Читать интересную книгу Маска одержимости: Начало - Р. Стайн

— Теперь уже не уверен, — сказал я. — Могут ли духи усопших заставлять тыквы двигаться?

— Понятия не имею, — ответил Хэйвуд. — Я лишь пересказал тебе то, что сам слышал. Так вот, есть еще кое-что. Ходят слухи о существе, именуемом Хозяином Кладбища.

И как только он произнес это имя, мощный порыв ветра всколыхнул поле. Туман клубился среди плетей. Тыквы совершенно пропали в белесой мгле.

— Говорят, что однажды по плетям поднялся самый неистовый из мертвецов, — продолжал Хэйвуд, понизив голос до шепота. — Его разгневанный дух проник через плети в одну из тыкв. А через какое-то время он научился менять свой облик.

— Я… я не понимаю, — пробормотал я. — Менять свой облик?

— Находясь внутри тыквы, он способен принимать другую форму. Другое обличье. Он может превратиться в человека или животное. А потом — снова в тыкву. Таким образом, его невозможно найти. Его никак нельзя отправить туда, откуда он явился. Его могущество сильнее всего на Хэллоуин.

— Ух ты… — Я должен был хорошенько это обдумать. Такое трудно укладывалось в голове.

— Его зовут Хозяином Кладбища, — сказал Хэйвуд. — Но находиться он может где угодно, ибо им движет ярость. И желает он лишь одного. Он хочет терроризировать людей и держать их подальше от…

Хэйвуд умолк. Он не закончил фразы. От испуга его рот широко раскрылся.

Я проследил за его взглядом. Тот был устремлен на поле. В тяжелую пелену тумана.

И я увидел темное пятно, движущееся в клубящемся мареве. Нечто черное.

Туман отступил, его белесая кромка извивалась, подобно змее. Темное создание, к которому был прикован взгляд Хэйвуда, вышло из мглы.

Черный кот. Зевс.

Он замер на краю поля. Глаза горели жутковатым огнем. Прожигали нас.

Хэйвуд схватил меня за руку. Я увидел страх на его лице.

— Этот к-кот… — заикаясь, выдавил он. — Давно он тут торчит? Интересно, он слышал, о чем мы тут говорили?

Кот угрюмо мяукнул, словно отвечая на вопрос.

К моему удивлению, Хэйвуд уронил зонтик и бросился в туман. Через несколько секунд его уже и след простыл.

11

За ужином папа был в приподнятом настроении. Он все время стучал ложкой и вилкой по столу, то и дело повторяя: «Что за день! Что за чудесный день!»

Мама сжала его руку:

— Расслабься, Алан. У тебя все лицо красное.

— Я не могу расслабиться. Видали, сколько народу? Мы за сегодня наколотили больше тысячи баксов!

— Значит, мне можно будет купить новую куклу «Американская девочка»? — воскликнула Дэйл.

— И мне, и мне? — подхватила Долли. — С двумя наборами одежды?

Родители рассмеялись.

— Не будьте эгоистками, — пожурила их мама. — Эти деньги нужны семье.

— Мы с Дэйл тоже члены семьи! — возразила Долли.

— Что за день! — в десятый раз повторил папа. — А дождь почти перестал. Так что завтра будет и того лучше. Продадим до одной все тыквы — даже самые захудалые. Одни голые плети останутся.

Я представил себе голые плети, тянущиеся по всему полю, точно змеи. От одной мысли об этом меня бросило в дрожь.

— Вы, девочки, были неотразимы! — продолжал рассыпаться в восторгах папа. Он положил в большую миску добрую порцию жареной картошки и передал ее маме. — Зазывалы из вас получились отменные!

— Й-йэ-э-эй! — в один голос завопили близняшки.

— Было очень весело, — заявила Долли. — Только собачку было жалко.

Мама и папа дружно заморгали. Папа даже отложил куриную ножку:

— Собачку?

Девочки кивнули.

— А вы разве не видели? — спросила Дэйл. — Те люди привели с собой черную собачку, а та возьми, да и сорвись с поводка…

— Она убежала, — добавила Долли. — Убежала и потерялась среди листьев.

— Надо же, а я все пропустила, — сказала мама.

— Разве вы не слышали, как те люди кричали: «Жевачка! Жевачка!»? — спросила Долли. — Так собачку зовут. Жевачка.

— А что потом? — спросил папа. — Вы нашли ее?

— Дэйл нашла, — сказала Долли. — Она все это время сидела неподалеку. Надыбала где-то кусок тыквенной корки, и грызла.

— Видно, недаром ее назвали Жевачкой, — прокомментировал я.

Мама засмеялась, но к ней никто не присоединился.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — подытожил папа. И снова принялся за куриную ножку.

— А дяденька дал нам с Долли за это по доллару, — лучась от гордости, похвасталась Дэйл.

— Каждой по доллару? — воскликнула мама. — И что же вы с ними будете делать?

— Вы не можете их забрать. Мы их сбережем, а в городе купим «Twizzlers».[1]

— Хороший выбор, — вставил я. Я люблю «Twizzlers».

Папа повернулся ко мне:

— Ты сегодня тоже проделал хорошую работу. Неужели тебе не понравилось?

— Не особо, — признался я.

Он вздохнул.

— Знаю, знаю. Я должен был переменить свое отношение. Но мне нужно рассказать вам то, что я слышал.

Мне страшно хотелось рассказать папе с мамой историю, что поведал мне Хэйвуд — о ферме, кладбище и разгневанных мертвецах. Однако я сильно сомневался, что это подходящая тема для застольной беседы.

Но слово — не воробей. Я больше не мог держать это в себе.

Папа потянулся за стручковой фасолью. Показал на мою тарелку:

— Девин, ты почему не ешь?

— Я хочу рассказать вам, что я слышал. Об этой ферме, — сказал я. — Вы в курсе, что эту землю раньше использовали под кладбище?

Мама издала удивленный возглас:

— Чего-чего? Под кладбище?

Долли прищурилась:

— То есть, типа, с мертвецами?

— Именно, — сказал я. — Здесь было старое кладбище. Как раз там, где сейчас тыквенное поле.

— Бред какой-то. Где ты это услышал? — возмутился папа.

Прежде чем я успел ответить, в кухню вошла миссис Барнс. В руках она держала две увесистые сумки с продуктами. Папа поспешно встал, чтобы помочь ей донести их до кухонной стойки.

— Скажите, здесь ведь раньше было кладбище? — обратился я к миссис Барнс.

Миссис Барнс несколько раз моргнула. Разгладила ладонью на груди фланелевую рубашку.

— Ты, верно, наслушался разных историй, — сказала она. — Нельзя же верить всему, что болтают, сам понимаешь.

— Это мне Хэйвуд сказал, — возразил я.

Она засмеялась.

— Я же говорю, нельзя верить всему, что болтают. У моего мальчика необыкновенно развита фантазия. Он хороший мальчик. Но живет в каком-то придуманном мире. Витает в облаках.

Папа снова уселся за стол. Миссис Барнс открыла сумку и принялась выгружать продукты.

— Ну, продолжай, — сказала мама. — Что там дальше? Не слишком страшно для девочек?

— Нас ничем не проймешь! — заявила Долли.

Я обвел взглядом сидевших за столом родных. Они смотрели на меня. Я знал, что никто из них мне не поверил.

Миссис Барнс была права. Наверняка это какая-то дикая выдумка.

Мертвецы не могут посылать свой гнев через тыквенные побеги. Тыквы не оживают из-за душ людей, почивших как минимум сотню лет назад. И никто не может восстать из мертвых и принять облик…

…черного кота?

Я скосил глаза. И, разумеется, Зевс был тут как тут — стоял возле моего стула. Он смотрел на меня, словно ожидая, чтобы я закончил свою историю.

Нет. Ни за что. Это какое-то безумие.

Но почему тогда Хэйвуд выглядел таким испуганным, когда увидел, что кот наблюдает за нами с поля? Почему он бросился наутек?

Неужели он просто валял дурака?

— Потом расскажу, — сказал я. — Это безумная история.

Я понятия не имел, что в ближайшее время эта история станет гораздо, гораздо безумнее.

12

После ужина я вместе с близняшками посмотрел по телику фильм. Это была комедия о пацане, который махнулся телами со своим папашей. Отчаянно несмешная, но девочки с нее угорали.

Интернета в доме не было — даже беспроводного. Так что мой ноутбук был бесполезен. Если друзья рассчитывали застать меня онлайн — их ждало разочарование.

— Пора в кровать, — объявила мама. — Завтра великий день. Хэллоуин.

Близняшки ушли в свою комнату. Я не чувствовал усталости, но тоже отправился к себе и часик-другой почитал книгу. Это была очередная подростковая антиутопия. Там описывалось безрадостное будущее, в котором все города превратились в руины, и немногим уцелевшим приходилось бороться за выживание.

В центре сюжета была семья, обнаружившая, что они — последняя семья на Земле. И это их не слишком обрадовало.

Представляете себе, что было бы, если бы моя семья оказалась последней семьей на Земле? Хо-хо! Это уже была бы не антиутопия, а самый настоящий ужастик!

Я понятия не имел, который час. У меня в комнате не было часов. Только скрипучая старая кровать с вонючим одеялом, да видавший виды комод — и больше ничего.

Но мои веки отяжелели, словно каменные. И зевал я не переставая. В общем, я решил, что пора на боковую.