Выйдя к складу, мы прежде всего взялись за собачьи туши. Нарубили большущие куски мяса и роздали их псам. Они даже слегка опешили – не привыкли получать такие порции. Три туши мы положили на сани, чтобы было чем прикармливать собак на спуске. Бойня и на сей раз приняла нас не особенно приветливо. Правда, такой бури, как в прошлый раз, не было, но свежий ветерок при температуре -23° после жарких дней пронизывал до костей, не располагая к тому, чтобы задерживаться тут больше, чем того требовала крайняя необходимость. Поэтому, как только собаки были накормлены и сани нагружены, мы тронулись дальше. Хотя на глаз уклон был незаметен, мы его сразу почувствовали. Сани сами ехали вниз, да с такой скоростью, что нам пришлось останавливаться и прилаживать тормоза на полозья. По мере нашего движения сплошная, по видимости, стена все больше расступалась, и наконец открылся старый, знакомый подъем. Вот и гора Уле Энгельстада, холодная, белая, – такая же, какой мы видели ее в первый раз. Огибая ее, мы очутились на том самом крутом склоне, где я по пути на юг так восхищался работой своих товарищей и собак. Теперь я смог еще лучше оценить крутизну этого подъема. Не один тормоз пришлось нам поставить, чтобы умерить бег саней. Но даже при «умеренной скорости» мы живо скатились вниз, и вот уже первый участок спуска на барьер позади. Чтобы избежать шквалов с плато, мы зашли с подветренной стороны горы Энгельстада и разбили лагерь, вполне довольные тем, что сделали за день.
Как и в прошлый раз, снег был глубокий и рыхлый, и мы не сразу подыскали подходящее место для палатки. Чувствовалось, что мы спустились на полкилометра и закрыты горами. Царило полное безветрие, и солнце пекло, как в жаркий летний день в Норвегии. Мне даже показалось, что здесь иначе дышится – как будто легче и приятнее. Но, может быть, я это только вообразил себе.
В час ночи мы уже снова были в пути.
Картина, которая представилась в это утро нашему взору, когда мы вышли из палатки, навсегда останется у нас в памяти. Палатка стояла в ущелье между горами Фритьофа Нансена и Уле Энгельстада. Солнце, уйдя на юг, было скрыто горой Энгельстада, поэтому наш лагерь находился в густой тени. А прямо напротив нас, блестя и переливаясь в лучах полуночного солнца, вздымала к небу свой великолепный ледяной пик гора Нансена. Ослепительно белый цвет постепенно, почти незаметно переходил в голубой, голубой – в синий, а синий все сильнее сгущался, пока не тонул в тени. В самом низу, у ледника Хейберга, гора сбрасывала фирновый покров, обнажая суровый, угрюмый склон. Гора Энгельстада лежала в тени, но над ее вершиной застыло чудесное, нежное перистое облачко, красное с золотым ободом. На склоне беспорядочно громоздились ледяные глыбы. Дальше к востоку высилась гора Дона Педро Кристоферсена, кое-где окутанная тенью, кое-где ярко освещенная. Удивительно прекрасное зрелище. А какая тишина… Словно стихии не смели посягать на это неповторимое чудо природы.
Этот район мы хорошо знали по прошлому разу, а потому шли напрямик, без обходов. Лавин было больше, чем тогда. Обвал следовал за обвалом, Дон Педро сбрасывал зимний наряд.
Снег был такой же – рыхлый и довольно глубокий. Но сани скользили под уклон хорошо. На гребешке, где начинался спуск на ледник, мы остановились и приняли меры предосторожности. Приладили тормоза на полозья, связали лыжные палки для крепости по две, чтобы можно было сразу остановиться, если вдруг на пути появится трещина. Впереди шли мы, лыжники. Снег на крутом склоне был идеальный, небольшой рыхлый пласт позволял хорошо управлять лыжами. Лихо скатившись вниз, мы уже через несколько минут очутились на леднике Хейберга. Каюры не могли развить такую же скорость. Они ехали по нашему следу но крутизна вынуждала их соблюдать величайшую осторожность.
В этот вечер мы разбили лагерь там же, где стояли 19 ноября, на высоте около 900 метров над уровнем моря. Нам был виден весь ледник Хейберга и место, где он сливается с барьером. Он выглядел гладким и ровным, и мы решили идти по нему, вместо того, чтобы карабкаться через горы, как по пути на юг. Возможно, этот маршрут подлиннее, но мы должны пройти здесь намного скорее.
Теперь мы ввели новый распорядок. Долгий отдых стал для нас почти невыносимым, и мы решили непременно с ним покончить. Не менее важно было то, что разумный распорядок позволит нам сберечь много времени и поспеть домой на несколько дней раньше намеченного. Потолковав об этом, мы единодушно решили впредь делать так: проходим 15 миль, или 28 километров, отдыхаем 6 часов, затем встаем и снова проходим 28 километров и т. д. Это намного увеличит наш средний дневной переход. Этот порядок мы выдерживали до конца и в итоге сэкономили несколько дней.
Спускались по леднику Хейберга без затруднений. Только при его слиянии с барьером нам попалось несколько трещин, которые пришлось обходить. В 7 утра 7 января мы остановились на скальном участке, простирающемся от ледника Хейберга на север. Мы еще не опознали гору, под которой стояли, – вполне естественно, ведь прежде мы видели ее с противоположной стороны. Однако мы знали, что находимся недалеко от нашего главного склада на 85°5 южной широты. Под вечер мы снова стартовали. С небольшого гребня, который мы пересекли вскоре после выхода, Бьоланд как будто разглядел склад внизу на барьере. А затем показалась и гора Бетти, весь наш подъем. С биноклем мы убедились, что в самом деле видим склад там, где его заметил Бьоланд. Взяли курс на эту точку, и вот уже мы снова на барьере, после 51 дня на материке. Это было в 11 часов вечера 7 января. А начинали мы подъем 18 ноября.
Дойдя до склада, мы обнаружили, что все в полном порядке. Судя по всему, здесь было довольно жарко. Крепкое, высокое снежное сооружение под солнечными лучами растаяло и превратилось просто в кучу снега. Кубики пеммикана от солнца приняли самые причудливые формы. И конечно, прогоркли. Мы не мешкая погрузили провиант на сани, а здесь оставили часть одежды, которую не снимали на всем пути до полюса и обратно. Когда все было готово, двое пошли на гору Бетти, чтобы собрать там побольше различных геологических образцов. Одновременно была сооружена большая каменная пирамидка, в которой мы оставили бидон керосина (17 литров), две пачки спичек по 20 коробок в каждой и отчет о нашем походе. Возможно, когда-нибудь эти вещи кому-то пригодятся.
Здесь нам пришлось убить Фритьофа из упряжки Бьоланда. У него в последнее время появилась какая-то странная одышка. Пес так от нее страдал, что мы в конце концов решились на крайнюю меру. Так кончился жизненный путь храброго Фритьофа. Потом оказалось, что его легкие, как говорится, совсем усохли. Тем не менее останки довольно быстро исчезли в желудках его товарищей. Такая потеря в количестве никак не отразилась на качестве…