это ужасно. Если люди доведут его до такого состояния, то их можно считать преступниками. А преступники заслуживают наказания — не с целью причинить боль, а с целью заставить их осознать свои ошибки… С другой стороны, они лишь неразумные дети. Они сбились с пути, устремившись за сиюминутными желаниями, а в итоге оказались полностью потеряны.
Этот мир — первый, пробужденный из небытия, самый несовершенный, но навсегда самый любимый — даже тогда, когда я хочу отказаться от него. Но тот, кто любит, порой вынужден принимать сложные решения. В любом случае что-то должно быть сделано. Чтобы даже через тысячу лет по синему небу плыли белые облака…»
Он возвращался. Последняя тонкая нить привязывала его к кошмарному миру будущего, которому лучше бы и вовсе не наступить. Отлив уносил его обратно, к морю… к Эхо.
И, стоило ему подумать об Эхо, как мерцающая листва нового лучшего будущего померкла. Он закрыл глаза, потом открыл их, но теперь видел лишь тьму. Он вспомнил как заканчиваются многие сказки: и жили они долго и счастливо, и умерли в один день. Он никогда не понимал эти слова полностью, и упоминание о смерти, казалось, бросало холодную тень на слова «долго и счастливо». Но когда любишь кого-то настолько сильно, то знаешь: умереть в один день — один из лучших даров судьбы. Потому что неизбывно горе того, кто останется в одиночестве…
«Эхо», — написал он, уже не видя страницы.
Он падал сквозь время.
«Так легко поддаться ложным устремлениям… перепутать цели с желаниями… Правильные решения — всегда сложны, а ложные кажутся соблазнительными… — прошептала Она нежно. — Делая выбор, будь добр и милостив, но также разумен и хладнокровен».
— Да, — прошептал Вогт. — Да.
Он лежал на камнях и смотрел в темное небо.
***
В густых сумерках он различил их удлиненные фигуры и маленькую фигурку Эхо посреди и осознал, что не успел. Эхо в их руках. «Не касаетесь друг друга. Больше никогда не прикоснетесь», — произнес насмешливый голос в его голове.
— Вогт! — донеся до него звенящий от ужаса выкрик Эхо.
— Я здесь! — закричал Вогт в ответ. Он побежал к ней, оставляя на острых камнях мазки крови.
Среди темноты восемь силуэтов слились в один, затем снова разделились, и Вогтоус увидел, что один из Восьмерки удерживает Эхо, обхватив ее горло белыми костлявыми пальцами. Вогт замедлился. Ветер бил его в лицо с такой силой, что почти ослеплял, волны грохотали об утесы, осыпая Вогта обжигающе-холодными брызгами. Но его ярость была куда холоднее. Проникала глубоко в сердце, обращая его в лед. Все это время Эхо ждала его, надеялась, что он спасет ее… но он не успел. Он почти потерял ее. Вскоре настанет жизнь без нее. Бессмысленная, ненужная жизнь…
Шагнув меж черных теней, Вогт приблизился к Эхо и остановился напротив, посмотрел в ее мокрые от слез глаза так, как будто кроме него и Эхо на берегу никого не было.
— Я вернулся.
Она чуть кивнула, но в ее обреченном взгляде не возродилась надежда.
— Отпустите ее, — приказал Вогт.
«Воришка, — прошипели ему в ответ — завитки ледяного воздуха, вползающие прямо в уши. — Отдай то, что украл».
— Не сметь называть меня вором! — с ненавистью выплюнул Вогт. — Я знаю, что вам нужно. Но у меня нет Камня Воина. Я избавился от него и не могу вернуть его.
«Можешь».
— Нет, — Вогтоус качнул головой. — Он на дне реки. Это все равно как если бы его и вовсе не существовало.
«Ты бы не стал избавляться от него, не будь ты уверен, что способен его вернуть».
— Я даже не думал об этом, — солгал Вогт и затем услышал хрип Эхо.
Пальцы, плотно сомкнувшиеся на ее горле, были сильные и неживые; их заостренные ногти глубоко погружались в кожу.
— Хватит! — выкрикнул Вогт, задрожав от своей ярости и ее боли. — Прекратите!
«Убьем девчонку».
— Прекратите, — повторил Вогт, и его голос дрогнул. — Может быть, я отдам вам камень. Но сначала я должен договориться с ней.
Лишь молчание донеслось ему в ответ.
— Я ничего не сделаю, пока не обговорю это с ней! — заявил Вогт. В его голос снова вернулась твердость.
После минуты, что длилась так долго, что Вогт уверился в отказе, Эхо отпустили. Ослабшая, хватающая ртом воздух, она повалилась на колени и сразу встала, шатаясь.
— Нет, — замотала она головой. — Нет.
— Разреши мне, — в отчаянье потребовал Вогт.
— Нет!
— Они не отпустят тебя, если я не отдам его.
Эхо печально покачала головой.
— Ты готов поверить в их честное слово? — спросила она. Ее голос звучал чуждо и хрипло. Как будто он уже разговаривал с ее призраком, чуть задержавшимся перед окончательным отбытием. — Еще не догадался, кто они? Почему они усилились за те ночи, когда бродили по миру? Каждое слово, брошенное в гневе, питает их. Каждая капля пролитой крови делает их сильнее. Но Камень Воина усилит их могущество в сто крат, и потому они не должны получить его. Мы не имеем права ввергнуть мир в кошмар их власти.
— Тогда я просто убью их. Плевать на последствия!
Вогт попытался обнять Эхо, но она отшатнулась. Она наклонила голову, и черные пряди, выбившиеся из косы, занавесили ее лицо.
— Ты так ничего и не понял, Вогт. Не хочешь понять. Тебе удобнее винить во всем кого-нибудь другого.
— О чем ты?
Эхо подняла голову, и Вогт увидел, что в ее глазах бушует собственное море.
— Это ты начал Игру, Вогт. Твои решения определяли действительность, волнами расходясь по миру… само твое пребывание здесь уже навсегда изменило реальность. И если ты оступишься… если ты нарушишь правило… все не ограничится чередой противных неприятностей, как в моем случае. Последствия будут ощутимы везде. Мир погрузится в хаос.
— Я не могу убить их, не могу отдать им камень, не могу убедить отпустить тебя. Тогда что мне делать? — воскликнул Вогт. — Что?!
— Уйти.
— Уйти? — повторил он пораженно. — Я не могу оставить тебя.
— Но ты должен, — слеза сорвалась и потекла по щеке Эхо. — Это и есть твое последнее испытание. Это финал, Вогт. Все, что тебе осталось, — отказаться от меня.
— Нет! — заплакал Вогт. — Я отдам им камень… пусть забирают… Я уйду с тобой…
— Вспомни свою историю, Вогт. Ты должен принять мою жертву, даже если это невыносимо…
— Мне не нужна такая жертва! — Вогтоус попятился. — Какая это будет рана для меня, ты понимаешь?! Какой такой жизнью я смогу жить? Просто скажи мне, чтобы я убил их, Эхо, только скажи — и я сожгу их в один