Вдоволь насмотревшись на нее, Джондалар закрыл глаза и снова склонился над ней, прикоснувшись к губам приоткрытого в ожидании рта. Почувствовав, как его язык скользит в глубинах ее рта, Эйла попыталась сама сделать то же самое. Приподнявшись на мгновение, Джондалар улыбнулся, чтобы подбодрить ее. Он поднес прядь ее золотистых волос к губам, уткнулся в ее пышную шевелюру, поцеловал ее в лоб, в глаза, в щеки, наслаждаясь каждым из прикосновений к ее нежной коже.
Он снова легонько подул ей в ухо, и она задрожала от удовольствия. Он потрепал зубами мочку ее уха, а затем осторожно лизнул ее. Он прикоснулся языком к каждой из сокровенных точек на шее, и пламя, тлевшее в глубинах ее тела, начало разгораться, набирая силу. Его длинные, чувствительные пальцы скользнули по ее шелковистым волосам, прикоснулись к щекам и к подбородку, к покрытым густым загаром плечам. Он взял ее за руку, поднес ее ко рту, поцеловал в ладонь, провел по каждому из пальцев и прильнул губами к ложбинке у локтя.
Она лежала, закрыв глаза, полностью отдавшись во власть восхитительных ощущений, наполнявших биением каждую клеточку ее тела. Теплые губы Джондалара коснулись маленького шрама на шее и заскользили вниз, к округлой груди. Язык его притронулся к ее соску, мягкому и нежному. Эйла тихонько ахнула, когда он стал целовать ее грудь, и Джондалар ощутил новый мощный прилив желания.
Лаская пальцами вторую ее грудь, он почувствовал, как дрогнул и напрягся сосок. Эйла выгнула спину и приподнялась на постели, и он стал целовать ее все более и более страстно. Она тяжело дышала, тихонько постанывая. Дыхание Джондалара тоже участилось, и он побоялся, что не сможет долго сдерживать себя. Слегка отстранившись, он снова посмотрел на Эйлу. Она лежала, смежив веки, чуть приоткрыв рот.
Она показалась ему донельзя прекрасной и желанной. Прильнув губами к ее губам, он зашевелил языком, стремясь прикоснуться к каждому из потаенных уголков ее рта, и почувствовал, как язык Эйлы скользит, прикасаясь к его нёбу. Он снова поцеловал ее в шею и принялся чертить влажные круги на ее груди, приближаясь к соску. Она выгнула спину, прижалась к нему, отвечая страстным трепетом на его поцелуй.
Его пальцы ласково прикоснулись к ее животу, бедру, скользнули ниже. Мускулы ее на мгновение напряглись, но затем тело ее обмякло, и она раздвинула ноги. Он приложил ладонь к промежности, покрытой завитками темно-русых волос, и ощутил теплую влагу. Отклик, который вызвало это прикосновение в его теле, оказался неожиданно бурным. Он замер, пытаясь совладать с собой, и застонал, ощутив, как новые капли влаги упали на его ладонь.
Склонившись над ней, он заскользил губами по ее животу и прикоснулся кончиком языка к ложбинке, в которой прятался пупок. Слегка приподнявшись, он посмотрел на Эйлу. Она возбужденно вздыхала, порой постанывая и дрожа всем телом. Скользнув губами по завиткам волос, он склонился ниже. Эйла затрепетала и, когда его язык притронулся к влажной щели, легонько вскрикнула, а потом тихо застонала.
Чувствуя неуемное биение соков, пульсирующих в чреслах, он слегка передвинулся и принялся целовать мягкие упругие складки плоти. Позабыв обо всем на свете, не слыша собственных криков и стонов, Эйла погрузилась в жаркое море изысканных ощущений, трепеща при каждом новом его прикосновении.
Стараясь сдерживать себя, несмотря на адский жар желания, Джондалар нашел крохотный язычок и несколько раз быстро провел по нему губами. Когда Эйла начала всхлипывать, изгибаясь всем телом, он почувствовал, что вот-вот утратит контроль над собой, и все же осторожно прикоснулся пальцами к мягким тканям промежности.
Эйла резко выгнула спину, закричала, и он ощутил новый прилив влаги, пальцы его зашевелились, сдвигаясь и раздвигаясь в такт с ее учащенным дыханием.
— Джондалар! — закричала она. — Ах, Джондалар, я хочу… я хочу… я не знаю…
Он стоял на коленях, из последних сил стараясь сдержаться и не спешить.
— Я не хочу… чтобы тебе было больно, — с трудом проговорил он.
— Нет… мне не будет больно, Джондалар…
И вправду! Ведь она уже не девушка. Эйла придвинулась к нему, и они слились воедино. Не чувствуя нигде сопротивления, Джондалар погрузился в теплые влажные глубины, раскрывшиеся ему навстречу, полагая, что этому продвижению вот-вот наступит предел, но, к его величайшему изумлению, этого не произошло. Ритмично двигая бедрами, он погружался в глубины ее тела снова и снова и почувствовал, как ноги Эйлы сомкнулись, обвив его спину. Позабыв обо всем на свете, он отдался бушевавшей в нем страсти.
— Эйла… Эйла… Эйла! — закричал он.
Он двигался все быстрее и быстрее в такт с биением соков в его чреслах, и каждое соприкосновение с влажными бархатистыми тканями ее просторного лона приносило ему небывалое наслаждение. Их тела, охваченные трепетом, двигались в унисон друг с другом. Он услышал, как стонала Эйла, повторяя его имя, и понял, что момент сладострастной развязки вот-вот наступит.
Это мгновение показалось им вечностью. Джондалар разразился громким криком и даже не услышал, как Эйла, захлебываясь, вторит ему, трепеща и ликуя. Наконец тело его обмякло, и он замер, прижавшись к ней.
Воцарилась тишина, которую нарушали лишь звуки их дыхания. Они лежали, не в силах пошевельнуться. Они отдали друг другу все, что только могли, и достигли полного единения. Им хотелось продлить этот сладостный миг, хотя оба понимали, что это удивительное приключение закончено. Эйла впервые для себя открыла наслаждение, которое мужчина может подарить женщине. Но Джондалар, стремившийся лишь к тому, чтобы Эйла смогла познать Радость, которую таит в себе подобный союз, столкнулся с неожиданностью, повергшей его в полнейшее упоение.
В силу физиологических причин столь полное слияние с женщиной, как правило, оказывалось для него невозможным, и он научился сдерживать себя, действуя искусно и осторожно. Он знал, что ему довелось пережить сейчас нечто уникальное, испытав и трепет, связанный с совершением Ритуала Первой Радости, и блаженство, которое позволяет ощутить лишь столь полное, безграничное слияние.
Обряд Первой Радости всегда вызывал у Джондалара прилив невероятной нежности. Он заботился о том, чтобы женщине было хорошо с ним, и Радость, которая открывалась ей, служила источником удовольствия и для него самого. Но то, что произошло между ним и Эйлой, затмило все самые смелые и красочные фантазии. Он никогда не испытывал столь полного удовлетворения. На мгновение ему показалось, что они стали единым, неразрывным целым.
— Тебе, наверное, тяжело, — сказал он и приподнялся, опершись на локоть.
— Нет, — негромко ответила она. — Ты совсем не тяжелый. Что до меня, так лучше бы ты так и лежал, не вставая.