Читать интересную книгу Люди и Цверги - Сергей Русаков

– Знаешь, что означает кофейный узор в этой старинной чашке? – в голосе старой служанки задребезжали слезы. – Тебе недолго осталось!

Зарыдав в голос, няня президента, смешно семеня, выбежала из Овального кабинета.

* * *

Звигунов выпил вторую чашку кофе и снова для прикола вывалил кофейную гущу на блюдце.

* * *

– Разрешите войти?! – в резную, инкрустированную золотом дверь кремлевского кабинета российского премьера просунулась голова главы Администрации.

– Заходи! – премьер сидел за бумагами, разложенными на зеленом сукне рабочего стола.

Глава Администрации поспешил к приставному столу для совещаний и сел на ближайший к премьеру стул. Он знал, что, заходя без стука и садясь без спроса, поступает дерзко и рискует. Премьер никому никогда ничего не прощает, а замечает и запоминает – все. Никто не знает, как и когда отреагирует премьер на шальную выходку, ошибку или предательство, и от того сладкое чувство страха разливается по телу, вызывая психосоматические и вазомоторные реакции.

– Не хотите ли кофейку? Я распоряжусь! – и главный администратор заспешил было в приемную.

– Погоди! – остановил его бег премьер. – Ты же знаешь, что я ни кофе, ни чая, ни спиртного не пью.

– А я вот и чашку с блюдцем вам в подарок приготовил! – он ловким движением достал из портфеля чашку и блюдце, завернутые в газетные лоскуты. – И кофе с собой имеется! Из Бразилии…

– Где много диких обезьян? – пошутил премьер, перебивая гостя. – У меня сейчас важный разговор с заграницей. Ты подожди в приемной. Чашку с блюдцем оставь, а кофе возьми с собой и завари там в приемной. Я тебе потом тебе погадаю на кофейной гуще.

Руководитель Администрации вышел, пожимая плечами. Премьер вздохнул: «Еще один предатель! И что такое делается с людьми? Какой лукавый их прельщает? Ведь вместе учились, вместе спортом занимались… Грустно!»

Премьер развернул газетную обертку, достал чашку с блюдцем и собрал комплект, как должно быть. Он уже знал о гадании на кофейной гуще в Берлине и Вашингтоне. Знал и о результатах в обоих случаях. Неизвестным осталось лишь то, что там себе нагадал Звигунов.

* * *

Пить третью чашку кофе Звигунову не хотелось. Чашка и блюдце, купленные им на блошином рынке, успешно прошли испытания. Что означают узоры из остатков кофе, вываленные из чашки на блюдце в духе популярного гадания, он конечно, не понял. Да как тут поймешь какие-то кляксы – одна похожа на собаку, а другая на обезьяну. Ерунда какая– то.

Вот и политика – такое же непонятное дилетантам дело, как кофейные кляксы при гадании на кофейной гуще. Только политики очень высокого ранга разбираются в этом. Все они – сильные маги. Звигунов – не политик, хоть и маг.

Глава 8,

которая завершает повествование, но это единственный предсказуемый прогноз, потому что даже автор не знает, куда повернет сюжет, а он все время куда-то поворачивает

Молодой цверг Зигшпиль, имевший непосредственное отношение к появлению русского мага в Баварии и последующему развитию событий, похоже, выполнил свою миссию и может заняться чем-нибудь другим, хотя бы, например, продолжить свои наблюдения за людьми. Следует заметить, что подобные занятия стоят того – люди подобно картинкам, возникающим в старинном изобретении цвергов – калейдоскопе, неповторимы: и каждый из них, и каждый конкретный в каждую новую минуту своего существования. Законов, описывающих подобный феномен, не существует, это невероятность, выходящая за пределы теории вероятности, то есть абсолютная невероятность.

Люди любят поиграть с вероятностью, доказывая свою непостижимость, причем делают это в обе стороны от классического «пятьдесят на пятьдесят» в примере с монеткой. Старики-цверги вспоминают иногда за кружкой пива одну удивительную легенду. Во время очередной и, похоже, не последней войны, устроенной людьми, русские получали помощь от некоторых североевропейских стран и перевозили эту помощь северными морями на своих транспортных судах в сопровождении боевых кораблей. Немецкий флот успешно мешал этой помощи – топил транспорты торпедами своих подводных лодок. Немецкие акустики и артиллеристы достигли такого мастерства, что неизменно успешно попадали в цели, не видя их, но ориентируясь по шуму винтов. И чего только ни делали капитаны и штурманы транспортных судов – меняли курс в случайном порядке, сновали из стороны в сторону… и всякий раз нарывались на торпеду. И вот какой-то ученой голове пришла в голову дикая мысль, и это, похоже, был один из тех, кто основал новое течение магии – кибернетику. Маг предположил, что люди не способны порождать случайные ряды чисел, поэтому и не могут делать направление движения судов случайным, значит, в этом остается закономерность, которую каким-то образом вычисляли немецкие моряки, а может, и просто чувствовали.

Есть идея, найдется и способ воплотить ее. Однако эта идея была настолько необычной, что люди, принимающие решения, ни за что не хотели признавать ее, разве что для упреков и насмешек в адрес кибернетиков. И пришлось магам новой волны искать помощи со стороны. Обратились к цвергам, которые, как известно, были искусными механиками, но, разумеется, на условии строжайшей тайны, чтобы не было утечки к воюющим немцам. Цверги традиционно дистанцировались от людских разборок – платите золотом, сделаем машинку. И сделали. Первый в мире генератор случайных чисел на основе часового механизма. Он показывал в окошке числа от нуля до девяти в случайном порядке. Сделав партию машинок, их отдали штурманам северных караванов, которые, как только появлялось случайное число, прибавляли его к текущему курсу по специальной формуле и меняли направление движения судна. Получалось все то же шныряние судов из стороны в сторону, но торпеды перестали попадать в цель. Наводчики потеряли чутье и даже признавались в этом за рюмкой шнапса.

И все же Зигшпиля не отпускало чувство недосказанности, недопонятости, недостаточности, и это, возможно, тоже было как-то связано с людьми, а они, как известно, всегда отличались явной недоделанностью. Русский маг Звигунов – вот кто не отпускал внимание молодого цверга. Зигшпиль перебирал в памяти все случаи контактов с магом, и один случай вызывал явное недоумение. Цверг решил еще раз осмотреть это место. То самое место, где Зигшпиль увидел Звигунова в неожиданно открывшейся двери в конце выросших из воздуха ступенек.

* * *

А Звигунов тем временем приближался к месту своего временного проживания – к гостинице. Он уже поужинал в каком-то гаштете по дороге, и шел, не торопясь, к железнодорожному переезду, сразу за которым стоял дом Клауса – его частная гостиница и малый бизнес. Клаус, и это было странным чувством, похоже, чувствовал приближение мага, точно так же, как это удивительно делают кошки, приходя к двери встречать своего хозяина, когда тот еще только заходит в подъезд, нажимает на кнопку лифта и стоит внизу, дожидаясь его. Если у кошек это получается, то почему этого не может, хоть и слабый, но маг? Клаус пошел ко входной двери и встал в коридоре, чтобы видеть улицу.

Звигунов появился только через десять минут. Он не спеша поднялся по ступенькам, дверь перед ним отрылась настежь, впуская постояльца. Звигунов кивнул двери, увидел в коридоре Клауса, заулыбался, поздоровался и остановился поговорить. Клаус уже не так сильно удивился фокусам русского с дверями. Удивило другое, хотя этому могло быть и совершенно не магическое объяснение. Уловив намерение русского перекинуться парой слов, Клаус из вежливости поинтересовался у него, как прошел день. И русский довольно подробно рассказал ему о том, где побывал, что видел, и что его удивило. Удивительным было не то, что русский говорил по– немецки, а то, что он легко менял диалекты немецкого языка. С Клаусом он говорил так, будто вырос в Силезии, где родился и вырос сам Клаус. Пересказывая разговор со священником, перешел на баварский диалект. Упомянув случай в поезде, когда ему показалось, что его разыгрывает соотечественник, русский вдруг стал говорить с акцентом американца, а те, как известно, будто бы держат во рту горячую картошку. После этого постоялец, как ни в чем не бывало, пошел к себе в номер, словно исполнил долг вежливости.

Клаус вновь задумался, и было о чем. В молодости ему довелось работать учителем, и преподавал он иностранный язык – английский. С огромным старанием преодолевая лингвистические трудности, он выучил этот международный язык и стал преподавать в школе небольшого городка. Клаус любил детей и жалел их, видя муки постижения чужого языка. Поэтому ученики успевали по его предмету весьма посредственно, так же, как и он сам в университете. Клаус придерживался мнения психологов о том, что если не научить языку ребенка, то взрослый его уже не освоит. Профессора лингвистики в один голос твердили о предрасположенности к языкам и утверждали, что есть абсолютно для этого негодные, относя самого Клауса к малоталантливым лингвистам.