Читать интересную книгу Верный Руслан. Три минуты молчания - Георгий Николаевич Владимов

их комнатёшку, диванчик, на который меня положат…

– А я не в общагу, – сказал я ему весело. – Есть ещё куда завалиться.

– А! – Он улыбнулся мне. – Ну, до «Арктики»!

Мы пожали руки, и «дед» зашагал – тяжёлый, в коротком своём полушубке, в мохнатой шапке, в сапогах. Ещё раз обернулся ко мне, точно бы знал, что я жду этого, и помахал на прощанье. И я пошёл один, сначала одной щекой к ветру, потом другой.

Навстречу мне два чудака шли. Один чего-то бубнил, размахивал длинными мослами, другой – трусил полегоньку, упрятав нос в воротник. Я пригляделся – знакомые силуэты, Вовчик с Аскольдом. Я вышел к фонарю, сделал им ручкой.

– Приветствую вас, кореши. На промысел топаете?

Стали как вкопанные. Вроде бы дёрнулись друг от друга. Потом Аскольд заулыбался, губищи распустил.

– Сень, откудова, какими судьбами?

– Да всё оттуда же, с моря. Где вас никогда не видно.

– А мы тебя в апреле встретить готовились. Как это понять, Сеня?

Неохота мне было им рассказывать.

– Поздновато вы сегодня, бичи. Разошлись уже все. Да и не повезло нам, много с нас не выдоишь.

Вовчик вздохнул:

– Мы б хоть посочувствовали.

Мне смешно стало. И никакой же злости я к ним не испытывал. Но и жалости тоже.

– Всё те же вы, кореши, – сказал я им. – Всё в тех же ушанках драных, в телогреечках. Не пошли вам впрок мои деньги.

Аскольд удивился:

– Какие деньги, Сеня?

– Да уж скажите по правде, дело прошлое… Сколько заначили? Кроме тех, что Клавдия отобрала.

Вовчик, друг мой, кореш верный, поскрипел мозгами и сознался:

– Сень, ну заначили… В такси ещё. Ты ж не помнишь даже, как ты роскошно хрустиками кидался. Это ж кого хошь соблазнит.

– Так… Ну, а заначенные – неужели все пропили? Ох, дурни!

– Сень, – сказал Вовчик, – ты ж знаешь, на неё же, проклятую, никаких не хватит.

– Дурни вы, дурни…

Аскольд меня подколоть решил:

– А ведь ты, Сеня, тоже вот в телогреечке. Где ж твоя курточка, подарок наш?

– От вас, – говорю, – и подарок не задержится.

Я пошёл от них. Вовчик меня окликнул:

– Так, может, проводим курточку?

– Это идея!

– Значит, приглашаешь?

– Пригласил бы я вас, кореши. Но вас же не было с нами. Мне очень жаль, но вас не было с нами.

Долго они маячили под фонарём.

В городе намело сугробов, и когда я шёл, тут же мой след заметало позёмкой. На Милицейской, возле Полярного института, ветер гудел, как в трубе, телогрейку мою продувал насквозь. Но я всё-таки постоял немного перед знакомым крыльцом и с каким-то даже удивлением почувствовал – нет, ничего это для меня уже не значит. «Спасибо» – и только. Неужели так быстро мы излечиваемся?

Перед дверью общаги тоже намело снега, мне его пришлось ботинками разгребать, чтобы вахтёрша могла открыть. Та же самая вахтёрша, что провожала меня.

– Узнаёте, мамаша?

– Вернулся?

Я по глазам видел – нет, не узнала.

– Вернулся и долг принёс. Тридцать копеек. Помните?

Вот теперь узнала.

– Что ж ты так скоро? Случилось чего?

– Да так, о чём говорить… Просто не повезло нам.

– Всем бы так не везло – руки-ноги целы. А долг тебе скостили. Новую ведомость завели.

– Да, – говорю, – жизнь не стоит на месте! Поселите меня, мамаша. Желательно – у окошка.

– Где захочешь, там и ляжешь. У нас вон целая комната освободилась. Только приборку сделаем – и поселяйся.

– А приходов сегодня не ожидается?

– В пять вечера должен какой-то причалить.

Я прикинул – раньше семи они здесь не будут, а к восьми я сам уйду в «Арктику», – это значит, на целый день у меня комната своя. Можно запереться, лежать, курить.

– Спасибо, мамаша. Чемоданчик я пока у вас оставлю.

– Оставь, не пропадёт ничего.

– А там и пропадать нечему. Пойду погуляю. Очень я по городу соскучился. По нашим северным воротам, бастионам мира и труда.

Она поглядела на меня поверх очков.

– Что-то с вами там стряслось…

– Я же говорю: не повезло.

На вокзале буфет – с шести; я, случалось, туда захаживал перед утренними вахтами. Буфетчица вылезла сонная, повязанная серым платком, нацедила мне из титана два стакана кофе, чуть тёплого – или мне так показалось с мороза, – и я его пил без хлеба, без ничего, просто чтоб отогнать сон и кое о чём подумать. Потому что мы вечером встретимся в «Арктике» и там, конечно, будем под банкой, и всё опять пойдёт своим чередом. А хорошо бы всё-таки разобраться – для чего мы живём, зачем ходим в море? И про этих шотландцев – почему мы пошли их спасать, а себя не спасали? И о том, что будет со мною в дальнейшем, как говорил «дед»: может быть, я и пойду к нему на выучку или наберусь духу и в мореходку подам, «резким человеком» сделаюсь – в макене-то, с белым шарфиком! – или же мне всё-таки переломить её надвое, мою жизнь?

А так ли это важно – как я свою судьбу устрою, ведь Клавки со мной не будет, а никакая другая мне вовек не нужна. И