Читать интересную книгу Дэниел Мартин - Джон Фаулз

— Plus сa change…444 — ничего нового о человеческой глупости сказать ему они не могли.

Вскоре после полудня — старика гида к тому времени успели вернуть в музей — они выбрались из руин Пальмиры на дорогу, чтобы совершить долгий путь обратно в Ливан; Лабиб снова разглагольствовал о глупости сирийцев, неспособных использовать эти места с большей выгодой… Построить хорошие дороги, хорошие отели, казино, аэродром. Когда он умолк, Джейн с Дэном рискнули обменяться взглядами: им лучше судить. Дэн, к этому времени примирившийся с тем, что его оставляют в неведении, взял руку Джейн в свою и стал большим пальцем осторожно поглаживать костяшки её пальцев. А у него ведь хватало времени за вторым завтраком или в тех случаях, когда она снимала перчатки… Но даже самые наблюдательные мужчины порой бывают удивительно слепы. Дэн поспешно глянул на её руку. Розоватая вмятинка на безымянном пальце была ещё видна, но золотого обручального кольца на нём не было.

Он посмотрел на Джейн чуть ли не с упрёком. Она рассматривала свою лишённую кольца руку, а он видел её сидящей там, в пустыне, устремившей взгляд на укрытый от чужих взоров клочок земли. Сейчас её лицо выражало и самоосуждение, и робость, будто она была не вполне уверена, её ли это рука. Но когда она подняла глаза и встретила его взгляд — правда, всего лишь на краткий миг, — он понял, что ответ ему дан и решение принято. Джейн отвернулась и стала смотреть в боковое стекло, а он — в ветровое, но он не выпускал руки Джейн, а она её и не отнимала. Почти полминуты прошло, пока она заговорила:

— Ты думаешь, её убьют?

Дэн крепче сжал её руку.

— Не сразу.

Будущее в прошедшем

В час, когда один день кончается, а другой ещё не

настал,

в час, когда время застыло,

найди человека, который тогда и теперь, от начала

времён, управлял твоим телом,

ищи его хотя бы затем, чтобы кто-то

отыскал его после, когда ты умрёшь.

Георгос Сеферис. Костры святого Иоанна

Дэн смотрел, как Дженни стоит у стойки бара, гораздо дольше, чем требуется, чтобы заказать напитки. Бар только что открылся и был почти пуст, как она и предсказывала, ведь это — «её пивнушка»: здесь, в северной части Лондона, которой Дэн почти не знал, была её родная почва, её мир. Стену за стойкой украшали фотографии с автографами телевизионных и других представителей шоу-бизнеса: наилучшие пожелания, шутливые надписи… Неразборчивые подписи, неразличимые таланты. Как-то, в Лос-Анджелесе, Дженни говорила ему, что бар на самом деле — неофициальное театральное агентство… Здесь по утрам, каждое воскресенье, собираются те, кто, как она, живёт в этом районе, но не преуспел, или — преуспел, как она, но считает, что будет выглядеть лучше в глазах других, если порой станет делать вид, что не добился успеха. Тогда Дэну не понравилось то, что она сказала, а теперь не нравилось то, что он увидел в реальности; однако он догадывался, что Дженни выбрала «пивнушку» для встречи отчасти по этой причине.

Человек за стойкой — хозяин, — видимо, знал о ней многое, и теперь она сообщала ему последние новости. Она с улыбкой повернулась, чтобы отойти, бросила последнюю реплику через плечо и вернулась к столику с бокалом и кружкой в руках. Какой-то молодой человек в дальнем конце бара внимательно смотрел, как она идёт через зал к Дэну. На Дженни по-прежнему была одежда, которую она носила в Калифорнии, — джинсовый костюм, туфли без каблуков, вязаная, облегающая голову шапочка из сиреневой, голубой и белой шерсти, лицо не накрашено. Из-за всего этого она выглядела не такой умной, чуть простоватой и более спортивной, чем была на самом деле.

Она поставила бокал и кружку на стол — виски для него, полпинты пива «Гиннес» для себя — и села рядом с ним на банкетку.

— Это всего лишь «Гленливет», «Деттола» он не держит.

Дэн улыбнулся — «Деттолом» она прозвала «Лафроэйг»,445 который, как она знала, он любит, хотя он просил просто шотландского виски.

— Ты, кажется, чувствуешь себя здесь как дома.

— Прошу прощения.

Дэн опять улыбнулся; сделал ещё одну попытку:

— Я слышал, на студии все в восторге. — Она слегка пожала плечами. — Билл звонил на днях.

— Мне тоже.

— А с новым фильмом? Решено и подписано?

— Не совсем. Дэвид ждёт, чтобы благая весть облетела округу. Чтобы выжать из них хоть чуточку побольше. — (Дэвид — её коммерческий агент.)

— Но ты ведь согласишься?

Она не ответила; потом сказала:

— Дэн, не будь таким! Пожалуйста.

— Каким?

— Вот таким «каким?». — И она добавила: — Я ведь тебе не дочь. — Потом: — Да, кстати. — Она наклонилась к плетёной сумке, стоявшей на банкетке рядом с ней, и достала небольшую картонную коробочку. Протянула Дэну, не поднимая на него глаз. — Я подумала, может, тебе будет приятно дать ей это. Не обязательно говорить, что от меня.

Он снял крышку и раздвинул складки папиросной бумаги. Там лежала серебряная цепочка, а на ней, в виде кулона, — черепок из Тсанкави, обрамлённый серебряным ободком.

— Спасибо, Дженни! Это и правда приятно.

Она искоса взглянула на кулон или на то, как он его рассматривал.

— Он может и ей принести беду.

— На эту удочку я поддаваться не собираюсь. — Дэн повернулся к ней, поцеловал в висок и снова принялся рассматривать кулон. — И разумеется, я скажу ей, что это — от тебя.

Она произнесла неловко:

— Я, видно, совсем с ума сошла. Очень много таких заказала.

— Он просто прелестный. — Дэн замешкался. — Знаешь, я привёз тебе кое-что из Египта. Только у меня не хватило смелости это сюда принести.

— А что это?

— Старые бусы. Из захоронений. Тебе они, может, и не понравились бы.

Она пожала плечами:

— Не имеет значения. Я всё равно теперь настроена против всяческих украшений.

Он снова закрыл кулон папиросной бумагой.

— Каро он очень понравится.

Дженни отпила пива.

— А она всё ещё?..

— Теперь он заговорил о разводе.

— А она?

— Стучу по дереву.

— А за тебя она рада?

— Она всегда очень любила свою тётку. — Он продолжал — чуть слишком поспешно, чуть слишком лёгким тоном: — Это позволяет ей двух родителей одним камнем убить. Первое, что она мне заявила: «Я всегда знала, что ты выбрал не ту сестру».

Дженни не улыбнулась. Допрос продолжался. Однако он вёлся очень осторожно, и на Дэна она не смотрела.

— А твоя бывшая?

— Кажется, она решила, что может всё-таки не рвать с нами отношений. Поскольку мы оба всегда были совершенно несносными людьми. Как она деликатно нам объяснила.

— А что вы делали в Италии?

— На пару дней останавливались, чтобы повидать младшую дочь Джейн. Она там, во Флоренции, изучает итальянский.

— И чтобы написать мне уведомление об отставке.

— Чтобы объяснить почему, Дженни.

— А я и так поняла. Из той открытки, что ты из Асуана послал. — Она взяла кружку с пивом, но пить не стала. — Жалко, ты не сказал мне, что происходит, до того, как вы уехали.

— Честно, Дженни, я ведь и сам не знал. Ты должна мне поверить.

— Но какое-то представление об этом у тебя должно было быть.

— Только — что мне её очень жаль. Это я и попытался объяснить тебе в письме из Италии.

Последовало долгое молчание. Дженни выпила немного пива и теперь смотрела в противоположный конец зала, на стойку бара. Дэн чувствовал себя ужасно, он ведь пришёл сюда с уверенностью, что не допустит такого. Но с первой минуты, с первого взгляда на Дженни, которая уже ждала его… её одиночество в пустом зале, её пальто и сумка на банкетке рядом с ней, натянутая улыбка, облегчение, что он всё-таки пришёл, неприязнь и обида… символический поцелуй в щёчку, банальный спор по поводу её настойчивого желания самой заплатить за напитки — «Мы же теперь в Лондоне» — …всякая возможность оставаться естественными исчезла, растворилась в притворной естественности обоих. Дженни заговорила, всё ещё пристально глядя на стойку бара:

— Каждый день я думаю — что ты делаешь, чем занят? Хотя твёрдо знаю, какой ты изощрённый лгун и подонок.

— Ты же обещала, что мы…

— Просто я хочу тебе об этом сказать.

Он помолчал.

— А я сам иногда думаю — что же я делаю? Если это может служить утешением. — Дэн почувствовал её взгляд на своём лице, но сам на неё не взглянул. — Когда оба гораздо старше, становится очень трудно. За жизнь оба понадевали на себя столько брони, что теперь непонятно, как её снять. Так что «подонок» знает, что он теряет в тебе.

— Не пытайся позолотить пилюлю, Дэн.

— Если бы можно было её позолотить!

Дженни поставила кружку на столик, оперлась спиной о стену и скрестила на груди руки.

— Завтра я домой уезжаю. В Чешир.

— А твои знают?

— Я сделала вид, что ты повёл себя как настоящий джентльмен. Бог знает зачем. — Но тут она поморщилась, глядя в стол. — Ты заставляешь меня произносить все те реплики, которые я собиралась вырезать. — Потом: — Я хотела встретиться с тобой здесь только потому, что здесь мне стыдно плакать.