Ей и без того всё это время приходилось его прятать. Но за несколько дней до восемнадцатилетия дочери едва ли что-то случится.
А вольперы прекрасно умеют телепортироваться.
— Я мог бы и Вельвета проводить тогда.
— Он не попросил, — отзывается она легко. — Ему, видно, нравится переживать.
Кролик фыркает, решая ничего не отвечать.
Хозяйка кажется тихой и безобидной, но на самом деле она омут с чертями.
Марлен ложится на медвежью шкуру, которая была здесь ещё до её первого появления в замке.
Тяжёлые веки смыкаются.
Даже такое колдовство даётся со скрипом.
Гудит голова, раздражают звуки, доносящиеся снизу. Слуги репетируют урахадские песни. Или просто поют за работой. Она морщится, кладёт руку на лоб и вздрагивает. На мгновение ей чудится знакомый голос, льющийся совсем рядом, похожий на оставленный в жертву духам давно остывший чай. Холодный и мерзкий, ведь из него высосали всю энергетику.
— Праздник стучится в двери... Так открывай скорее.
Марлен подрывается и оглядывается, но в комнате никого нет.
Только будто стало чуточку холоднее.
И из коридора раздаётся топот маленьких ног.
Глава 24. Люблю не люблю
За ушами у кролика сизые перья. Клара перебирает их, стоя напротив Марка, который сверлит её тяжёлым и будто опасливым взглядом.
Она делает ещё небольшой шажочек, и он...
Едва ли не отшатывается.
Может быть, ей чудится, разумеется.
Или нет.
— Как себя чувствует мой свирепый, пепельный волк? — усмехается она, вдруг обнаружив у себя толику власти над сводным братом.
Вот бы самой не упустить это чувство, не испугаться и не дать волю сомнениям.
«Они думают, что он мне нравится... Поэтому это решение кажется им оправданным. Он знает об этом. Так чего же мне ломать комедию? А если что-то пойдёт не так... я откажусь от этого брака».
Так Клара себя успокаивает, стараясь заглушить набатом бьющиеся сердце.
«Или в конце концов... Можно ведь и побороться за него. Даже если он сейчас что-то скажет... не то... Можно продавить свою волю. Эрла я или не эрла?»
Марк не узнаёт её.
Это интригует и настораживает.
В её чёрных глазах есть некая решимость, непоколебимость, какой он раньше не замечал.
Точнее, всегда было упрямство, но сейчас что-то другое.
Пока он гадает, Клара умудряется засомневаться вновь:
«А если ему будет плохо со мной?»
Она даже не подозревает о том, что люди чаще всего в моменты её задумчивости делают не самые верные выводы. Впрочем, чаще всего в её пользу.
— Прекрасно, — усмехается Марк, правда, не очень натурально.
— А что если так и есть? — улыбается Клара. — Что тогда?
— Что если ты любишь меня? — уточняет он глухо.
Она слегка теряется, затем сдвигает брови и чувствует, что кролик ей мешает. Ситуация изменилась, теперь не щит нужен, а меч.
Она отпускает вольпера и вдруг... набрасывается на Марка, да так резко, что они оба валятся на снег.
Он смеётся.
— Ты сказала, что любишь меня. А потом набросилась. Я ведь даже ничего ответить не успел!
— Страшные вещи говоришь, — она с полубезумной улыбкой нависает над ним. — Я не против, чтобы ты был моим мужем. Я глубоко уважаю Вельвета, а тебе... можно доверять. И я тебя знаю.
— Значит, дело только в этом? — выгибает он бровь.
Клара стискивает зубы.
Почему он вынуждает её говорить об этом?
Почему именно она вообще должна что-то говорить?
— Ты мне так и не ответила... Что я должен был подумать? — скалится Марк.
Не ответила на что?
Она выгибает бровь.
Вилли, появившийся за сугробом от них, сделал бы то же самое, если бы мог, ведь он заметил симпатичную крольчиху прямо по курсу.
Глава 25. Первый поцелуй
Её тонкие и уже не такие холодные пальцы смыкаются на его горле с подрагивающим кадыком.
Красив до одури, кожа будто фарфор с алыми разводами.
В глазах, говорят, можно утонуть.
Клара теперь лучше понимает эту фразу.
Только она уверена, что скорее погибнет в несколько мгновений от холода, чем захлебнётся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Чёртов... чёртов...
Какой же он...
Она хмурится от всепоглощающего чувства беспомощности, даже несмотря на то, что он сейчас снизу, а её собственная хватка медленно, но верно крепнет.
Он лишь позволяет, у него много карт в рукаве, у неё ни одной.
Марк Харш выгибает бровь.
Будто спрашивает, собирается ли она делать хоть что-то.
И Клара отвечает тем, что приближается. Её лицо оказывается так близко, что его губ касается горячие дыхание.
— Ты уже забрал мой первый поцелуй, — усмехается она, почти касаясь уголка его рта, но тут же отстраняясь, прежде чем он делает рывок и меняет своё положение.
Раздаётся рык, заставляющий вольпера приподнять ухо. Клара оказывается на снежном насте, Марк нависает над ней, ухмыляясь.
— Как я мог не забрать его? Ведь я должен был уехать на целый год. Мало ли, что за это время могло произойти.
— В каком смысле? — она едва дышит, не сводя с него напряжённого взгляда.
— Я не мог контролировать тебя. Мало ли, кому бы ты отдала его за год.
Она не выдерживает и смеётся.
Вот же тварюга!
— Ты же не всерьёз? То была традиция, и поцелуй ничего не значил. Подумаешь. Я же в шутку...
Он мрачнеет.
— Да ну?
— Дурак! Если бы для меня это был тот самый первый поцелуй, отдала бы я его? Такие вещи предназначаются мужьям...
— Сразу двум? — хмыкает он.
Она пытается выбраться из-под него, но выходит плохо.
Да, на прошлый праздник на счастье они поцеловались под омелой. Ну и что? Так многие делали. И те, кто просто дружил.
А этот идиот, получается, думал, что всё, что нужно забрал, заклеймил, выходит, и со спокойной душой уехал на целый год.
Зная, что у неё есть жених.
И не брезгуя столичными девушками...
— Перестань!
— Раз не считается, — тянет он, — и раз только мужу, то...
Он склоняется к ней. У Клары замирает сердце. На мгновение она думает поддаться. Ведь что с того? Теперь он её официальный жених. Но...
Нет, эрла не может терпеть подобного отношения к себе!
Она отворачивается.
Марк и не думал целовать.
Он шепчет ей на самое ухо:
— Я спросил у тебя в записке, чего ты хочешь. Было бы хорошо, если бы ты ответила сейчас.
— Упрямый... — шепчет она. — Какой же ты упрямый мальчишка... И это я совсем не выросла?
Он отстраняется, чтобы окинуть её удивлённым взглядом.
— Может быть, — Клара приподнимается на локтях, — ты скажешь, чего сам хочешь? Может быть, тебе стоило сказать это перед тем, как покинуть меня на чёртов год, зная, что я буду готовиться к свадьбе. К мысли, что стану. Принадлежать. Другому, — выдыхает отрывисто.
В чёрных глазах сверкают искорки то ли задора, то ли гнева.
Это заставляет чёрного вольпера отпрыгнуть подальше.
Не волчий рык, но гнев женщины.
Интересно.
— Стоило, — произносит Марк с трудом, поднимаясь. — Но...
— Что? — почти что вскрикивает она.
— Я. Уже. Сказал.
Слышится ржание, в поле видимости появляются Вельвет со стражами. С другой стороны скачет Ворон, которого, видимо не без влияния Эрика, ферсвины всё-таки отпустили.
— Да пошёл ты! — поднимается Клара. — Ещё я буду пытаться разгадывать твои намёки! Вам там в академии запретили что ли выражаться словами через рот? Век бы тебя не видела, а лучше — вообще бы не знала.
Марк достаточно зрел, чтобы понимать всё происходящее, но всё же недостаточно, чтобы дать себе и ей успокоиться.
Он бросает резкое и холодное:
— Ясно, — будто последнее слово просто не может оставаться не за ним.
У Клары от раздражения дёргается угол губ.
Что это вообще сейчас было?
Вельвет спрыгивает с коня и в одно мгновение оказывается рядом с Кларой. Он обнимает её, крепко и тепло прижимая к себе судорожно дыша.