Это даже не ссора с королем из-за невесты легкого поведения и ее участи, это фокус еще почище того. Я ему неприлично польстил, сравнивая его с Хейлзом. Тот хоть старается ради пользы дела, как ее видит. А господин Корво, похоже, из любви к высокому искусству красивой позы. И что мне, как главе семьи, черт побери за компанию и меня, с этим делать?..
— Считайте, — дергает ртом герцог Ангулемский, — что я заботился о кампании.
— Я не думаю, что наша встреча с господином Хейлзом погубила бы кампанию… или кого-то из нас, — улыбается герцог Беневентский. Кажется, всерьез уверен, что победил бы и этак красиво противника пощадил. Гордыня, достойная лучшего применения. — Кстати… вы, как я понимаю, знаете, с кем я встретился в «Соколенке». Вы обещали рассказать.
— Боюсь, что я еще раз вас расстрою. Этот джентльмен спешно покинул страну, чему я чрезвычайно рад. Мне пришлось бы обойтись с ним круто, а мне слишком нравятся его стихи.
— Господин герцог, я верно понимаю, что вы как минимум не слишком старались его удержать и догнать? — приподнимает бровь хозяин. С досадой, но второй раз гроза не начнется. Ему, кажется, очень неловко за недавнее. Это не Толедо — там за подобное вызывают сразу, как и у нас, и не Рома, там попросту хватаются за оружие без вызова, или подсылают наемных убийц, неважно, было ли оскорбление намеренным или невольным. Это… нечто новое.
— Не старался. Именно в обмен на это недеяние мне и сообщили о затее моего кузена.
Корво вздыхает и с явственной тоской во взоре поворачивает голову к своему капитану, который застыл очень бдительной статуей в паре шагов. Не находит там ни малейшего сочувствия, укоризненно смотрит на герцога Ангулемского. Этакий котеночек… пантеры, не меньше.
— Вы, господин герцог, как-то удивительно недружелюбны по отношению ко мне… — Это шутка. Почти шутка.
— Насколько я понимаю, жизнь вчера не была к вам особенно жестока. И что бы вы стали делать с человеком, написавшим ту песенку, которую недавно исполнял в вашем доме синьор, кажется, Бальони? Он ведь, в отличие от вас, — и моего кузена, но это мы опустим от греха подальше, — не боец.
— Он убийца, — роняет Мигель де Корелла.
— Мне было интересно то, что он умеет, — пожимает плечами Корво.
— Боюсь, что он научил бы вас дурному…
— Господин герцог!.. — Молодой самец пантеры то ли взвоет сейчас, то ли расхохочется. А напрасно. Назвались младшим родичем? Признали за мной право заботиться о мире в семье? Терпите! — Меня уже научили всему, чему могли… а чему учиться, я все-таки выбираю сам. И здесь, поверьте уж, было чему.
— Я вам верю, господин герцог… но, увы, вам придется искать другого учителя. А если вы все же отыщете этого, сделайте одолжение, не говорите об этом мне.
— Обещаю.
Герцог Ангулемский смотрит на капитана…
— Скажите, де Корелла, это случайно не вы некогда объясняли моему новому родичу про причины и следствия? Можете не отвечать. Примите мое сочувствие.
— Ваша Светлость?
— Разве я сказал что-то непонятное?
Капитан смотрит в пол, склонив голову. Кажется, очень смущен. Но отвечает вполне четко:
— Ваша Светлость, прошу простить мою несообразительность…
Вот так много лучше. И господин ваш, я думаю, меня тоже прекрасно понял. И вряд ли обидится. На это — вряд ли. Ему, кажется, весьма по вкусу роль чудовища. Я начинаю догадываться, почему у этого милого и очень воспитанного молодого человека такая репутация дома. А вот толедцу действительно можно только посочувствовать. И есть за что уважать: его подопечный дожил до своих лет.
Герцог Беневентский не обижается, но и польщенным не выглядит. Отворачивается к столу, наливает вино в бокалы. В три бокала.
— Господа, вам не кажется, что нам стоит обсудить ситуацию с Галлией? В открывшихся обстоятельствах…
— В открывшихся обстоятельствах нам предстоит совсем другая война. Возможно — две. — Это если Альба не нарушит договор. Но с севером и даже с Альбой де ла Валле справится. На это его хватит. А вот нам придется исходить из того, что Арелат сможет снять с галльской границы много… если не все. Вернее, не может, а уже снимает, сейчас. Потому что грядущее перемирие — фикция. Договор уже заключен. Если их будет меньше, хорошо. Но рассчитывать нужно на худшее.
3.
— Ну вот, Ваше Величество, все готово, — докладывает коннетабль. Или, точнее, рассказывает, сидя рядом с королем в любимом кабинете Людовика. Пьер может докладывать из глубокого поклона или за обеденным столом, он все равно ничего не упускает. — Сейчас явится де Кантабриа с посланием от его монархов — и завтра армия выступит к Нарбону. Через месяц, как и намечено, мы начнем штурм Марселя.
Утро — время докладов. Желающих лично сообщить что-то Его Величеству осталось всего двое: толедский посланник и начальник тайной службы. Остальные уже выслушаны и отправились восвояси. А утро уже не утро, а полдень, и доклады сожрали четыре часа, а дельного было мало. Самое большое событие дня — пожар в одном из крыльев дворца, да и то не пожар, а так… занавеси загорелись от свечи, не успело вспыхнуть, сразу потушили. Но братец Пьера, первый гофмаршал двора, начальник над всеми дворцовыми службами, не может не сообщить как все вышло и какие меры были немедленно приняты.
Еще неделя, думает король — и я избавлюсь от кузена Валуа-Ангулема, да и от нового своего подданного в придачу. Наконец-то. Наверное, нужно наградить главу Трибунала. Его Преосвященство сделал очень многое. Не только вовремя подсказал, кого нужно отправить разбираться со всей этой нечистью, но и собрал миссию из трех десятков братьев, которая поможет навести в городе порядок.
Пьер ничуть не обижен, что марсельская кампания все же уплыла у него из рук. Он, пожалуй, даже доволен — и свадьбу сына откладывать не придется, и в чертовщину лезть. Да и на время марсельской кампании коннетаблю лучше не покидать столицы. Арелат может ударить на востоке. Франкония — на севере. Маршал тоже мог бы справиться, ему привычно воевать на севере, но если он такой уж знаток разнообразных сверхъестественных явлений и границ допустимого, то пусть воюет на юге.
Единственным, кто пытался выразить неудовольствие, был де Кантабриа. Его эта цепочка командования не устраивала. Но его инструкции требовали ускорить ход событий на орлеанской стороне, а не задерживать, а произошедшее в Марселе, кажется, еще и сильно напугало. А с формальной стороны Валуа-Ангулем — третий человек в армии и второй человек в стране. И на вопрос «чем вас не устраивает принц крови» отвечать толедскому представителю совершенно нечего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});