И тут я разревелась, как сама даже не знаю кто. Я обнимала его, прижимала к себе, стараясь не побеспокоить его израненный бок, а сама плакала и никак не могла остановиться. Он попытался повернуться и обнять меня за шею, но был еще слишком слаб, так что смог лишь гладить меня по плечам.
— Ну чего ты, чего? — шептал он хрипло.
— Ты… мог… погибнуть… из-за того… что я… — остановить рыдания я не могла, а может быть и не хотела. Все напряжение предыдущего дня и большей части ночи вытекало из меня вместе со слезами, и конца-края ему видно не было. — Я места себе не находила…
— Мне шестьсот тридцать семь лет, — ответил он. — Уж не знаю, сколько это в днях, считать надо, но, наверное, много. Очень многие из этих бесчисленных дней могли оказаться для меня последними, тут для меня ничего нового. Так хоть было, по-настоящему, из-за чего. Не плачь, Вэнди, не надо… Ну право, ну что ты… Вэн…
И он стал гладить меня по щеке, а я прижала его ладонь и все никак не могла успокоиться.
— Как ты думаешь, — спросил он. — Ей подойдет имя Лучия? Так мою бабушку звали.
И тут я начала смеяться. Плакать и смеяться одновременно. Кажется, попала не только я, но и химера тоже.
— Ну конечно, — сказала я, — конечно, подойдет.
И мы вместе смеялись. А потом, когда слезы перестали литься ручьем, мы еще долго полусидели, полулежали в обнимку на полу среди обломков и мусора. А потом заснули. И, кажется, никогда я еще не засыпала такой зареванной и такой счастливой.
Эрик Рок, маг-практикант Стражи, студент МКИ
Илис прибежал перед рассветом.
— Все город охраняете? — спросил он. — А мы там клинику освободили!
И ведь не сказать, что мы скучно время провели, четыре атаки все-таки отбили, но вот тут я ему позавидовал, честное слово. Илис рассказывать стал, как они там, в клинике, заложников освобождали, демона изгоняли, за ла Локо гнались и террористов арестовывали, а я размышлял о том, что Квентин мне почему-то никаких серьезных дел не поручает. То ли не доверяет, то ли бережет меня, то ли недооценивает. Оно, с одной стороны, конечно, понятно — я в штате не состою, если вдруг погибну, то его, скорее всего, очень сильно ругать будут. Наверняка, когда меня о башню Повелителя зверей припечатало, его по голове за это не погладили, несмотря на то, что он тоже ранен был. Я, в принципе, и вчера мог погибнуть, как Бенедикт, например, но замещение — случай особый. Но чем бы Квентин ни руководствовался, все равно обидно.
Сам Квентин подошел через полчаса после Илиса, тот как раз свой рассказ закончил. Принес бутерброды, поинтересовался у Ви-Фи как у нас тут все прошло, выслушал рассказ о странном уходе Вэнди, хмыкнул и покачал головой.
— А разве ты собирался сюда приходить? — поинтересовался у Квентина Илис.
— Я этот же вопрос хотел тебе задать, — ответил Квентин. — Мне просто не спалось, решил узнать, как тут мои люди и помочь в прочесывании. А ты вроде к кроликам уходил, нет?
— А я уже вернулся, — облизнулся Илис. — И тоже узнать решил, как тут мои люди. И помочь.
Вот ведь странно вышло: они одни и те же слова сказали, а получилось у них по-разному. У Квентина «мои люди» прозвучало, как «люди, за которых я отвечаю», а у Илиса это прозвучало похожим на то, как люди говорят «мои кошки».
— В таком случае, сделаем так, — сказал Квентин, поразмыслив. — Старый город после замещения прочесать надо. Раз мы с тобой тут, то отлынивать от этой работы тоже не будем. Сейчас, ребята перекусят и пойдем.
Он посмотрел на нас, на «своих людей» и кивнул своим мыслям.
— Значит так… Я, Эрик и Банни пойдем одним звеном, Фиги, Илис, Треверс и Меднокувалда — другим. Прочешем наш сектор, и я вас отпущу по домам. До обеда. Где-нибудь до часа дня. У нас работы много будет, но с утра я, все равно, в первую очередь, отчеты буду просматривать, а вам отдохнуть надо, хоть немного. Так, а теперь, Фиги, давай-ка тела погибших в клинику, в морг отправим…
* * *
После прочесывания улиц я в МКИ не пошел. Так получилось, что до Зайки оказалось ближе, а я за ночь так вымотался, что снова рисковал заснуть по дороге. Что я, кстати, и сделал, правда, в этот раз Зайке не пришлось меня на себе затаскивать, потому что я все-таки проснулся и добрался до ставшего мне уже вполне привычным дивана сам.
Отец Зайки, конечно, дома был в этот раз, вернее сказать, не дома, а внизу, в кузнице. У него начался рабочий день, так что мы заглянули к нему поздороваться, и сразу на второй этаж поднялись. Он посмотрел на мою сонную физиономию, кивнул мне, как мне показалось, вполне приветливо и вернулся к своей наковальне. Со второго этажа его молот был почти не слышен, так что заснуть он мне не помешал. Я так устал, что стоило моей голове коснуться диванного валика, заменившего мне подушку, как я тут же погрузился в сон.
Сны мои никакого отношения ни к замещению, ни к туманникам, ни к погибшим вчера стражу и Бенедикту не имел. К захвату клиники террористами — тоже. Видимо, мозгу хватило этого добра наяву. Мне снилось, что я — саламандра-огневка, и что я прыгаю по углям в горне, помогая ему тем самым жарче гореть. Ощущение, надо заметить, было незабываемым. Огонь танцевал вокруг меня, приятно согревая своими язычками, а мне было так хорошо и радостно, как не было очень-очень давно. Может быть и никогда, кто знает? В этом горне я был не один, рядом со мной танцевала еще одна огненная ящерка. Она была мне хорошо знакома, это была та самая саламандра, которая жила у нас когда-то дома. Она то сливалась с пламенем, и тогда оно становилось ярким, почти белым, то начинала перекидываться со мной угольками, то рассыпалась веселым ворохом искр…
Проснулся я от того, что моего лба коснулась маленькая прохладная ладошка — это Зайка пришла меня поднимать.
— Ты во сне улыбался, — сказала она. — Даже будить тебя не хотела. Ты вообще такой милый, когда улыбаешься… так бы…
Что «так бы» она не сказала, только покраснела и отвернулась в сторону.
— А так не милый? — спросил я, усаживаясь на диван и стараясь нащупать в кармане куртки, которую я снял и повесил на спинку дивана, пачку сигарет. Несмотря на то, что я проспал всего несколько часов, проснулся я вполне бодрым и полным сил, да и настроение было солнечным.
— Так ты тоже ничего, — сказала Зайка. — Но улыбаешься ты редко, я такой хорошей улыбки у тебя еще ни разу не видела. Ты вечно серьезный такой, а часто и мрачный. Не обижайся…
— А я-то всегда считал себя веселым человеком, — хмыкнул я, наконец выудив из кармана сигарету. — Но, если задуматься, то улыбаюсь я, и верно, не часто. Я не обижаюсь, Зай, чему тут обижаться?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});