— Задаюсь тем же вопросом в отношении себя, — ответил профессор, расположившийся в кресле, которое недавно занимала учащаяся.
— Не понимаю, Альрик. Может, старею? За последнее время я совершил столько невежественных ошибок, что диву даюсь, анализируя. Подразумеваю небрежность в принятии решений, подвергших опасности жизни, за которые я несу ответственность. Признаю, что кодекс учительства нарушен мной неоднократно.
— Имеете в виду Папену?
— В частности, её. Мало того, что затащил студентку в лабораторию проректрисы, сегодня позволил нагрузить её знаниями, способными разрушить психику. Боюсь, учащаяся покинула кабинет в шоковом состоянии. Нелегко жить с грузом видений, зная, что когда-нибудь они воплотятся в действительности. А мы с тобой, опытные ученые люди, пошли на поводу… неизвестно у чего.
Альрик помолчал.
— Почему же неизвестно? Не сегодня-завтра за divini oculi приедут из Первого департамента.
— Едва подозрения оформились, я был обязан сообщить им, таковы правила, — пояснил Стопятнадцатый извиняющимся тоном, словно профессор упрекнул его в поспешном поступке. — Мне уже позвонили. Министерство оформляет в срочном порядке необходимые бумаги, и вечером око заберут.
— Не удивлюсь, если его увезут под усиленным конвоем. Боюсь, мы не узнаем о дальнейшей судьбе артефакта, и он канет в неизвестность как девять тысяч лет назад.
— Все хотят знать свое будущее. В том числе премьер-министры и их приближенные.
— И среди них найдутся те, кто попытается избежать пророчества. Значит, у вас тоже возникли сомнения в подлинности ока? Оно могло оказаться жалким муляжом того, настоящего.
— Подозрения появились после отправки отчета в департамент, — признал декан. — Я долго колебался, будучи не уверен в сделанных выводах. Обычно происхождение подозрительных артефактов проверяется опытным путем.
— Что и сделала Эва Карловна, не так ли? — резюмировал профессор, и Стопятнадцатый неохотно кивнул, признавая эгоистичную подоплеку эксперимента. — С другой стороны, было бы кощунством подержать в руках легендарное divini oculi и не опробовать. Считаю, Эве Карловне невероятно повезло, и, осознав это, она еще скажет нам спасибо. Девушка получила один шанс из миллиона, другого такого ей не представится. Жаль, пришлось провести опыт, сымпровизировав. В лабораторных условиях и с соответствующим оборудованием мы узнали бы гораздо больше.
— Альрик! — осадил собеседник. — Кощунством оказалась вываленная на неподготовленного человека информация о его прошлом и будущем. А ведь по свидетельствам современников, прежде чем воспользоваться оком, избранные проходили специальную подготовку и несколько ступеней посвящения.
— Эва Карловна справится, не сомневаюсь, — заявил уверенно профессор. — Она как кошка умудряется падать на четыре лапы.
— Скорее, как котенок, — хмыкнул декан, вызвав на лице Альрика улыбку. — Сегодня с моей стороны имела место быть удивительнейшая безалаберность. Впрочем, как и с твоей.
— Согласен. Забылся. Виноват, — сказал профессор, поднимаясь с кресла.
— Посматривай за ней, — попросил Стопятнадцатый. — Моя совесть не выдержит, если по нашей милости Эва Карловна заработает тяжелейший психоз.
— Пригляжу. Что ж, око мы упустили, зато у нас остался подопытный проректрисы. Вы заметили, что он уменьшается в размерах?
— Ты неисправим. — Покачал головой декан. — Заметил. Обождем пару дней и заодно наберем статистику. После обработки измерений подумаем о дальнейших шагах. Нам спешить некуда.
17.4
Дева брела в растрепанных чувствах, пока ее не вынесло течением на открытое пространство с многочисленными отражениями в зеркалах. В голове творился кавардак, и мысли перемешивались, будто в стиральной машине.
Пресветлой девой оказалась я, спустившаяся в пустой холл, чтобы наконец-то одеться и покинуть злосчастный институт.
Руки машинально застегивали замки и пуговицы, надевали шапку и наматывали шарф в три слоя, а перед глазами безостановочно прокручивались картинки, показанные оком.
Почему в них не привиделась мама? Неужели воспоминания о ней — не ярчайший момент в моей жизни? Ведь исключительно ради мамы был запущен заржавевший артефакт, пролежавший на морском дне девять тысяч лет. Пусть бы и оставался там, заросший водорослями. Почему прошлое не показало её?
Зато оно щедро поделилось другими видениями прошлого: предательством Алика, сбежавшего в вольную жизнь без меня; мимолетно выхваченными кадрами — несчастного животного и изувеченного человека, — поразившими когда-то до глубины души; безумного счастья на первом курсе, вылившегося в пьянку, когда преподаватель общей теории висорики погиб, разбившись на машине. Не сомневаюсь, что за грешную радость мне забронировано место в аду, но покаяться, наверное, не смогу никогда, как никогда не решусь окунуться воспоминаниями в многообразие способов зарабатывания оценок.
Если следовать хронологии показанных эпизодов, следующим свершившимся фактом станет уединение с незнакомцем в замызганной конуре. Кто он и где это произойдет? — забарабанила я пальцами по стойке. Исходя из неравномерности временных интервалов между видениями прошлого, невозможно определить точно, когда свершится предсказанное оком событие. Через год? Два? Три?
В конце концов, нужно порадоваться, что пророчество показало не смерти близких и дорогих людей, а вполне приличные картинки: яблочко, подушку, кровать, ребенка. И того, кто станет его отцом.
Невероятно! Представляя свое будущее, я смотрела на него под совершенно другим углом. Думы о маме — тревожили, страх разоблачения — одолевал, мечты — будоражили, но тихая семейная жизнь никоим образом не вписывалась в далеко идущие планы. Какие могут быть дети, если я не знаю, с какого боку подойти к младенцу?
Предрекая судьбу, око не упомянуло о провале авантюры с получением аттестата о висорическом образовании. Означает ли это, что мне удастся дойти до цели?
Я возбужденно подскочила на месте.
Ну, конечно! Неспроста мне привиделся бревенчатый домик. Именно так он выглядел в далеком детстве. Раньше образы были незаконченными, незавершенными, на уровне интуитивного восприятия, но теперь они реализовались в конкретной картинке. Воспоминание, — словно кусочек паззла, выметенный из-за пыльного дивана, — как влитое встало на свое место. И пес, рвущийся из рук военного, которого извлекла из дальних кладовых память, окончательно убедил в том, откуда я родом. С западного побережья.
Да, я дойду до цели, и никакие препятствия не удержат меня! — воодушевившись, подхватила ущербный пакет под мышку и побежала к выходу. И буду счастлива: с ребенком и с тем, кто окажется со мной на балконе. Может, это Мэл? — замерла, ухватившись за ручку двери.
Нет, он не тянет на человека, с которым стоит заводить общих детей и махать платочком с высоты. Долгосрочные отношения со столичным принцем возможны, если на экваторе наступит вечная зима. То есть никогда. Мелёшинская родословная — не чета моей, в которой появилось маленькое, но весомое уточнение: я — дочь каторжанки и, как ни странно, не испытываю ни капли стыда из-за скандальной подробности в биографии.
А если представить, что жаркое общение в зачуханной кондейке произойдет с Петей, а затем последует обмен кольцами? — промелькнула мысль и тут же выветрилась. Однозначно, у чемпиона нет шансов, каким бы примерным и положительным он ни был. Да и совесть не позволит мне, обманщице с преступными генами, разрушить блестящее Петино будущее, к которому парень усердно тянет шею.
Тогда кому выпадет великая честь уединиться со мной в следующем предсказании? Навскидку, среди перебранных на скорую руку мало-мальски знакомых парней, не обнаружилось ни одной подходящей кандидатуры.
Может, это Тёма? — вспомнила я и разволновалась. Точно, это Тёма! Мечта, а не парень, и без амбиций мирового масштаба. Симпатичный, галантный, обходительный, незаносчивый, поет здорово. И ему будет неважно, висоратка я или слепая. Наверное.