7 (20) июля Нератов телеграфировал Струве по моему поручению, что: «Требование отвода войск к перешейкам равносильно обречению армии и населения голодной смерти, ибо полуостров не в состоянии их прокормить».
29 июня, в день Петра и Павла, у меня был прием для членов правительства, высших чинов моего штаба и управлений, атаманов и их правительств.
4 июля я выехал в Мелитополь.
К этому времени части армии закончили перегруппировку[140]. 1-й армейский корпус генерала Кутепова сменил 2-й армейский корпус генерала Слащева и занял участок от деревни Вальдгейм через хутора Острякова на Вальдорф и далее до Днепра у станции Попово.
2-й армейский корпус стал по течению Днепра, пополнялся и приводился в порядок после беспрерывных полуторамесячных боев.
Донской корпус оставался на старом участке от Азовского моря в районе Ногайска до Вальдгейма.
Сводный корпус генерала Писарева расформировывался, кубанцы сели на коней, и Кубанская казачья, 1-я и 2-я конные дивизии, сведенные в конный корпус под начальством бывшего начальника 2-й донской дивизии генерала Калинина, только что назначенного командиром корпуса, сосредоточились в районе Большого Токмака.
В Мелитополе формировалась 6-я пехотная дивизия.
Красные также приводили свои части в порядок и перегруппировывались. Свежие пополнения беспрерывно подходили к XIII советской армии как из восточных округов Европейской России и Западной Сибири, так и с Кавказа и польского фронта. За последнее время на фронте были обнаружены вновь прибывшие 68-я и 69-я бригады 23-й стрелковой дивизии, сводная бригада «товарища» Плетнева, 16-я кавалерийская дивизия, 15-я стрелковая дивизия была оттянута на отдых в Екатеринослав, 154-я бригада 52-й стрелковой дивизии была оттянута на правый берег Днепра в район Бериславля.
Силы противника на северном фронте исчислялись в одиннадцать пехотных и шесть конных дивизий, всего 35 000 штыков и 10 000 шашек. Общая численность армии противника исчислялась в 250–300 тысяч (считая и тыловые части).
Агентура из достоверных источников доносила о сведении кавалерийских дивизий (2-й и 16-й) и дивизий бывшего конного корпуса Жлобы, получивших после формирования и пополнения номера 20 и 21, в II конную армию. Последняя, численностью 41/2—5 тысяч шашек, обнаружена была в ближайшем тылу XIII советской армии на ореховском направлении. Были получены сведения о работе в тылу противника партизан. С некоторыми из партизанских отрядов Гришина, Процана, Яценко и других удалось установить связь. По мере возможности мы снабжали их деньгами и оружием.
5 июля войскам был отдан приказ[141]:
генералу Кутепову объединить командование Донским, 1-м армейским и конным корпусами; сосредоточить сильную ударную группу в районе Токмака и на рассвете 10 июля[142] разбить александровскую группу красных, стремясь прижать ее к Днепровским плавням. По выполнении этого, удерживая частью своих сил линию рек Жеребец – Конская, прочими силами ударной группы бить по тылам пологской и верхнетокмакской групп противника;
генералу Слащеву выполнять прежнюю задачу.
Приказав ставке переходить из Мелитополя в Джанкой, я вечером 5 июля вернулся в Севастополь.
Положение на фронте поляков становилось все серьезнее. Чичерин в ответ на предложение Ллойд Джорджа о перемирии сообщил, что он отвергает всякое посредничество Англии в отношениях между Польшей и советами, а равно и с мятежником Врангелем, которому лишь в случае капитуляции обещает обеспечить жизнь.
Под давлением обстановки новое польское коалиционное правительство, во главе с Витошем, обратилось непосредственно к советам с просьбой о перемирии.
Я всячески торопил отъезд генерала Махрова в Польшу. Наконец, после целого месяца сношений, было получено согласие польского правительства на его назначение военным представителем в Варшаву, и он на американском миноносце выехал в Константинополь.
8-го вечером я вернулся в Джанкой. На следующий день А.В. Кривошеин вызвал меня к аппарату:
– Только что получена телеграмма от П.Б. Струве. Французское правительство и з ъ я в и л о г о т о в н о с т ь п р и з н а т ь д е-ф а к т о п р а в и т е л ь с т в о ю г а Р о с с и и. Это большая политическая победа.
Да, это действительно была крупная победа нашей внешней политики, увенчивающая трехмесячную работу.
Гирс телеграфировал 7 (20) июля:
«Струве просит передать генералу Врангелю: сегодня Мильеран вызвал меня и сказал, что он согласен признать правительство Вооруженных сил юга России как правительство существующее де-факто при следующих условиях: мы должны заявить, что признаем все долговые обязательства предшествующих русских правительств в доле, соответствующей занимаемой нами территории, что нами признается происшедший в процессе революции переход земель в руки крестьян, который должен быть утвержден на праве собственности, и что мы в подходящий момент создадим народное представительство на демократических основаниях. Это заявление должно быть облечено в форму пожелания о нашем признании де-факто. Пожелание это должно быть обращено к председателю совета министров Французской республики Мильерану. Я горячо советую принять без замедления предложение Мильерана, так как наше признание де-факто Францией будет огромным успехом в деле закрепления нашего международного положения. Оно весьма облегчит дело нашего снабжения. Признание долговых обязательств надлежит выразить применительно ко всему русскому государственному долгу без оговорок о доле, соответствующей занимаемому нами пространству, ибо, как я подчеркнул Мильерану, мы считаем себя носителями национальной идеи, представителями российской государственности. Он с такой постановкой вопроса согласился. Предложение Мильерана сделано строго конфиденциально».
20 июля, по тексту «Journal officiel», Мильеран в палате депутатов заявил:
«Позволю себе отметить положение генерала Врангеля, который в Крыму и в Таврии благоприятствуемый в настоящее время обстоятельствами, мужественно и с успехом борется с большевизмом. Им образовано настоящее правительство, существующее де-факто, сумевшее обеспечить себе поддержку и симпатии населения проведением аграрной реформы, распределением земли между крестьянами. В настоящее время оно занято установлением народного представительства. В тот день, когда это правительство, существующее де-факто, попросило бы о признании его как такового, ему было бы, само собой разумеется, поставлено предварительным условием – объявить себя солидарным и ответственным за все обязательства, принятые на себя прежними русскими правительствами в отношении иностранных государств».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});