Гермиона вдохнула поглубже и подошла.
— Алира! — вырвалось у женщины, когда она бросила взгляд в корзину. — Алира! — повторила Гермиона на парселтанге, протягивая руки к подруге.
— Моя госпожа! — почтительно и радостно прошипела ее старая знакомая, послушно выползая к хозяйке.
Змея сильно выросла, немного потемнела и весила теперь не меньше четырнадцати фунтов — Гермиона почувствовала ее внушительную тяжесть, когда та овилась вокруг пояса своей хозяйки.
— О, моя госпожа, как я рада вас видеть! — Угольно–черные зрачки Алиры поблескивали на свету. — Нам о стольком нужно поговорить! Но позже. Пока — уделите время моему любезному спутнику: он скучает, ибо не в силах понять нашего разговора.
Гермиона вздрогнула и перевела взгляд на Люциуса. Тот молчал, ожидая, пока она закончит со змеей.
— Я посажу тебя назад, Алира, — тихо прошипела женщина.
— Да, госпожа, разумеется.
Гермиона помогла огромной змее вернуться в корзину.
— Вы закончили? — иронически спросил старший Малфой, когда она опустила крышку.
— Ты пришел сюда, чтобы принести мне змею? — тихо спросила Гермиона.
— По поручению милорда, — кивнул Люциус. — Мы можем поговорить?
— Разумеется. — Снова невидимая рука сжала ее горло. — Люциус… То, что произошло… Я не виню тебя в поступках твоего сына, — Гермиона, не моргая, смотрела в холодные серые глаза, — и не переношу их на тебя. Но и просить прощения за содеянное не намериваюсь. Как и чувствовать за что‑либо вину.
— Я и не жду этого, — бесцветным голосом промолвил старший Малфой. — Более того, я благодарен тебе. Невзирая на произошедшее, ты смогла удержаться от слепой мести.
— Ты не ненавидишь меня? — растерянно спросила Гермиона, мигом теряя напускное самообладание.
— Я уважаю тебя, Кадмина, — пристально глядя ей в глаза, сказал старший Малфой. — Если не возражаешь, давай оставим эту неприятную тему. Не угостишь меня чем‑то?
— А… К–конечно… Присаживайся.
Совершенно сбитая с толку Гермиона ушла на кухню и через минуту возвратилась с двумя стаканами. Люциус сидел на одном из диванов и не сводил с нее глаз. Женщина протянула ему виски и присела напротив.
— Что же привело тебя сюда? — осторожно спросила она.
— Поручение Темного Лорда.
— Принести змею?
— Давай выпьем, Кадмина, — не отводя от нее взгляда произнес неожиданный визитер. — Твое здоровье, — он пригубил стакан, и Гермиона последовала этому примеру.
Повисла пауза.
— Что ты собираешься делать дальше? — нарушил молчание гость.
— Относительно чего?
— Относительно твоей жизни. Тебе здесь не место, Кадмина.
— Так считает mon Pére? — усмехнулась Гермиона.
— И он прав.
— Джинни наябедничала? — прищурилась молодая женщина.
— Твоя подруга волнуется за тебя.
— Напрасно. Мне хорошо здесь.
— Это неправда, — спокойно возразил Люциус. — Я ведь знаю тебя.
— И что же я должна делать, по мнению Papá? — иронически осведомилась Гермиона.
— В гимназии освободилось место преподавателя заклинаний, — неопределенно сказал ее визави.
— Я не могу воспитывать подрастающее поколение с младенцем на руках, — засмеялась ведьма.
— Напрасно ты так считаешь.
— Ты пришел, чтобы предложить мне работу?
— Чтобы напомнить тебе, кто ты.
— Даже я этого не знаю, — помрачнела Гермиона.
— Знаешь, — Люциус поднялся, поставив пустой стакан на пол. — Что ж, мне пора.
— Как, уже?! — Гермиона тоже встала.
— Я всё сказал, — усмехнулся мужчина. — Подумай над этим. — Он чуть наклонился вперед, взял ее руку и поднес к губам.
— Я провожу тебя. — Гермиона растерянно сделала несколько шагов вперед.
Люциус не сдвинулся с места, и теперь женщина стояла к нему очень близко. С ней происходило что‑то странное.
Старший Малфой пристально смотрел в ее глаза.
— Люциус, я…
Она запнулась. Рука мужчины скользнула по телу Гермионы, и он легко обхватил ее за талию. Всё еще пристально глядя в карие глаза.
Через секунду ведьма впилась в его губы жадным страстным поцелуем. Люциус отвечал ей грубо и требовательно. Халат распахнулся, мужчина без сопротивления повалил Гермиону на диван.
— Мама… Джинни… — задыхаясь, прошептала женщина, обхватывая его ногами. — Наверх, в комнату. — Она с силой прижалась к нему, и они трансгрессировали в ее постель.
Плохо слушались застежки на мантии и пуговицы на рубашке. Гермиона совершенно не соображала, что и как делает. Она вся дрожала от желания.
Они не говорили ни слова, яростно набросившись друг на друга — как безумные, как дикие звери. То и дело Гермиона ловила непроницаемый взгляд серых холодных глаз — от него мороз пробегал по коже, но она еще сильнее заводилась из‑за этого. Женщина будто припала к источнику после долгой томительной жажды — и ненасытно глотала воду, давясь ею, рискуя захлебнуться, но остановиться не могла.
Почти час они яростно упивались друг другом. Наконец молодая ведьма устало откинулась на грудь старшего Малфоя, тяжело дыша и едва переводя дух. Она чувствовала, как восстанавливается его дыхание. Мускулистая рука со зловещей Черной Меткой обнимала ее обессилившее тело.
— Это входило в план mon Pére? — через некоторое время спросила Гермиона, задумчиво глядя в потолок. Люциус не ответил. — Молчишь? — с оттенком горечи добавила она через несколько секунд.
— Ты что‑то имеешь против? — подал голос ее любовник.
— Нет, я привыкла, — усмехнулась Гермиона.
Сжимавшая ее рука скользнула ниже, и женщина застонала, прижимаясь к Люциусу спиной. Его губы впились в ее шею.
— Гермиона! Мы дома! — раздался из гостиной громкий голос миссис Грэйнджер, и ведьма вздрогнула от неожиданности и внезапно накатившей волны наслаждения. Перегнувшись через Люциуса, она подняла с вороха одежды его волшебную палочку и направила на дверь.
— Коллопортус!
Люциус сел на кровати и резко развернул женщину к себе.
— Это, — он пристально смотрел в ее глаза, — не твой мир, Кадмина. Ты — не такая.
— А какая я? — тихо спросила Гермиона, тщетно пытаясь увидеть мысли за каменным барьером его глаз.
— Хочешь откровенности? — усмехнулся Люциус, подталкивая женщину назад и вновь овладевая ее телом. — Ты — ведьма. — Он двигался резкими, сильными толчками и говорил то отрывисто выбрасывая слова, то понижая голос до свистящего шепота. — Надменная, самовлюбленная, эгоистичная. Если ты пытаешься бороться с этим — ты мучаешься, чувствуешь неудовлетворенность, злишься. А когда необузданная, дикая ведьма вырывается на волю — ты чувствуешь счастье, свободу и страх. Ты слишком привыкла сдерживать себя. Твои моральные принципы, твоя человечность — отравляют тебя. Этот рационализм в тебе не только от воспитания, он в тебе от Темного Лорда. Но иногда материнская кровь берет верх. Ты никогда не видела, как Белла убивает?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});