Gotha. 1863. Смирнова — «Ягелло и первое соединение Литвы с Польшею» (Зап. Новорос. Университета. Одесса. 1868). См. у последнего прим. 87 и 91, где разбираются старания оправдать Ягелла в вероломном захвате и удушении Кейстута со стороны Шайнохи, писателя талантливого, но пристрастного. Согласно с Смирновым высказался об этом событии и Стадницкий (Olgierd i Kiejstut. Lw. 1870).
37
Длугош, Стрыйковский, Нарбут, Шайноха, Морачевский (Dzieje Rzeczy pospolitej. I. Poznan. 1851). Каро, Стадницкий (Synowe Gedymina и Bracia Wladyslawa-Jagella), Смирнов. Вопрос об отношениях Ядвиги к Вильгельму Австрийскому и указания разных источников на их действительное супружество (вопреки уверениям Шайнохи), вслед за Морачевским, удовлетворительно разъяснены и сгруппированы у Смирнова в примеч. 208. Решающее значение в этом вопросе имеет свидетельство Длугоша, у которого прямо говорится о двухнедельном супружеском сожительстве Вильгельма с Ядвигою в Краковском замке и о том, что Ядвига на брак с Ягеллом смотрела как на любодеяние (facinus guogue adulterii exhorrens. Lib. X. p. 105). Kapo co своей стороны указывает на некоторые противоречия в свидетельствах и сначала как бы берет отчасти сторону Шайнохи (Gesch. Polens. II. 505), но потом полемизует с ним (ibid. III. 39). Точно так же Смирнов, полемизуя против Шайнохи, разобрал вопрос о мнимом язычестве Ягеллы и подтвердил, что его крещение в Кракове было только переходом из православия в католичество, и что восточная церковь в католических известиях того времени не только называлась схизмою, но иногда приравнивалась к язычеству (idolatria). См. стр. 158–174 и соответств. примечания. См. также Нарбута Pomniejsze pisma historyczne. 89 —100. О наружности и нравах Ягелла см. у Длугоша (Lib. X. 103). О переходах Витовта из католичества в православие и обратно см. у Барбашева «Витовт и его политика до Гринвальдской битвы». Приложение № 2. О степени распространения православия среди Литвы и Жмуди и продолжительности его существования — у Дашкевича «Заметки по Ист. Лит. Рус. Государства». 105–108. Г. Юргевич в своем «Опыте объяснения имен князей литовских» (Чт. Об. И. и Д. 1883. Ill) объясняет имена Ягайла, Скиргайла, Свидригайла и др. из имен христианских.
38
Длугош, Стрыйковский, Коялович, Scarbiec, Летопись, изд. Даниловичем, Лет. Быховца, Виганд, Archivum Sanguszków. (Тут любопытны: во-первых, договор 1386 г., по которому Юрий Смоленский признает себя ленником короля Владислава и в. князя Скиргайла; во-вторых, поручная грамота 1393 г. Олега Ивановича Рязанского Ягайлу-Владиславу за своего зятя, князя Корибута, в его послушании королю. T. I. №№ 4 и 17). Договор 1387 г. Ягайла со Скиргайлом в Mon. med. aevi. VI. № XI. Голенбевского — Panowanie Wiadyslawa Jagella. W. 1846, Пшездзецкого— Zycie domowe Jadwei и Jagella. W. 1854, Нарбут, Фойгт, Морачевский, Шайноха, Шараневич, Стадницкий, Смирнов, Каро (Dritter Theil. Gotha. 1869). Ярошевича — Obraz Litwy. II. Wilno. 1844. Крашевского — Litwa za Witolda. 1850. O Зниче и Криве см. исслед. Мержинского в Трудах IX Археол. съезда. М. 1895. Барбашева «Витовт и его политика». Спб. 1885.
39
Лет. Воскресен., Софийск., Никонов., Татищев. Мухлинского «Исследование о происхождении и состоянии Литовских Татар» (Торж. Акт Спб. Универе. 1857 г.).
40
Русский перевод дневника Кибурга, составленный М. Смирновым, см. в приложении к названной выше его диссертации «Ягелло-Яков-Владислав». Он сделан не прямо с оригинала, а с польского перевода, сообщенного Нарбуту Онацевичем. Перевод этот впервые издан Нарбутом в собрании разных статей и выписок из рукописей (Pomniejsze pisma historyczne, szczególnie do historyi Litwy odnoszące sie. Wilno. 1856). Ho так как оригинал, которым пользовался польский перевод, доселе остается в неизвестности, то многие заподозрили его подлинность. Смирнов однако верил в эту подлинность. Что дневник не выдуман — с этим надобно согласиться, судя по некоторым характерным подробностям, вполне соответствующим тому времени; но едва ли польский перевод не внес в него некоторых неточностей и прибавок. Например, костюм Витовта и его драбантов что-то слишком напоминает польских королей XVI столетия. Точно так же и некоторые черты празднества Купалы в окрестностях Вильны отзываются позднейшим временем. Это мое мнение, высказанное в первом издании, я позволю себе в некоторой степени поддерживать и теперь после того, как мне указали на статью достоуважаемого В. Г. Васильевского о данном вопросе, озаглавленную: «Ученый подлог, либо забавная ошибка». Статья эта, затерянная на страницах одного провинциального издания (Виленский Вестник, 1869 г. № 56), ускользнула от моего внимания при первом издании настоящего тома. Автор статьи совершенно отрицает подлинность дневника графа Кибурга и самое его посольство в Вильну на следующих основаниях: граф Кибург, по свидетельству хроники Иоанна Посильге, был послан во Франкфурт на Майне на собрание курфирстов, которое разошлось не ранее 23 мая, следовательно, не мог 4 июня выехать из Рагниты (на Немане) в Вильну, как о том говорит дневник. 12 июля 1397 года, по словам дневника, он воротился в Рагниту; а того же 12 и 13 июля граф Кибург подписался на двух документах в городе Гданске. (Эти два документа изданы Бунге в его Liv-Esthund Kurland. Urkundenb.). Отсюда автор статьи выводит alibi гр. Кибурга. Далее он разными фактическими сопоставлениями доказывает, что дневник не может быть относим ни к какому другому году, кроме 1397. Потом указывает на умолчание в дневнике о цели посольства, некоторую специально литовскую тенденцию в разговоре епископа Виленского Андрея с графом Кибургом и т. д. Но в своем скептицизме г. Васильевский заходит слишком далеко. Например, он ставит на вид дневнику то, что тот полагает существование поселения Вильны ранее 1322 года, как бы заранее опровергая тем показание Стрыйковского, и подтверждает православие Ольгерда, тоже как бы заранее решая вопрос о его вероисповедании, спорный для ученых нашего века. По моему разумению, тут является не только натяжка со стороны автора статьи, но и косвенное подтверждение подлинности данных известий. Ибо, если Ольгерд исповедовал свое православие втайне, то сообщение дневника совсем не было излишним для его современников. Притом, какая же могла быть задняя мысль при подтверждении Ольгердова православия у католика Онацевича, которого г. Васильевский считает автором этого подложного дневника? А затем действительно могли быть ошибки в числах, если не в самом годе, и тогда предполагаемое alibi подвергается сомнению. Мы не думаем, чтобы это в самом деле были поденные заметки, которые велись во время пути; скорее, можно предположить, что посол составил свою записку по возвращении домой, причем легко мог описаться в числах и днях.
А так как, по-видимому, у нас недостает начала записки, и нет в ней указания на задачу посольства; если же она предназначалась для великого магистра,