– А… Ну, это другое дело, – улыбнулась Светолика. – Тишь – великая сила. Ну что ж, спасибо, что заглянула в гости, Дарёнушка… Рада была с тобою повидаться. Завтра будет сбор черешни, приходи с корзинкой, ежели захочешь. Всё, что соберёшь – твоё.
На прощанье она хотела подарить Дарёне охапку роз из цветника, но та отказалась: что могла подумать Млада, увидев цветы?
На кухонном столе лежала свежая рыбина, уже почищенная и выпотрошенная. В животе у Дарёны нехорошо ёкнуло: значит, Млада заглядывала в обеденное время, а её не было дома… Чувство вины мягкой, но беспощадной лапой сдавило сердце. Ничего дурного она как будто не сделала, но дышать стало так трудно, словно она втягивала в лёгкие не воздух, а тесто. Нельзя было потакать бессовестному лакомке, сидевшему у неё внутри, не следовало так много времени проводить со Светоликой. Как двусмысленно это выглядело со стороны!
Кромсая рыбину на пласты, Дарёна выронила нож. Усталость давила на плечи и виски, поясница и ноги гудели. Несколько глотков чудесной воды стали бы её спасением, но она отчего-то боялась идти в Кузнечное… Ей мерещился осуждающий взор матушки Крылинки, от которой, как и от её супруги Твердяны, ничего нельзя было скрыть. Уж наверняка она скажет: «Ты теперь не свободная девица, а жена. Нельзя вести себя подобно легкомысленной ветрогонке и бросать тень на себя и супругу такими встречами!» Пахнущими рыбой пальцами Дарёна смахнула слезинку. Надломно ныла переносица, словно тая в себе ядовитый зародыш воспаления, а дыхание вырывалось лихорадочным бредом, суша губы.
Порванными бусами остатки сил раскатились по полу, но Дарёна собрала их в горсть и кое-как испекла пирог.
…Ей виделся черешневый сад, полный бегающих детей. Солнце заливало его косыми лучами, играя на багряных и янтарно-жёлтых гроздьях ягод, и детские руки тянулись к этим сверкающим сокровищам. Озорные кошки-подростки с перемазанными соком ртами носились, играя в догонялки, юные белогорские девы чинно собирали ягоды в маленькие туески, чтобы потом медленно и вдумчиво смаковать их, стоя в сторонке, а среди всего этого весёлого беспорядка смеялась княжна Светолика. Окружённая детьми, она сияла им вечерним теплом ясного взора, соревновалась с ними в стрельбе косточками, а самых маленьких катала на себе и кружила, подбрасывая в воздух. Такая Светолика нравилась Дарёне куда больше той загадочно-задумчивой, недосягаемо умной изобретательницы, сыпавшей мудрёными словами – простая, весёлая, тёплая, обожаемая детьми за этот ежегодный праздник урожая, который она устраивала в своём саду. И всё-таки странным образом похожая на Цветанку…
Дождливый сумрак влажно шелестел, а попытка пошевелиться на печной лежанке вызвала у Дарёны тоскливый тошнотный отклик внутри, словно её с позором изгнали из черешневого сада… Горьковато-сладкое, ягодно-солнечное послевкусие внезапно кончившегося сна наложилось на явь с её серыми мокрыми сумерками, запахом рыбного пирога и… забытым снаружи на верёвке бельём.
Дарёна выскочила во двор, шатаясь от слабости. Слишком поздно: развешанные для просушки вещи намокли до нитки и отяжелели от воды, к чему их уже снимать? Пусть уж теперь полощутся… На несколько мгновений растерянность задержала её под струями дождя, и Дарёна едва сама не вымокла, но пересилила неподатливую заторможенность тела и укрылась под навесом, прилаженным над дверью. Блестящие от влаги доски настила скрипнули под шагами, и она вздрогнула всем сердцем, увидев вымазанные грязью носки сапогов и полы плаща травянисто-болотного цвета.
– Ладушка, ты чего тут стоишь? Меня, что ли, встречаешь?
Стальные щитки на груди Млады обожгли оружейным холодом ладони Дарёны, а глаза острыми сапфировыми гранями взрезали набухший, раздувшийся нарыв с виной. Обвив руками плечи женщины-кошки, покрытые сырой тканью плаща, она забормотала шершавыми, пересохшими губами:
– Младушка… прости меня. Помнишь, я тебя про сладкую вишню спрашивала? Очень мне её хотелось… И я нашла её с помощью кольца. Черешнею она зовётся, а растёт в саду у княжны Светолики. Я в гостях у неё побывала… Она мне всё показала… Часы башенные, трубу дальнего видения, парящее крыло, на котором человек может летать в поднебесье… Цветник с розами. Поля и огороды свои… Словом, все владения… Мы гуляли долго, разговаривали… Я черешни наелась. Долго я там пробыла, но ты не беспокойся, ужин состряпать я успела! Пирог ждёт тебя… Прости, Младушка, я не должна была с княжной видеться… но очень уж мне ягод хотелось! Так хотелось, что я не… мо… гу…
Последние слова, прерывистые от слёз, почти слились с шёпотом дождливого леса. Влажный холод порождал дрожь, челюсти сводило, щёки лихорадочно горели, а пальцы сковало ледяной невыносимостью… И невозможным, непостижимым спокойствием глаз Млады.
– Давай-ка в дом. Ну-ну, шагай, нечего здесь мокнуть…
Домашнее тепло казалось преувеличенным, рыбно-клейким, душным, но Дарёна считала себя недостойной его: уж лучше бы ей мокнуть снаружи, как забытое ею бельё. Млада снимала воинское облачение, а в её взгляде звенело суровое поднебесное спокойствие снежных шапок на вершинах гор.
– Вкусные ягоды? – только и спросила она, вешая промокший плащ к тёплой печке.
Дарёна смогла ответить лишь дрожащим от слёз кивком.
– Ну и на здоровье. А свобода – это испытание, ладушка… Не каждому она по плечу.
Смысл слов ускользал от ума Дарёны, но сердце смутно чуяло его подоплёку и мучительно болело. А Млада, переобувшись в домашние чуни, устало оперлась на колени руками.
– Где-то принято держать жену в строгости и каждый её шаг проверять, а мы даём ей волю и доверяем, – молвила она. – Я тебе верю.
– А я подвела тебя, – сорвалось с губ Дарёны, подёрнутых плёнкой сухой горечи.
Млада поднялась и положила ладони на печной бок, греясь теплом домашнего очага.
– Ты рассказала всё или что-то утаила? Что-то ещё было? – спросила она через плечо.
– Ничего больше, – проронила Дарёна.
– Значит, не подвела. Ну, давай пирог, что ли.
Сжавшееся в холодный плачущий комочек сердце медленно оживало… Ставя пирог на стол, Дарёна едва не уронила его на пол – к счастью, Млада успела подхватить.
– Но-но! Не надо ронять наш ужин! – воскликнула она. И усмехнулась: – Не ела ты, что ли, целый день, что руки ничего не держат?
– Да так, слабость немножко, – пролепетала Дарёна, у которой от усилий по переноске пирога дыхание превратилось в беспорядочно-мучительную ловлю ртом воздуха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});