— Еще увидишь, — хмыкнул Карл и сменил тему.
Но вскоре я осторожно заговорил на эту тему с отцом.
Он отложил газету и сигару и уставился на меня.
— Сынок, ты с ума сошел?
Я пробормотал, что вроде бы нет.
— А похоже, — отец вздохнул. — М- Да… а ведь следовало ожидать, очень предсказуемое поведение на этом этапе развития. Помню, когда ты научился ходить и перестал быть маленьким мальчиком… если честно, на какое-то время ты превратился в сущего проказника. Ты разбил одну из маминых ваз эпохи Мин — нарочно, я уверен… но ты был слишком юн, чтобы сознавать ее ценность. Поэтому я всего лишь отшлепал тебя. А еще припоминаю день, когда ты стащил у меня сигару, а потом тебя весь день тошнило. Мы с мамой так старались сделать вид, будто не замечаем, что ты тем вечером и куска не можешь проглотить, а я до сегодняшнего дня не говорил, что я все знаю. Мальчикам так положено: надо попробовать, чтобы убедиться, что мужские забавы не для них. Мы наблюдали, как ты взрослеешь и начинаешь замечать, как не похожи на нас и прекрасны девочки!
Он опять вздохнул.
— Совершенно нормальные этапы. В том числе и последняя твоя выдумка. Кто из мальчишек не мечтает о красивой форме? Или решает, что он влюблен так, как никто никогда до него не влюблялся, и в сию же секунду обязан жениться. Или одновременно, одно другому не мешает, — отец сумрачно улыбнулся. — Со мной случилось одновременно. Но я все сделал в свое время и не пустил под откос свою жизнь.
— Пап, я не собираюсь пускать жизнь под откос. Я собираюсь отслужить в армии, я ведь не иду в кадровые военные.
— Оставим пока этот разговор, хорошо? А я объясню тебе, чего ты на самом деле хочешь. Во-первых, наша семья держится в стороне от политики и потихоньку возделывает свой сад уже сто с лишним лет. Лично я не вижу смысла ломать эту добрую традицию. Полагаю, что тебя сбил с пути твой школьный знакомый… как его? Ты знаешь, о ком я.
Он имел в виду преподавателя истории и философии морали. И естественно, ветерана.
— Мистер Дюбуа.
— Какое глупое имя… но ему подходит. Иностранец, сомнений нет. Нужно бы принять закон, запрещающий использовать школы как тайные вербовочные пункты. Думаю, я напишу об этом довольно резкое письмо. Налогоплательщик обладает кое-какими правами!
— Пап, ну он-то здесь при чем? Он…
Я замолчал, не зная, как продолжить. Мистер Дюбуа обладал задиристым и высокомерным нравом; обращался он с нами так, словно ни один из нас не достоин даже близко быть подпущенным к государственной службе. Мне он не нравился.
— Да он скорее только отбивает всякую охоту.
— Пф-ф! Ты что, не знаешь, как свиней ведут на бойню? Ладно, не важно. Окончишь школу, отправишься в Гарвард изучать бизнес, это ты знаешь. После поедешь в Сорбонну, будешь понемногу путешествовать, знакомиться с нашими представителями, смотреть, как идут дела. А затем вернешься домой и возьмешься за работу. Начнешь с чего-нибудь простенького, вроде старшего клерка, — это для проформы. Оглянуться не успеешь, как окажешься наверху, потому что я не молодею. Чем быстрее возьмешь дела на себя, тем лучше. Как только наберешься опыта и желания, ты хозяин. Вот! Как тебе такая программа? И стоит ли выбрасывать два года псу под хвост?
Я ничего не ответил. Все это было для меня не ново, все это я уже обдумывал. Отец поднялся и положил руку мне на плечо.
— Сынок, не думай, что я равнодушен к твоему мнению, это не так. Просто взгляни фактам в лицо. Если бы сейчас шла война, я первый бы поддержал тебя и предложил бросить дела к ногам военных. Но сейчас войны нет и, благодарение богу, уже не будет. Войны мы переросли. На нашей планете мир и счастье, мы наслаждаемся отношениями с другими планетами. Так чем же является так называемая государственная служба? Паразитизм чистой воды. Потерявшая функциональность организация, ненужная, устаревшая, живущая благодаря налогам. Довольно дорогое удовольствие: кормить бездарей, которые в ином случае оказались бы без работы, а они еще пыжатся до конца своей жизни. И ты хочешь к ним?
— Но Карл вовсе не бездарь!
— Прости. Да, он не бездарь, он чудесный парень… хотя и с кашей в голове.
Отец нахмурился, но потом улыбнулся.
— Сынок, у меня тут был приготовлен сюрприз к окончанию школы. Но лучше сообщить о нем сейчас, чтобы тебе было легче выбросить из головы всякую чушь. Не то чтобы я боялся того, что ты можешь выкинуть, я уверен в твоем здравом смысле, несмотря на твой нежный возраст. Но ты в затруднении, я знаю, а мой подарок поможет тебе развеяться. Угадай, что это?
— Н-ну… не знаю.
Его улыбка стала шире.
— Путешествие на Марс.
Наверное, я выглядел ошеломленным.
— Господи, пап, я понятия не имел…
— Я хотел удивить тебя, и мне это, кажется, удалось. Я знаю, все мальчишки с ума сходят по путешествиям — хотя не пойму, на что там смотреть. Тебе самое время прогуляться — одному, я этого не сказал? — и забыть обо всем, потому что, когда возьмешься за работу, тебе даже на Луну будет некогда выбраться, — отец вновь взял газету. — Нет, не благодари. Иди и дай мне спокойно дочитать. У меня сегодня вечером встреча с несколькими господами. Дела!
И я пошел. Полагаю, отец посчитал, что уладил вопрос… полагаю, я сам так считал. Марс! И никто не будет дергать меня за руку! Но Карлу я не стал об этом рассказывать, подозревал, что он посчитает поездку взяткой. Что ж, может быть, таковой она и была. Так что я просто сказал, что мы с отцом имеем на этот счет различные мнения.
— Ага, — сказал Карл. — Вот и мой тоже. Но это — моя жизнь.
Я размышлял на эту тему во время последнего урока истории и философии морали. От остальных предметов этот курс отличался тем, что был обязательным, но экзаменов по нему сдавать не надо было, а мистеру Дюбуа, кажется, было плевать, усвоим мы что-нибудь или нет. Он просто тыкал в кого-нибудь левой культей (запоминать наши имена он не считал нужным) и выплевывал вопрос. Затем разгорался спор.
Но в последний день он все-таки задался задачей выяснить, чему же мы научились. Одна из девчонок напрямик заявила:
— А мама говорит, что насилие никогда ничего не решает.
— Да ну? — мистер Дюбуа окинул ее холодным взглядом. — Уверен, что отцы города под названием Карфаген были бы рады это узнать. Почему ваша мама этого не сказала им? Или вам самой?
Они уже и раньше цеплялись друг к другу. Провалиться на экзамене было невозможно, так и мистера Дюбуа нечего было опасаться.
— Что вы меня высмеиваете! — взвизгнула девица. — Всем известно, что Карфаген был разрушен!
— Вы, похоже, пребывали в неведении, — мрачно отрезал мистер Дюбуа. — Раз теперь вы это тоже знаете, поведайте нам, разве насилие не определило раз и навсегда их судьбу? И лично вас я не высмеиваю, я всегда издеваюсь над глупыми высказываниями и идеями. Издевался и буду издеваться. Тому, кто придерживается исторически неверной и полностью аморальной доктрины, что «насилие ничего не решает», я бы посоветовал вызвать духов Наполеона Бонапарта и герцога Веллингтона на словесную дуэль. И дух Гитлера вполне сгодится в судьи. А жюри составят дронт, большая гагара и странствующий голубь. Насилие, грубая сила уладили больше исторических вопросов, чем любой другой фактор, и противоположное мнение является в лучшем случае благим пожеланием. Народы, забывающие об этой прописной истине, платят жизнью и свободой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});