андрея и Константина Ольгердовичей. Политическая активность Кориатовича, совпавшая с усилением наступления литовских феодалов на Русь, была вызвана, по-видимому, смертью князя Кориата, упомянутого в последний раз в документах в 1358 г., и последовавшим затем разделом его удела между Ольгердом и Кейстутом.[274] Следы этой активности, впрочем, очень неясные, нашли свое отражение в белорусско-литовских летописях пространной редакции первого и второго сводов (список Красинского, а также Рачинского, Ольшевский, Румянцевский). В отличие от "Повести о Подолье", эти списки верно указывают на более позднее, чем его старших братьев, прибытие в Подольскую землю Федора Кориатовича, сообщая при этом, что прежде он "держал" Новогрудок и, главное, "к тому еще Гомеи".[275] Гомель вместе с другими поднепровскими волостями в бассейне среднего Днепра и Сожа издавна принадлежал к владениям великих князей черниговских[276] и был присоединен к Литве, как уже указывалось, в конце 50-х гг. XIV в. Примечательно, что в грамоте Ягайла Ольгердовича от 1387 г., которой он пожаловал своему брату Скиргайлу в числе других земель также поднепровские волости, Гомель не /64/ указан.[277] Следовательно, этот город и его волость находились в то время во владении третьего лица, которым мог быть, в соответствии с известием летописей, Федор Кориатович. Не исключено, что он владел Гомелем еще с конца 50-х гг. XIV в. Что касается Андрея и Константина Ольгердовичей, то Хроника Быховца, перечисляя старших сыновей великого литовского князя, сообщает: "Четвертый Вингольт Андрей, удел его Трубчевск; пятый Константин, удел его Чернигов и Черторыеск".[278] Хотя в этом известии нарушен порядок старшинства среди Ольгердовичей, оно, на наш взгляд, не лишено правдоподобия, поскольку к началу 60-х гг. XIV в. оба брата находились в возрасте, достаточном для активного участия в политической жизни Великого княжества Литовского и, следовательно, могли иметь свои уделы.

Приведенные факты говорят о том, что большинство из осевших в землях Чернигово-Северщины литовских князей были связаны родственными, владельческими или иными узами с Волынью и Подольем. Это, прежде всего, сын волынского князя Дмитрия-Любарта Иоанн, Патрикий Давидович, брат которого Юрий Наримантович с 1352 г. "держал" Кременец на Волыни, владелец Черторыйска Константин Ольгердович, наконец, Федор Кориатович. Общим для них было и то, что почти все они являлись владельцами сравнительно небольших уделов или вовсе не имели их, но могли рассчитывать на военную помощь и поддержку могущественных ближайших титулованных родственников. В наступлении на земли Чернигово-Северщины приняли участие также князья Западной Руси – Андрей Ольгердович, владевший с середины 40-х гг. XIV в. Полоцком как подручник своего отца, и Михаил, сын заславльского князя Явнутия Гедиминовича, еще в 1352 г. связанного какими-то политическими интересами с Волынью. Принимая во внимание все эти обстоятельства, можно предположить, что основу войск Великого княжества Литовского, присоединивших к нему летом 1362 г. чернигово-северские земли, составляли воинские отряды из Волыни и Подолья, выделенные владетельными потомками Гедимина. Возможно, что в этой акции участвовали также военные силы Киевского княжества. Такой вывод напрашивается в связи с включением в его состав территории бывшего Переяславского княжества и некоторых черниговских и северских волостей.

В свете изложенного выше особое значение для освещения конкретно-исторических обстоятельств присоединения к Великому княжеству Литовскому Чернигово-Северской и Переяславской земель имеют сведения Рогожского летописца, одного из древнейших и наиболее авторитетных летописных источников по истории Руси XIV в. В частности, не случайной ошибкой пере- /65/ писчика, а результатом редакторской правки выглядит несогласованность чисел в фразе: "Того же лђта Литва взяли Коршев…" Ценно и сообщение Рогожского летописца о выступлении в Коршеве в момент его взятия местных политических сил, оказавших поддержку действиям литовских князей. Сама информация ("и сотворишася мятежи и тягота людем по всеи земли") явно завуалирована. Характерно, что в подобной форме выдержаны записи относительно способа захвата Брянска и, как представляется, утверждения власти великого князя литовского в Киеве. Так, Рогожский летописец, а за ним и Никоновский свод согласно утверждают, что подчинению Брянска Литве предшествовала причиненная "лихостию лихих людей замятьня велика и опустђнье града и потом нача обладати Олгђрд Брянском".[279] Детально проанализировавший это летописное известие С. Кучиньский пришел к верному в целом выводу, что оно в столь лаконичной и нарочито неясной форме сообщает о происходившей в городе борьбе между политическими группировками – пролитовской и ориентировавшейся на Москву, завершившейся поражением последней или даже изгнанием ее сторонников и, в конечном счете, утверждением власти Ольгерда. [280] Вывод этот служит ключом к расшифровке сведений Рогожского летописца о взятии Литвой Коршева и, возможно, упомянутого выше известия соборного определения 1361 г. о том, что утверждение в Киеве митрополита Романа "побудило" Ольгерда прибегнуть к расправе над какой-то частью местного населения.

Таким образом, следует констатировать, что наступление военных сил Великого княжества Литовского в Среднем Поднепровье на рубеже 50–60-х гг. XIV в. носило характер освобождения местного населения от ордынского ига и поэтому вызвало здесь поляризацию политических сил, обострение борьбы между пролитовской и промосковской группировками боярства. В конкретной обстановке, характеризовавшейся перевесом военных сил Гедиминовичей и явственно обозначившимся ослаблением могущества Орды часть боярства пошла на сговор с литовской великокняжеской властью, рассчитывая обрести в Великом княжестве Литовском реальную военно-политическую силу, с помощью которой можно было бы добиться полного освобождения от ордынского ига и обеспечить свои сословно-классовые интересы. В результате этого сговора сопротивление боярства противоположной политической ориентации было подавлено.

Продолжавшаяся в Орде внутриполитическая нестабильность, усиление сепаратистских тенденций в среде монголо-татарской знати, особенно ощутимое на окраинах ордынских владений, способствовали успеху освободительной борьбы угнетенных /66/ ею народов. В 1361 г. из состава Орды выделился Хорезм. С образованием в 1359 г. Молдавского феодального государства ее владения сократились в междуречье Нижнего Дуная и Днестра.[281] Следующий удар по господству Золотой Орды в Восточной Европе был нанесен в междуречье Днестра и Днепра. Здесь в битве у Синих Вод, явившейся центральным событием в наступлении Великого княжества Литовского на зависимые от монголо-татарских феодалов русские земли, были подорваны основы системы властвования Ордынской державы над Юго-Западной Русью.

Относительно даты Синеводской битвы в научной литературе до самого последнего времени встречаются определенные расхождения, обусловленные отличающимися между собой показаниями источников. В летописной Повести о Подолье, например, битва отнесена ко временам Ольгерда. В Хронике Быховца она датирована 1351 г.,[282] что противоречит данным других источников. М. Стрыйковский дает описание битвы у Синих Вод под 1331 г., но после рассказа об усобицах в Орде, помеченных им 1357–1361 гг.[283] Точную дату – 1362 г. – подают Густинская летопись, Никоновский свод и Рогожский летописец, причем последний содержит дополнительный определяющий признак: "осень" 6871 г., т. е. указывает на период с 24 сентября по 25 декабря 1362 г.