Впереди пустили старую, наиболее спокойную лошадь.
На ней неуклюже восседал Мамыка. Замыкал кавалькаду Пахом Степанович. У середины реки вода достала лошадям до брюха, затем стала подбираться и к вьюкам. Кони с большим усилием преодолевали стремительное течение.
До противоположного берега оставалось два или три метра, когда лошадь, на которой сидел Мамыка, желая быстрее преодолеть оставшееся расстояние, сделала вдруг сильный рывок, и Мамыка, не ожидавший такого оборота, опрокинулся на спину и через круп лошади вверх ногами слетел в воду. Бешеное течение закрутило его, понесло, и он исчез под водой. Потом вынырнул и снова скрылся. В том месте, где он упал с лошади, было не глубоко - по грудь, но течение стремительное и какое-то крутящееся, а не умевший плавать Мамыка настолько перепугался, что не догадался попытаться стать на ноги. А ниже брода было глубокое место.
- Спасайте Мамыку! - закричал Пахом Степанович.
- Он не умеет плавать!
Дубенцов вмиг освободился от одежды и кинулся в реку. Мамыку быстро несло. Голова его то показывалась, то вновь исчезала под водой.
Дубенцов саженками, вприпрыжку погнался за мелькавшей над водой фигурой, потом выбросил вперед руки и нырнул наперерез орочу. Для людей, находившихся на берегу, минута, пока Дубенцов находился под водой, показалась вечностью.
- Боже мой, он тоже, кажется, утонул… - дрогнувшим голосом сказала Анюта, хватаясь за руку отца.
Черемховский стоял неподвижно, лицо его было каменным.
Вода всплеснулась далеко от места, где нырнул Дубенцов. Сначала мелькнули руки Мамыки, потом показался его пестрый, расшитый шлем, потом спина Дубенцова, потом взлетела вверх его рука, и уж вслед за тем вынырнула голова с побагровевшим от напряжения лицом. Одной рукой поддерживая и толкая снизу Мамыку, другой Дубенцов греб, отчаянно отфыркиваясь.
- Они оба тонут!.. - закричали на берегу, и все кинулись к тому месту, куда с таким трудом выгребал геолог.
Наконец Дубенцов выбрался на мель, качаясь, встал на ноги и, преодолевая быстрое течение, поволок за собой безжизненное тело ороча. Подбежал Пахом Степанович, подхватил в беремя бесчувственного Мамыку и, хлюпая по мелководью, пошел к берегу. Дубенцов, как пьяный, шел следом.
Подоспел Карамушкин. Осмотрев и ослушав ороча, он обнаружил слабое сердцебиение. Вместе с Дубенцовым Карамушкин усердно принялся откачивать утопленника.
Через четверть часа ороч пришел в себя. Дикими глазами он осмотрелся по сторонам и зашептал что-то непонятное; среди орочских слов можно было разобрать лишь одно:
«амба». Его лихорадило. Фельдшер поднес к его губам мензурку с валерьянкой и заставил выпить лекарство. Несколько успокоившись, Мамыка снова оглядел собравшихся. Лицо его непрестанно менялось: то его покрывала тень испуга, то появлялась виноватая улыбка.
- Как чувствуете себя, товарищ Мамыка? - спросил, склонившись над ним, Черемховский.
- Моя понимай нету… Река моя хватай, амба!., хрипло и сбивчиво говорил ороч.
Черемховский, показывая на Дубенцова, сказал Мамыке:
- Вы тонули, а вот он спас вас от гибели…
- Ему… шибко сильный люди… Его совсем нету боюсь амба… - с трудом проговорил ороч.
На Дубенцова в эту минуту все смотрели с восхищением. А он стоял голый по пояс, неловко переминаясь с ноги на ногу, - некрупный, но стройный, сильный, с ясно проступающими мышцами на груди и руках. Черемховский подошел к нему, в полной тишине пожал руку и глухо, взволнованно сказал:
- Благодарю от всего сердца, мой юный коллега.
Мамыку подняли на ноги. Покачиваясь, он попытался идти, но ноги подкосились. Его поддержали. До бивуака донесли на руках, там переодели, и фельдшер уложил его в постель.
Происшествие с Мамыкой еще долго было предметом разговоров в отряде.
- Странно и непонятно одно, - говорила Анюта, - как могло случиться, что человек, проживший всю жизнь у реки и в тайге, где много речек, не научился плавать?
- Удивлят ься нечему, - пояснил Дубенцов. - Вода для старых суеверных орочей, как и для старых нанайцев, живущих по берегам Амура, - обиталище злых духов, поэтому они и боятся воды.
- Но на батах и лодках ведь плавают же?
- И отлично! Я сам наблюдал, как нанайцы в лодках целыми семействами с малолетними ребятишками переезжали Амур, во время шторма. Между тем никто из них не умеет плавать. Я не знаю случая, когда бы лодка опрокинулась и кто-либо утонул. Отсутствие мастерства в одном восполняется совершенством в другом - в управлении батом…
В ожидании, пока поправится Мамыка, отряд несколько дней стоял лагерем на берегу Удом и. Уже на следующий день Черемховский в сопровождении Дубенцова, Анюты и двух коллекторов,[2] отправился обследовать ближайшие обнажения. Они показывали, судя по найденным окаменелостям морской фауны, что сопки эти были сложены из осадочных пород третичного периода. Геологи, по совету Черемховского, искали отложения палеозоя, в частности породы каменноугольного возраста, но их встретить не удалось.
- Мы пока все еще находимся в предгорьях СихотэАлиня, - говорил Черемховский, - в районе, который, судя по найденным сегодня окаменелостям, был в третичном периоде покрыт морем, некогда простиравшимся от Байкала и Монголии до нынешнего устья Амура и гор Сихотэ-Алиня. Поэтому, чем дальше на восток, тем внимательнее, я считаю, следует относиться к обнажениям, ибо там мы должны встретить интересующие нас более древние отложения.
- Но не находите ли вы, Федор Андреевич, - опросил Дубенцов, - что уголь, найденный Мамыкой, относится не к каменноугольному периоду, а к более позднему времени, например, к третичному?
- Я полагаю, что он образовался в каменноугольный период. Для третичного он слишком стар.
- Мне кажется, Федор Андреевич, - продолжал молодой геолог, - что его «состарила» близость интрузий, которые должны быть развиты в осевой части Сихотэ-Алиня. Мне кажется, например, что под их воздействием произошла также необычная для третичных образований уплотненность пород, которая так резко бросилась нам в глаза при осмотре обнажений.
- Ваши доводы я нахожу вполне доказательными, Виктор Иванович, - согласился старый геолог, - однако окончательного вывода мы с вами не можем сделать, не осмотрев месторождения, не изучив основательно его геологического строения и, возможно, не получив лабораторных анализов.
Назавтра Черемховский отправил в маршрут Дубенцова и Анюту, а сам остался изучать прибрежные наносы Удоми и Хунгари.
Анюта с радостью приняла это предложение отца. Для нее поход с Дубенцовым был серьезной школой работы в полевых условиях. Молодой геолог не оставлял необследованным ни один хоть сколько-нибудь подозрительный слой осадков. Он карабкался на обрывы, то и дело пуская в ход молоток и зубило, подолгу просиживал над породами, рассматривая их в лупу, применял соляную кислоту, хранившуюся у него в склянке, вложенной в эбонитовый футлярчик. Иногда он пробовал породы на вкус или делал на них царапины перочинным ножом. Страницы его полевого геологического дневника заполнялись все новыми записями и набросками схем залегания осадочных пород.