— И потом Спирька рассказал, как вы с ним пили коньяк и шампанское у тебя в номере…
— Ну и что? — Мария смотрела с вызовом, холодно и презрительно. — Да, я могу выпить с мужчиной в номере гостиницы. И что из этого следует?
Следует из этого обычно то, о чем взахлеб рассказывают любители похвастать пикантными похождениями, что обсуждают и смакуют всякие грязные типы и на что, не без умысла, расчетливо намекнул сам Спирька, чтобы вывести его из себя.
Мария почувствовала — вопрос получился риторическим.
— Ты ведь знаешь, я выпиваю очень умеренно и никогда не теряю контроля над собой. Даже если выпито много, это не значит, что пили поровну…
Спирька уверял — именно поровну. Да какое значение имеют детали! Кто сколько выпил — велика важность! Дело не в частностях, о которых она говорит, а в главном, что обходит молчанием. Хотя и намекнула, мол, может позволять вольности, обычно расцениваемые как предосудительные, но это ничего не значит: в последний миг она превращается в неприступную крепость! В тот самый миг, когда свидетелей такому удивительному превращению уже не бывает…
— И вообще, — Мария перешла в атаку. — Я тебе уже говорила насчет наших отношений с Валентином! Сейчас я повторялась! Надеюсь, ты удовлетворен? Или хочешь обсудить кого-либо еще? Давай! Кто же следующий?
Неприкрытая враждебность тона испугала Элефантова. Копаясь в прошлом, он может только озлобить Марию и потерять ее совсем.
— Да нет, ты меня не так поняла, — жалко залепетал он опять. — Я никого не хочу обсуждать и не хочу раздражать тебя…
Он оправдывался, и в глубине души это было ему противно. Ведь он же ни в чем не виноват.
— Ну ладно, — Мария смягчилась. — Мне пора.
— Я тебя провожу.
Несмотря на возражения, он на такси отвез Марию и, прощаясь, крепко сжал ем предплечье.
— Спасибо тебе.
— За что? — улыбнулась она.
— За то, что пришла. И не сердись, я не хотел сказать ничего обидного.
Мария кивнула и, не оборачиваясь, пошла к дому.
Возвращаясь к себе, Сергей, как всегда после близости с Марией, ощущал душевный подъем, прилив сил, бодрость и уверенность. Правда, внутри копошился червячок. Тоже как всегда. «Почему она всегда ставит мне в пример Спирьку? Разве бесхребетность и неуважение к себе — это достоинства? Какими мерками она руководствуется?»
И, как всегда, он не давал простора этим мыслям, возвышенно думал о своей возлюбленной, не подозревая, что уже включен механизм бомбы, которая вдребезги разнесет все иллюзии на ее счет.
Назавтра Элефантов опять уехал в Москву. Его вопрос стоял последним в повестке дня ученого совета, но он был спокоен: Карпухин сказал, что серьезных возражений ни у кого нет — обычные замечания по мелочам. И точно.
Председатель кратко доложил суть дела, охарактеризовал предложение Элефантова как новое и представляющее несомненный интерес, суммируя мнения членов совета, предложил доработать представленный материал, в частности, показать практические возможности внечувственной передачи информации, после чего на следующем заседании совет даст рекомендацию включить тему в план их института. Другие мнения есть? Других мнений не было. Обсуждение вопроса заняло пять минут.
— Доволен? — спросил Карпухин. — За месяц успеешь?
«Успею за два дня», — хотел ответить Элефантов чистую правду, но передумал.
— Постараюсь. Хотя замечания накидали серьезные.
— А что ты думал, брат, у нашей фирмы уровень — будь здоров!
На улицу Элефантов вышел в хорошем настроении.
— Постой, Серега, — его догнал Володя Калина, завотделом беспроволочной связи.
— Мечты сбываются, старик! Рад за тебя. Все сбывается, если изо всех сил бить в одну точку. Правда, — он хохотнул, — вопрос в том, сколько уйдет на это времени. Иногда всю жизнь простучишь, как дятел, а результатов — никаких! Так что тебе повезло.
Володя был умным парнем, довольно известным, несмотря на молодость, теоретиком и хорошим администратором. Ко всему этому — большим жизнелюбом, балагуром, знатоком бесчисленного количества анекдотов и постоянным тамадой на любых застольях. С Элефантовым они испытывали взаимную симпатию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Понял, к чему я клоню?
По его хитрому прищуру Сергей, конечно, все понял, но решил подыграть и постарался изобразить недоумение.
— Не совсем.
— Странно, ты же сообразительный парень. Видно, у тебя избирательная непонятливость. С тебя же причитается!
— Ну что ж, придется уступить такому прямолинейному натиску. Куда пойдем?
— О, я знаю чудесное местечко неподалеку.
Калина заговорщически взял его под руку.
— Как ты насчет кавказской кухни?
Элефантов подкатил глаза и восторженно покачал головой.
— Отлично, там мы с тобой обсудим взаимно интересный вопрос. И имей в виду — я угощаю!
По Гоголевскому бульвару они вышли на Калининский проспект.
— Хочешь пить?
Элефантов кивнул.
— Сейчас изопьем холодного кваску.
На углу вилась к квасной цистерне огромная очередь.
— Перестань. Пошли дальше.
— Почему?
— Тут человек девяносто, не меньше!
— Ничего, движется быстро.
— Пошли, пошли, — Элефантов потащил Калину за собой. Тот рассмеялся.
— Я и не думал становиться. Это был тест для тебя. Прелюдия к настоящему разговору.
— Что за тест?
— Ну вот объясни: почему ты ушел? Ты же хочешь пить?
— Ну и что? Потратить сорок минут из-за кружки кваса? Да дело не только во времени. Знакомиться, смотреть на потные физиономии вокруг…
«Кто последний? Нет, я за этим мужчиной… Вы здесь не стояли!» Бесцельное, зряшное времяпрепровождение… И вообще…
— Ну-ну, формулируй четче! — Калина даже чуть забегал вперед, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Да, лучше потерпеть! А если хочешь четкую формулировку, пожалуйста: предполагаемая кружка кваса не превышает на весах целесообразности неприятных ощущений, связанных с ее получением. Значит, предпочтительнее от нее отказаться.
— Прекрасно, прекрасно, — Калина сиял от удовольствия. — Но люди-то стоят! Почему?
— Не знаю. Наверное, меньше ценят свое время. Или больше хотят пить.
— Вот туг ты не прав. Сам же сказал, дело не только во времени. И умирающих от жажды здесь нет — любой может потерпеть часок. В чем же загвоздка?
Элефантов пожал плечами.
— В разном отношении к своим желаниям, прихотям, потребностям! Эта очередь — только модель. Миниатюрная, но исправно действующая и достаточно наглядная. Тебе неприятно целый час изнывать на жаре, и ты уходишь, а есть люди, которые очень заботятся о каждом, даже самом маленьком, своем желании И удовлетворяют их, не считаясь ни с чем! Живоглоты!
Калина оживленно жестикулировал, так что Элефантов отошел на полшага в сторону.
— И рассуждают живоглоты совершенно иначе. Когда пить хочется, подумаешь — потерять полчасачас! Зато возьму уж не одну маленькую кружечку, а две большие и напьюсь от пуза. А значит, не зря стоял! Улавливаешь?
Они каждый раз собирают все силы и бьют в одну точку. И достигают цели!
Кстати, зачастую за наш с тобой счет!
— Вот да все как? — удивился Сергей. — Это уж ты загнул!
— Вовсе не г! Ты же ушел? Значит, очередь на одного человека короче!
И я ушел. На двух! А сколько еще прошло мимо тех, кому лучше потерпеть, чем в толпе толкаться! Соображаешь?
Калина сделал короткую паузу, переводя дух.
— Ты сколько раз отдыхал по профсоюзным путевкам? Ни разу? Мол, чего там, и так обойдусь? А ведь наверняка есть у вас в конторе человек, который через год каждый год ездит! Есть ведь?
— Есть, — кивнул Элефантов.
— Небось жалуется все время на здоровье, сочувствия у всех ищет, начальству глаза мозолит, в местком бегает? Так?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Примерно так.
— Вот пожалуйста. Что подтверждает мою теорию.
— Ну ты даешь, Владимир! Целую теорию из простой очереди вывел!
— Я же теоретик. Каждый день иду с работы, натыкаюсь на эту цистерну, размышляю, к людям приглядываюсь. Ведут они себя по-разному: один стоит и ждет, настырно, терпеливо, только с ноги на ногу переминается да пот утирает. Другой ловчит: вроде бы прохаживается от нечего делать, а сам норовит вперед пролезть, хоть несколько человек обойти.