Он дружил со многими писателями. Немало лет встречался с Филиппом Ивановичем Наседкиным, человеком поистине героической судьбы. Наседкин прошел путь от секретаря сельской ячейки до секретаря ЦК ВЛКСМ и комиссара Главвсеобуча СССР. В начале войны потерял зрение. Казалось, началась темная, безжизненная ночь. Но, стойкий боец комсомола с многолетней закалкой, Филипп Наседкин проявил мужество, волю и стремление продолжить свою творческую жизнь на службе партии, комсомолу. Он посвятил себя литературному труду, написал несколько книг. Особенно любил Володя книгу Ф.И. Наседкина «Великие голодранцы», где в описании неугомонности сельских комсомольцев двадцатых годов, их жажды знаний, борьбы за лучшую жизнь эхом отзывались отцовские рассказы, всплывали картины из собственного детства. Владимир был одним из инициаторов присуждения Филиппу Ивановичу премии Ленинского комсомола. Писал о нем. Выразительны строчки из его публикации «Версты революции» в журнале «Сельская молодежь»:
«…Ненависть к врагу, жгучая и бескомпромиссная, конечно же, одна из главных нравственных черт деревенских комсомольцев тех лет. Но она, если можно так сказать, черта вторичная, производная, а главная — это все-таки доброта, любовь к братьям по классу, доброта волнующая, требующая всех сил для борьбы. Мне даже трудно сказать, чего враги больше всего боялись и боятся сейчас: ненависти нашей или нашей доброты».
За этим чувствовалось и кредо автора статьи. Яркая, богатая событиями жизнь комсомольского журналиста была содержательной и интересной, порождала богатые творческие планы: в дверь «стучались» новые статьи, стихи, литературный сценарий, политически острая книга о тридцатилетних, международные заметки. Все это сохранилось дома в записных книжках, набросках, выписках. Но осуществить планы уже не было дано судьбою…
Наверное, в каждом творческом человеке, внимательно всматривающемся в мир, живет поэтический дар, и это вдохновенное умение видеть красоту мира, осветить его внутренним светом души, сделать этот взгляд на всю жизнь близким и родным рождается в детстве. Но только редкие одаренные натуры проносят этот дар через всю жизнь.
Стихия поэзии окружала Володю на тихой Сумской земле, в ее природе, на небольших лугах, полях.
Позднее пришла она и из книг, тогда запоем читал он русских и украинских поэтов. Конечно, близок был ему мир поэзии Тараса Шевченко с его тонким лиризмом, бунтарством и щемящей любовью к родной земле и народу. Он знал многих украинских поэтов, на память цитировал их, из советских особенно любил Владимира Сосюру и Василя Симоненко. Несколько стихотворений последнего он перевел, хотя опубликованы они были после смерти. С особой любовью переводил проникновенные строчки о первом землепашце:
Первым был не господьи не гений,был простой человек —не пророк.Он ходилна земле зеленойи хлеб,между прочим,пек.И не смогзаслужить монумент он,тот наивный франкиль дулеб.Не нашел почему-томомента,и не взял онпатент на хлеб.Божья мудростьстарела от времени,раскрошил еегрозный час.Хлебомкаждый питался гений,чтобы разум его не угас.Пусть над нашей землею бурязавывает, ломает, рвет —человека простого мудростьвечно в хлебе простом живет.
Но и потом, в университете и в Москве, понимая, что многое не успел познать, с утра до вечера читал русских и зарубежных классиков. «Нет, по-видимому, ничего величественнее русской литературы XIX века, — восхищался, перечитывая Достоевского, Гоголя, Тургенева. — Невидная эпоха, а сильнее Возрождения! А талант Пушкина нам очень нужен будет и при коммунизме, и тогда, возможно, разгадают основу его вдохновенной гражданской лирики». И прочитал не очень известные ранние стихи царскосельского лицеиста.
О жизни час! Лети, не жаль тебя,Исчезни в тьме любое привиденье,Мне дорого любви моей мученье —Пускай умру, но пусть умру любя!
Стихотворение в тот момент воспринималось как тонкая и прозрачная пушкинская лирика. Но как знать, почему читал их тогда парень из Сумщины? Какую искру высекала она в его душе? Куда тянулась нить прозренья?
«Если есть что-то главное для нас, комсомольских пропагандистов, — говорил он, — то это книга». Беседу с новыми кадрами он всегда начинал так: «А что вы читали из последних книг?» И потом вел деликатную дискуссию о сюжете и герое, чем иногда приводил в замешательство собеседника, лишь понаслышке знавшего о новинке. «Ребята, всем нам надо находить время читать, учиться, — спокойно требовал он. — Ведь если ты постоянно работаешь над собой, читаешь — ив практических вопросах жизни быстрее разберешься. Хотя читать надо в «системе»: времени мало, но ведь не обойдешься без философии, и экономику мы, комсомольские руководители, знать обязаны, психология, педагогика для нас ключ в работе, за достижениями науки и техники следить надо, а что можно понять без исторического сопоставления?» И совершенно свято относился к художественной литературе: «Без нее мы в жизни почти ничего не постигнем», и часто приводил слова Достоевского: «Учитесь и читайте. Читайте книги серьезные. Жизнь сделает остальное».
Музыка, песня — душа народа. А у каждого народа она своя, складывающаяся веками. Песни детства и юности… Мало сказать, что Владимир любил их. Он жил ими, восторгался и очень хотел, чтобы они нравились всем. После любого хорошего исполнения с гордостью обращался к русским, азербайджанцам, белорусам: «Ну как?» И уж никто не мог не выразить восхищения, не подтянуть при исполнении второй и третий раз. «Песня — наше знамя», — не стесняясь выспренности слов, написали на семинаре секретарей. «Кто не знает русской, вообще народной, революционной песни, тому в комсомоле делать нечего», — с улыбкой продолжал он беседу. Ну а если кто-то не знал песен Отечественной, то Владимир доставал у своих знакомых песенник и каждый раз, когда пели, с мягкой настойчивостью протягивал «молчуну» книжечку.
Володю очень беспокоило безголосое пение, легкий вульгаризм и бездумье, звучавшие как с эстрады, так и в обиходе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});