– Укатали сивку крутые горки, – покачал головой Трактор. – Раньше бы он тебе за таксиста… – бармен осекся. Глаза Во нехорошо блеснули.
– Что он мне? Раньше, сейчас… что? – спросил он сквозь зубы. – Дешевка твой Артак. Ссыкло. «Упыри там», –говорит. Нет, ты слышал? – Во без фокусов с огнем приложился к своему «Шейку». – Я ему говорю, давай железо возьмем, «колеса», дело замутим. Выйдем в Зону, на большак, я там коны знаю. «Дырок» поднимем немерено. А он мне –упыри, упыри. Видел я тех упырей, их у нас еще «кротами» называли.
– Не так ты их видел, как Артак. Ты еще молодой, Во, – как можно мягче сказал Трактор. – Не знаешь, что в Степи до тебя творилось. И что сейчас творится, тоже не знаешь.
– А что там творится? – Во-3 сумрачно глядел в стакан-гильзу, болтая в нем остатки коктейля.
– Ничего хорошего. Целые Семьи утаскивают в Родильню – это место такое, где из людей «кротов» делают. Упырей, значит. Хозяева Грязи подняли цены на «кровь», а потом вовсе прекратили торговлю. Говорят, что у них был договор с Городом на поставку энергии и продуктов. А теперь им шиш обломился со всеми этими делами. Так что скоро, помяни слово старого Бобуса, тряхнут они нас своими «трезубцами», ой тряхнут!
– Сговорились вы, что ли? – жалобно сказал Во-3. – Что мне – самому теперь в Зону идти?
Трактор молча отвернулся и с преувеличенной тщательностью занялся стаканами. Ну как этому сосунку объяснить, что такое Подземный Ужас? Не поймет ведь. А люди тем временем бегут из Степи в Город. Бегут и бегут. После этого Прорыва повалили вообще, как никогда. Ему, Бобусу, от этого лучше. Дела идут в гору. Но как подумаешь о том, что там, за Форсизом, мороз по коже. Раньше звери, теперь эта дрянь. Жуть!
Трактор вздохнул и нацедил себе для успокоения пятьдесят граммов. А когда выпил, долго ругался про себя. Условный рефлекс, так его растак, – больше чем наполовину разбавил спиртягу водой из шланга в рукаве.
Он встал на колени и смахнул ладонью пепел с чудом уцелевшей таблички. «Я посадил это дерево и построил этот дом. Надеюсь, когда-нибудь мой сын придет сюда, чтобы продолжать мое дело».
– Я пришел, – тихо сказал он. – И с чего мне начинать, отец?
На пепелище уцелели всего несколько деревьев. Вокруг каждого из них уже суетились друиды. Владимир нашел их главного, пожилого и степенного мужика по кличке Садовник.
– Что вам нужно? – спросил он, представившись. – Деньги? Люди? Оборудование? Вы можете называть любые цифры.
Садовник внимательно рассматривал его, трогая свежий треугольный шрам на щеке. Такой мог оставить удар сапогом или прикладом.
– Нам нужен покой, – тихо, но очень твердо сказал он. – Если бы вы могли оградить нас от любопытства стервятников из новостных агентств. И от актов насилия. Нас все еще принимают за террористов, знаете ли.
– Я об этом позабочусь, – пообещал директор «Неотеха». – Еще что-нибудь? Не стесняйтесь.
– Это все, благодарю вас, – Садовник замялся, но все же сказал: – Вы очень похожи на своего отца, Лицо, манера говорить, даже волосы. Удивительное сходство.
– Вы первый, кто мне об этом говорит, – Влад Светлов улыбнулся.
– Людей, знавших вашего отца лично, практически не осталось в живых, – сказал друид. И, смутившись своей бестактности, пробормотал что-то про неотложную работу.
Светлов-младший поспешил откланяться.
У вертолета его ждал новый начальник экологического отдела «Неотеха» вместе с женой – очаровательной женщиной, по свежему лицу и фигуре которой невозможно было сказать, что ей недавно исполнилось сорок лет.
Супруга самого олигарха в это время была дома, играя с подаренным ей котенком. Со всеми прививками от десятка штаммов евразийской пандемии и сертификатом подлинности генной истории (не мутант и не клон) зверек стоил как целое звено таких вот вертолетов. Что наводило даже такого супербогатого человека, как Владимир Светлов, на философские мысли.
Сергей, чья помощь в переговорах с друидами так и не понадобилась, полез обратно в кабину. Ирина внимательно посмотрела на Влада и сказала:
– У тебя озабоченный вид. Что-то не так?
– Все в порядке, – рассеянно ответил Светлов. И неожиданно для себя добавил: – Я жалею, что забыл своего отца.
– Он был хорошим человеком, – сказала Ирина. Протянула руку к шевелюре Влада, ставшей абсолютно белой после Двери. В ее пальцах оказался молодой лист ясеня, запутавшийся в волосах. – А об остальном ты можешь догадаться, глядя в зеркало.
«Уважаемые пассажиры, –ласково пропел динамик, – наш лайнер вошел в территориальные воды Большого Токио. Высота над уровнем моря 14 метров. Температура воздуха за бортом…»
– Что он говорит? – спросил доктор Мураками,
Ксана, совмещавшая обязанности телохранителя, секретаря-переводчика и любовницы, не успела ему ответить. Вмешался Икари, сидевший напротив:
– Для купания, пожалуй, еще холодновато, Харуки. Вот что они сообщают, – Икари блеснул темными стеклами в сторону проходящей стюардессы. И без запинки перешел с японского на русский: – Дорогая, вы любите купаться? У меня есть на Хоккайдо замечательный бассейн.
Ксана фыркнула. А у Мураками сделалось такое каменное лицо, что это и ее настроило на серьезную волну. Она вспомнила, как Икари Сакамуро беседовал на испанском, немецком и чуть ли не на камбоджийском с пассажирами их А-лайнера. И она ни разу не заметила у него мнемософта.
«И эти его очки, – подумала она. – Это же не телеприставка. Он что, успел сделать пересадку?»
Икари посмотрела ее сторону, приспустив оправу на нос. Его коллоидные шрамы рассосались. Глаза, которые охотница запомнила выкаченными бельмами, имели нормальный вид. Во всем, кроме цвета. Глаза нового директора «Мисато индастриз» были желты, как мед.
Или, если угодно, как янтарь.
– Смотри, – сказал первый пилот А-лайнера. – Ты когда-нибудь такое видел?
Вопрос был глупый. Для его напарника-стажера это был первый рейс. По такому случаю он сбрил рыжую бороду и сменил синюю шапочку на форменную фуражку.
Отказаться от горнолыжных очков он так и не смог.
Но если бы это и был не первый его рейс, а, к примеру, двадцатый (как у первого пилота), то вопрос все равно оставался бы риторическим.
Увидеть, как за А-лайнером следует косяк из сотни мета-акул, – это большая редкость. Что там редкость – из разряда невозможного. Еще и через месяц после последнего Прорыва. Говорят, что и правда последнего. В смысле, больше не будет.
– А… а они не нападут?
– Не-а, – первый был спокоен. – Они теперь смирные. Да и мы слишком высоко идем. Энергия есть, можем еще набрать.
– Давай, может, прибавим пару метров?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});