вспоминаются и какие сама захочешь, — ответил Влад. — Мне все интересны.
— Ну, если утомишься, то скажи, я не обижусь, — прыснула Кира и продекламировала:
— Изгиб холодных линий,
Холодный свет в руках,
Искрится синий иней,
Как слёзы на щеках.
Танцует странный танец
Снежинка в тишине.
Зари бледнел румянец —
Всё словно снится мне.
Зима метелью белой
Сердца студила в лёд,
Но никому нет дела,
Как линия идёт.
Изгиб холодных линий
Мою судьбу рисует.
Снежинка льдинкой синей
Забытый вальс танцует.
Кира покосилась на Влада, перебирая в голове множество стихов, посвящённых разным парням и ситуациям. И всё же хотелось показать свою минорную сторону.
— Ты говоришь «весёлая, смешная…»
И хорошо, что я такой кажусь,
А я большие силы прилагаю,
От всех — и от тебя — скрывая грусть.
И ты меня совсем не понимаешь,
Раз думаешь, что я всегда смешна
И, может, зря ты голову теряешь?
Быть может, грустная тебе я не нужна?
— Красивые стихи, — прочистив горло, сказал Влад.
— Ещё? — уточнила Кира.
— Да.
Кира кивнула и продолжила:
— Я знаю слов тысячи
И я прошу тебя, Творец:
Мне сердце из камня выточи,
Чтобы не разбилось вконец.
И душу мою, так ранимую,
В железные латы одень:
Улыбки фальшивые, мнимые
Я вижу, увы, каждый день.
Ты сделай меня гибкой ивою,
Чтобы гнулось, но не ломалось,
Я буду такой недоступно-красивою…
Забуду, как это: испытывать жалость.
— Тоже очень красивое, — кивнул Влад.
— Давай ещё одно, и на сегодня хватит, — посмотрела на него Кира и, не задумываясь, продекламировала то, что когда-то писала, будучи с Митей.
— Разрыдалась природа — капли дождя,
Словно слёзы, текут по щеке.
Вот ты мне признаёшься, что любишь меня,
А меня лихорадит в тоске.
Чёрный мокрый асфальт в лужах слёзы хранит,
Утешают они: «не грусти».
Я устала страдать от фальшивой любви,
Отпусти ты меня, отпусти.
Влад как-то заметно загрузился и нахмурился.
— Ладно, чтобы разбавить пафос, я прочитаю своё самое любимое стихотворение, — хмыкнула Кира. — Готов?
— Да, — кивнул Влад.
— Уже двенадцать пробило,
Сижу, ем не спеша…
Как что-то в груди защемило,
Наверное, блин, душа!
Кира засмеялась и Влад улыбнулся краем губ.
— И много у тебя стихов? — спросил он.
— Ну… больше сотни это точно, — пожала плечами Кира. — Чаще всего я пишу стихи, когда мне грустно или плохо. Трансформирую энергию, так сказать. Переключаю сознание.
— Мне понравились твои стихи, — сказал Влад. — Буду ждать, когда ты ещё что-то почитаешь.
* * *
Лёха приходил в выходные и понедельник в «окошки» плотного расписания, поболтать. Кира рассказала, как пару раз ездила к Андрею в гости с «проверками», что тот неплохо устроился, работает трижды в неделю по шесть часов днём и одну ночь в выходной. Они вроде как с соседом Максом поделили смену или что-то такое у них было, чтобы зарабатывать необходимый минимум для проживания и одновременно не запускать учёбу. На скорой вроде бы с пониманием относились, позволяли совмещать и давали студентам-фельдшерам смены в выходные, чтобы их основной персонал тоже мог отдохнуть.
Андрей с Лёхой переписываться не стал, то ли некогда, то ли тоже вспомнил про почерк и не захотел в нём разбираться, так что Лёха страдал от информационного голода.
В понедельник Кира вместе с сестрой заглянула в школу искусств, посмотрела, что там много новых лиц. Показала свои рисунки преподавателю, та пожаловалась ей, что Нюха прогуливает и ходит от силы два раза в неделю.
Сестрёнка всё больше увлекалась компьютерными играми, и Кира подозревала, что причина прогулов в этом.
— Нюха, — когда сестра вернулась домой, решила поговорить с ней Кира. — Ты что, не хочешь ходить в школу искусств? Говорят, что ты прогуливаешь занятия.
— Мне там не нравится, — отвернулась Нюха. — Мне скучно, я хочу рисовать своё, а нас заставляют рисовать всякие нудные постановки. Я хочу придумывать истории и рисовать комиксы, а не кубики и гипсовые головы.
Кира задумалась. Года через два после её поступления в школу искусств там взяли ещё одного преподавателя и открыли класс для детей с семи до двенадцати. Это было похоже на кружок ИЗО в «Дворце пионеров», только чуть более разнообразный по всяким техникам, материалам и тому, чему учили. Нюха начала ходить туда как раз с семи лет, как только такое появилось. И наверняка после перехода во взрослую группу с двенадцати лет стало совсем всё иначе. К тому же, скорее всего, большинство из тех, кто начинал с Нюхой, «рассосались» и ей скучно в том числе и без друзей.
— Поговори с мамой тогда, — посоветовала она сестре. — Может, что-то другое можно найти. Всё-таки школа платная, и когда ты прогуливаешь занятия, ты просто… В общем, мама старается, хочет, чтобы у тебя было лучшее, что можно получить в нашем городе, а ты не ходишь. Даже комиксы рисовать всё-таки сподручней, когда ты имеешь хотя бы представления о композиции, перспективе, как нарисовать тот или иной предмет, как замешать краски, чтобы раскрасить. В одиночку или по книгам это всё равно гораздо сложней понять. Обучение официальное пять лет. Ты же можешь отходить эти пять лет и закончить в десятом, чтобы потом было больше времени для подготовки к поступлению.
— Ну… я подумаю, — отвела взгляд сестра.
* * *
— Ты как раз вовремя, — встретил Киру в столовой на факультете Кирилл. — Сегодня вечером в общаге день первокурсника.
— А где его отмечать будут? — удивилась Кира.
— Там на первом этаже вроде актовый зал какой-то отремонтировали, — пожал плечами Кирилл. — Что будешь? Как обычно?
— Ага, — ответила Кира.
В этом году расписание у их групп почти всегда было на факультете, так что виделись они на переменках и в столовой.
Кирилл заказал себе комплексный обед, а ей взял котлету, салат с капустой, компот и булочку-косичку.
— Как домой съездила? — спросил Кирилл, когда они заняли столик.
— Отлично, — кивнула Кира, задумавшись о Владе Шемете. В понедельник после школы тот внезапно начал рассказывать ей про книгу об одиночестве, которую прочитал. Про каких-то Одиноких Волков и прочую псевдонаучную ересь. Что-то подобное читал и Влад — её первый парень. И ничем хорошим это не закончилось. Кире показалось, что с Владом Шеметом судьба снова дала ей шанс