Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На другой день, въ десять часовъ утра, минута въ минуту, аккуратный адвокатъ постучался y дверей м-ра Пикквика, которыя и были, съ великою поспѣшностью, отворены Самуэлемъ.
— М-ръ Перкеръ, сэръ, — сказалъ Самуэль, докладывая о прибытіи гостя своему господину, который сидѣлъ y окна въ задумчивой позѣ. — Очень радъ, сэръ, что вы теперь случайно пожаловали къ намъ. Старшина желаетъ, кажется, переговорить съ вами, сэръ.
Перкеръ бросилъ на Самуэля многознаменательный взглядъ, давая знать, что онъ понимаетъ, какъ должно вести себя при настоящихъ обстоятельствахъ. Пикквикъ, разумѣется, не долженъ знать, что за нимъ, Перкеромъ, посылали. Затѣмъ м-ръ Перкеръ прошепталъ что-то на ухо Самуэлю.
— Неужели! Вы не шутите, сэръ? — сказалъ Самуэль, отступая назадъ въ припадкѣ величайшаго изумленія.
Перкеръ кивнулъ и улыбнулся.
М-ръ Самуэль Уэллеръ взглянулъ на адвоката, потомъ на м-ра Пикквика, потомъ на потолокъ, потомъ опять на Перкера; оскалилъ зубы, засмѣялся, захохоталъ и, наконецъ, схвативъ шляпу, опрометью бросился изъ комнаты безъ малѣйшихъ объясненій.
— Что это значитъ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ, бросая на Перкера изумленный взглядъ. — Что привело моего слугу въ такое загадочное состояніе?
— О, ничего, ничего, — отвѣчалъ Перкеръ. — Потрудитесь-ка пересѣсть сюда, сэръ, поближе къ столу. Мнѣ надобно переговорить съ вами о многомъ.
— Какія это y васъ бумаги? — спросилъ м-ръ Пикквикъ, когда адвокатъ положилъ на столъ пачку документовъ, перевязанныхъ краснымъ снуркомъ.
— Бумаги по дѣлу вдовы Бардль и Пикквика, почтеннѣйшій, — отвѣчалъ м-ръ Перкеръ, развязывая узелъ зубами.
М-ръ Пикквикъ пододвинулъ стулъ, усѣлся и бросилъ весьма суровый взглядъ на своего юридическаго патрона.
— A вамъ не нравится это дѣло? — сказалъ адвокатъ, продолжая развязывать узелъ.
— Вы должны знать это, сэръ, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ.
— Очень жаль, — отвѣчалъ Перкеръ, — потому что о немъ-то собственно мы и должны разсуждать съ вами сегодня.
— Кажется, я просилъ васъ, Перкеръ, чтобы вы никогда не заводили со мной рѣчи объ этомъ процессѣ, перебилъ скороговоркой м-ръ Пикквикъ.
— Полноте, почтеннѣйшій, полноте, — отвѣчалъ адвокатъ, посматривая искоса на своего сердитаго кліента. — Рѣчь пойдетъ y насъ своимъ чередомъ: я затѣмъ и пришелъ къ вамъ. Угодно-ли вамъ выслушать, почтеннѣйшій, что я намѣренъ сказать? Если покамѣстъ не угодно, я могу подождать. Торопиться не къ чему. На всякій случай, я принесъ съ собой газету. Ваше время будетъ и моимъ. Располагайте мною.
Съ этими словами адвокатъ перебросилъ ногу на ногу, развернулъ газетный листокъ и сдѣлалъ видъ, будто углубился въ чтеніе какой-то статьи.
— Ну, ужъ такъ и быть, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, вздохнувъ изъ глубины души, — говорите, что y васъ на умѣ. Я готовъ слушать. Старая исторія, я полагаю?
— Не совсѣмъ, почтеннѣйшій, не совсѣмъ, — отвѣчалъ Перкеръ, свернувъ газету и укладывая ее въ свой карманъ. — Вдова Бардль, просительница, находится теперь въ этихъ самыхъ стѣнахъ, извѣстно-ли вамъ это, сэръ?
— Извѣстно.
— Очень хорошо. A знаете-ли вы, сэръ, по какому поводу и на какомъ законномъ основаніи заключили сюда вдову Бардль?
— Знаю. По крайней мѣрѣ, я слышалъ объ этомъ отъ Самуэля, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, съ притворной безпечностью.
— И Самуэль, смѣю сказать, представилъ вамъ вѣрнѣйшій отчетъ объ арестованіи вдовы. Теперь, почтеннѣйшій, позвольте предложить вамъ первый вопросъ: должна-ли эта женщина остаться здѣсь?
— Остаться здѣсь!
— Да, почтеннѣйшій, должна-ли она остаться здѣсь? — повторилъ Перкеръ, облокотившись на спинку стула и устремивъ пристальный взглядъ на своего кліента.
— Какъ вы можете объ этомъ меня спрашивать? — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Это зависитъ отъ Додсона и Фогга: вы знаете это очень хорошо.
— Я ничего не знаю, почтеннѣйшій, — возразилъ Перкеръ съ твердостью. — Только позвольте вамъ замѣтить, что это не зависитъ отъ Додсона и Фогга. Вы знаете людей, почтеннѣйшій, такъ же, какъ я ихъ знаю. Это зависитъ единственно, исключительно и рѣшительно отъ васъ, почтеннѣйшій.
— Отъ меня! — вскричалъ м-ръ Пикквикъ, дѣлая судорожное движеніе на своемъ стулѣ.
Адвокатъ произвелъ двойной стукъ по крышкѣ своей табакерки, открылъ ее, зацѣпилъ большую щепоть и, закрывая табакерку, опять энергически повторилъ:
— Отъ васъ, почтеннѣйшій.
М-ръ Пикквикъ остолбенѣлъ.
— Да, почтеннѣйшій, — продолжалъ Перкеръ, разнюхивая табакъ, — я говорю, что немедленное освобожденіе вдовы Бардль или постоянное ея заключеніе въ этой тюрьмѣ зависитъ отъ васъ, и только отъ васъ однихъ. Выслушайте меня внимательно, терпѣливо, безъ всякаго огорченія и досады, иначе вы только вспотѣете и надсадите свою грудь, нисколько не уяснивъ сущности этого дѣла. Итакъ, почтеннѣйшій, я говорю и утверждаю, что никто, кромѣ васъ, не можетъ освободить вдову Бардль изъ этого логовища нравственнаго уничиженія и нищеты, и вы только въ состояніи положить разумный конецъ этому процессу, вручивъ господамъ Додсону и Фоггу всѣ судебныя издержки какъ за себя самого, такъ и за вдову. Не горячитесь, почтеннѣйшій, прошу васъ объ этомъ всепокорнѣйше.
Въ продолженіе этой рѣчи м-ръ Пикквикъ и краснѣлъ, и блѣднѣлъ, и негодованіе его едва не обнаружилось въ самыхъ сильныхъ порывахъ; однакожъ онъ удержалъ себя и угомонился. Перкеръ, между тѣмъ, зацѣпилъ еще щепоть табаку и продолжалъ съ новымъ одушевленіемъ:
— Я видѣлъ эту женщину сегодня поутру. Уплативъ судебныя издержки, вы освобождаетесь отъ неустойки и благополучно выходите изъ тюрьмы вмѣстѣ съ нею. Это первый пунктъ. Второй, главнѣйшій и существенный пунктъ состоитъ собственно въ томъ, что вдова Бардль даетъ добровольное собственноручное показаніе, въ формѣ письма ко мнѣ, что все это дѣло, отъ начала до конца, было ведено по наущенію этихъ безсовѣстныхъ людей, Додсона и Фогга; что она, вдова Бардль, приноситъ искреннее сожалѣніе и раскаяніе въ томъ безпокойствѣ, которое она, по своему неблагоразумію, причинила вамъ, почтеннѣйшій, и на этомъ основаніи, она проситъ меня употребить свое ходатайство передъ вами, испрашивая вашего великодушнаго прощенія.
— Вслѣдствіе, то есть, этихъ издержекъ, которыя я заплачу за нее! — перебилъ м-ръ Пикквикъ съ величайшимъ негодованіемъ.
— О, нѣтъ, почтеннѣйшій, вслѣдствіе письма, о которомъ я сейчасъ упомянулъ, — сказалъ Перкеръ торжествующимъ тономъ. — Это письмо было другою женщиною принесено въ мою контору сегодня ровно въ девять часовъ, прежде, чѣмъ нога моя переступила за порогъ этого зданія, и прежде, чѣмъ я увидѣлся съ вдовою Бардль. Клянусь вамъ въ этомъ своею юридическою честью.
И, вынувъ это письмо изъ пачки другихъ бумагъ, адвокатъ положилъ его подлѣ м-ра Пикквика и потомъ принялся разнюхивать огромную щепоть табаку.
— Все-ли вы сказали? — спросилъ м-ръ Пикквикъ кроткимъ тономъ.
— Не совсѣмъ, — отвѣчалъ Перкеръ. — Не могу ручаться, что слова и выраженія росписки, представленной теперь въ судъ адвокатами вдовы, могутъ послужить для насъ достаточнымъ доказательствомъ, что противъ васъ, почтеннѣйшій, составленъ былъ заговоръ этими людьми. Уличить ихъ трудно. Додсонъ и Фоггъ слишкомъ умны для того, чтобъ разставить себѣ ловушку въ этомъ родѣ. Но то не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что всѣ факты, взятые и сведенные вмѣстѣ, могутъ окончательно оправдать васъ въ глазахъ всѣхъ разсудительныхъ людей. Благоволите теперь сами, почтеннѣйшій, обратить вниманіе на сущность всего дѣла. Сумма въ какихъ-нибудь полтораста фунтовъ съ небольшимъ, или около того, для васъ ровно ничего не значитъ. Присяжные рѣшили тяжбу не въ вашу пользу. Приговоръ ихъ несправедливъ, конечно, но все же они судили по крайнему своему разумѣнію, по долгу совѣсти и чести. И вотъ теперь представляется вамъ чрезвычайно легкій и удобный случай поставить себя въ самомъ выгодномъ положеніи, какого, разумѣется, вы никогда бы не достигли, оставаясь въ этомъ мѣстѣ. И повѣрьте мнѣ, почтеннѣйшій, пребываніе ваше въ тюрьмѣ всѣ и каждый могутъ приписать только самому упорному, закоснѣлому и совершенно неразсудительному упрямству, которое, разумѣется, не дѣлаетъ особенной чести ни вашему уму, ни сердцу. Станете-ли вы еще колебаться, какъ скоро, по одному движенію благой воли, вы можете возвратиться къ своимъ друзьямъ, къ своимъ прежнимъ занятіямъ и удовольствіямъ, освобождая въ то же время своего вѣрнаго и преданнаго слугу, который, въ противномъ случаѣ, былъ бы принужденъ обречь себя на вѣчное затворничество изъ-за вашего непростительнаго каприза. Примите въ соображеніе и то обстоятельство, что вы можете великодушно отмстить за себя, удовлетворяя благороднѣйшему побужденію своего сердца: вы освободите несчастную женщину изъ логовища нищеты и разврата, гдѣ слишкомъ тяжело прозябать даже мужчинѣ съ твердымъ характеромъ и основательнымъ разсудкомъ. Теперь спрашиваю васъ, почтеннѣйшій, какъ адвокатъ вашъ и вмѣстѣ искренній другъ: неужели вы откажетесь отъ благопріятнаго случая привести въ исполненіе всѣ эти великодушныя цѣли по одному тому, что было бы вамъ жаль разстаться съ нѣсколькими фунтами, которые попадутъ въ карманъ двухъ ловкихъ негодяевъ, ненасытимыхъ въ своемъ жадномъ стремленіи къ пріобрѣтенію богатства? Не вамъ и не мнѣ исправить ихъ, сэръ: люди этого сорта не различаютъ никакихъ средствъ, какъ скоро идетъ дѣло объ ихъ прибыткѣ. По моему, чѣмъ скорѣе развязаться съ ними, тѣмъ лучше. Всѣ эти соображенія, почтеннѣйшій, я представилъ на ваше благоусмотрѣніе весьма слабо и въ самомъ несовершенномъ видѣ; но я прошу самихъ васъ, усиліями собственнаго размышленія, пролить на нихъ надлежащій свѣтъ. Думайте и гадайте, сколько вамъ угодно: я стану терпѣливо дожидаться вашего отвѣта.
- Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Блюмсберийские крестины - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Рождественская песнь в прозе (пер. Пушешников) - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Лавка древностей. Часть 1 - Чарльз Диккенс - Классическая проза