Подводя итоги действиям Ивана III в Прибалтике, следует признать, что он сумел лишь громко заявить о своих интересах в регионе, но не сумел отстоять их перед лицом стран, давно и прочно освоившихся здесь. Поиски «выхода к морю», а затем и проблема укрепления позиций России на этом важнейшем мировом перекрестке, станут «головной болью» для многих поколений наших правителей. У истоков этой непрекращающейся исторической борьбы стоит «государь всея Руси» Иван Васильевич. Он никогда не видел чарующей бесконечности моря, не вдыхал его незабываемого запаха. Но именно он начал строить Великую Россию, которую невозможно представить без морей. И потому, подобно Петру Великому, Иван вполне заслуживает памятника где-нибудь на скале над холодным Варяжским морем.
Часть 5
ГОCУДАРЬ
ГЛАВА 14 Строитель
Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся: они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо.
(Псалтирь.19:8)
Возведение величественных каменных зданий есть тайная страсть всякого правителя. Они наглядно свидетельствуют о его могуществе как перед собственными подданными, так и перед чужестранцами. Они воплощают порядок и побеждают толпу, страх перед которой терзает правителя не меньше, чем страх перед клинком или ядом. Они создают иллюзию бессмертия не только великого дела, которое ставит целью своей жизни всякий уважающий себя правитель, но отчасти и его самого. Наконец, эти каменные громады являются важным элементом тех сложных отношений, которые возникают у правителя с Богом.
Таковы основные причины любви диктаторов к архитектуре. Мы говорим — диктаторов, поскольку именно диктатура (во всех ее исторических формах, включая и московское самодержавие) наиболее благоприятствует сооружению величественных зданий. Такого рода проекты требуют огромных средств и жесткого контроля за исполнением. Учитывая практическую бесполезность подавляющего большинства величественных зданий, легко понять, что только диктатор (или диктатура овладевшей обществом идеи) могут подвигнуть людей тратить колоссальные деньги и непомерные силы на символы.
Связь архитектуры с диктатурой таит в себе одну опасность. Художественные достоинства возводимых сооружений находятся в прямой зависимости от культурного уровня диктатора. Если это человек воспитанный и образованный, действующий в рамках определенной культурной традиции, умеющий прислушиваться к мнению художников, — результатом будет Тадж-Махал или Версаль. Если же невежественный диктатор вздумает диктовать художнику свои собственные представления о том, каким должно быть задуманное сооружение, — оно станет вечным обвинением против него.
Любовь диктаторов к архитектуре во все времена порождала разного рода амбициозные проекты. Однако существует и целый ряд поводов, необходимых для материализации этого чувства. Среди них — военные победы, преодоление кризисных ситуаций, разного рода проявления Божьей милости к данному народу или царствующему дому.
Иван Великий был диктатором, а его правление изобиловало такого рода поводами. Следовательно, есть все основания ожидать от него большого интереса к архитектуре. И эти ожидания вполне оправдываются. Иван построил много величественных каменных зданий. Да и можно ли ожидать иного от победителя Золотой Орды, покорителя Новгорода и Твери, создателя единого Российского государства, наконец, от монарха, управлявшего огромной страной в течение 43 лет? Этот строительный азарт передался и потомкам Ивана III. И его сын Василий III (1505–1533), и его внук Иван IV Грозный (1547–1584), имея гораздо меньше достижений, построили никак не меньше памятников этим достижениям.
Можно только удивляться, как князю Ивану хватало денег для всех его многочисленных построек. (Впрочем, некоторые из них — великокняжеский дворец, Архангельский собор — он так и не успел закончить.) Конечно, доходы его в это время многократно возросли за счет регулярного опустошения новгородских кладовых, прекращения платежей в Орду и захвата новых земель. Но при этом сильно возросли и расходы. И все же бережливый до скупости князь Иван умел не жалеть средств, когда того требовали интересы московского дела. Он понимал великую воспитательную силу архитектуры. Наконец, он был человеком своего времени, помнил о своих грехах и считал необходимым воздавать благодарность Всевышнему за Его долготерпение.
Все постройки Ивана III, о которых сообщают источники, отвечают той или иной насущной потребности и несут в себе определенный «воспитательный» заряд.
Читатель помнит, что, взойдя на престол в марте 1462 года, князь Иван прежде всего довел до конца строительные начинания своего отца. Летом 1462 года была «поновлена» часть кремлевской стены от Свибловой башни до Боровицких ворот.
27 июля 1462 года, во вторник, была освящена церковь святого Афанасия с приделом во имя святого Пантелеймона «во Фроловьских воротех» (29, 157). Неясно, выступал ли заказчиком при строительстве этого храма сам великий князь или же кто-то из знатных москвичей. Второе более вероятно: летописец обычно оговаривал участие великого князя в строительстве. Рассуждая о возможных заказчиках, следует вспомнить о великой княгине Марии Ярославне, вдове Василия Темного. Это была энергичная, властная и к тому же достаточно богатая для такого рода заказов особа. Несколько лет спустя она на свои средства заново отстроила при участии того же Василия Ермолина старый собор Вознесенского женского монастыря в московском Кремле. У княгини-вдовы были достаточные основания заботиться о церкви святого Афанасия. Ее отец, серпуховской князь Ярослав Владимирович, родился 18 января 1388 года — в день памяти святого Афанасия Александрийского. Поэтому его церковным именем было имя Афанасий (168, 307). Учитывая это обстоятельство, можно полагать, что Ярослав-Афанасий был ктитором или донатором кремлевского Афанасьевского монастыря. Подобно двум своим братьям, Ивану и Семену, князьям серпуховского дома, Афанасий скончался во время сильного морового поветрия осенью 1426 года. Возможно, именно тогда, устрашенный гибельной болезнью, Афанасий распорядился устроить в храме Афанасьевского монастыря придел во имя великомученика Пантелеймона, «безмездного целителя». Княжне Марии в 1426 году было, судя по всему, около 10 лет.
После кончины Василия Темного 17 марта 1462 года княгиня Мария Ярославна получила приличное состояние и право самостоятельно им распоряжаться. Она не ушла немедленно в монастырь, как это часто бывало с княгинями-вдовами, а до своего пострига в 1478 году вела одинокую жизнь в своих кремлевских покоях. Вполне естественным в ее положении было желание воздать дань уважения памяти отца, построив каменный храм в его любимом монастыре и освятив его в престольный праздник обетного придела. Это намерение должна была разделить с Марией Ярославной ее родная сестра, княгиня Елена Ярославна — жена удельного князя Михаила Андреевича Верейско-Белозерского.