На середине этого занятия меня прервал громкий стук в дверь (звонок не работал). Это пришла Доротея – ты ее видела, она живет в кирпичном особняке с высоким крыльцом в самом начале нашего переулка.
Она сказала, что заметила свет в окнах и решила узнать, не появились ли хозяева. Где мои родители? А, мне уже двадцать лет, я работник Трансматериковой компании и полноправный домовладелец? Тогда я должен поставить свою подпись под коллективным письмом в полицию от домовладельцев Картофельного переулка и нескольких соседних улиц. Речь идет о банде, терроризирующей окрестности. Если я заметил мусор у себя во дворе и непотребные надписи на заборе – это они. Но тут творятся дела и похуже. Они отнимают деньги у детей, обижают девушек, несколько раз избивали мужчин, которые пытались их приструнить, но не насмерть, а полиция приезжает на вызов, только если кому-нибудь проломят голову. Однажды случилось убийство: нашли труп человека с соседний улицы, который за день до этого выгнал их из своего двора, угрожая пистолетом. Он пролежал до утра, и все списали на несчастный случай – поскользнулся, ударился затылком – но его жена говорит, что на теле было три ножевых раны, а полиции неохота возиться. Это уже четырнадцатое письмо за два года.
– Вы думаете, оно поможет? – спросил я.
– Надо же хоть что-нибудь делать, – вздохнула Доротея, зябко запахнув свою побитую молью рыжую шубу. – Над нами издеваются, это невозможно терпеть!
– Значит, надо от них избавиться. Сколько их?
– Да человек десять… Может, даже пятнадцать!
Всего-то? Ее сбила с толку моя усмешка, и она сухо спросила:
– Вы подпишете коллективное письмо в полицию?
– Хорошо, подпишу. Но это, наверное, бесполезно, лучше я сам с ними разберусь.
– Господи! – она всплеснула руками и выронила листок, которым передо мной размахивала. – И думать не смейте! С вами же что-нибудь нехорошее случится!
– Ничего не случится. Я работаю в Тринсматериковой, я следопыт. Если я кого-то убью, компания эту историю замнет.
Когда я подписал постоянный контракт, меня вызвал господин Бурхард, один из заместителей директора по персоналу, и напутствовал следующим образом:
– Залман, главное – не пей. Молодец, что до сих пор не запил! По улицам ходи в форме, чтобы видно было, кто идет. Нашу форму все знают. В городе всякое бывает, не давай себя в обиду. Компании нужны живые работники, а не мертвые жертвы криминала. Если в порядке самообороны подстрелишь кого-нибудь или зарежешь, не паникуй, Трансмать тебя прикроет, это входит в запланированные расходы на персонал. Только смотри, не зарывайся, а то будешь работать у нас не за деньги, как сейчас, а за кусок хлеба. Понял?
– Нет, – честно признался я.
– Соображай, что делаешь. В Танхале жизнь как в Лесу, и если ты бандита на улице убьешь, кому-нибудь из-за своей девчонки фингал поставишь, у себя дома вору поломаешь руки-ноги – наши адвокаты мигом все уладят, и тебе слова никто не скажет. А вот если ты поколотишь по пьянке господина министра или вломишься во дворец и отымеешь нашу Зимнюю госпожу в ее собственной спальне, тогда Трансмать все равно тебя выручит, потому что ты, сукин стервец, ей нужен, но зарплату – во получишь! – он сложил свои толстые волосатые пальцы в кукиш и повертел им у меня перед носом. – Весь твой заработок уйдет на покрытие накладных расходов, и будешь батрачить на компанию, как каторжник, а вместо отпуска тебя будут держать под арестом, чтоб еще чего не накуролесил. Но я тебя не пугаю, только предупреждаю: думай головой, не наглей и не зарывайся. В Танхале полно всякой уголовной сволочи, а полиция бьет баклуши, и за самооборону тебя наказывать никто не станет. Главное, не пей!
Вспомнив слова Бурхарда, я решил, что ничем не рискую.
– Миленький мальчик, да они же вас убьют! – всполошилась Доротея. – Это не люди, они хуже зверей. Я понимаю, что вы возмущены, любой порядочный человек возмутится, но мы-то что можем сделать? У меня четверо детей, и я постоянно боюсь, как бы с ними чего не случилось. Надо заставить полицию работать, чтобы приняли меры. Все мы, домовладельцы, платим налоги, вот и потребуем… Подпишите письмо, хорошо?
Она близоруко щурилась, высматривая в полумраке холла свою улетевшую петицию. Я поднял листок, поставил свою подпись, вернул ей и попросил:
– Пожалуйста, скажите всем, кто здесь живет, чтобы не вмешивались и не вызывали полицию, если увидят, что я дерусь с бандитами. Это мне помешает, я привык охотиться в одиночку.
– Выбросьте это из головы! Господи, вы насмотрелись фильмов про благородных героев, но кино – это романтика, а жизнь – это жизнь. В жизни героев убивают. Дайте мне слово, что вы не станете с ними связываться!
Наконец она ушла. Немного выждав, я оделся и отправился выслеживать этих людей-крикунов, о которых она рассказывала.
Закоулки у нас темные, а фонари горят хорошо, если через один – ты сама видела. Дома в два-три этажа, можно забраться на любую крышу и оттуда наблюдать, что творится внизу, да еще вокруг пристройки, заборы, кустарник – есть, где прятаться.
В первые вечера я только следил за ними, чтобы узнать, где они живут. В Лесу тоже, если охотишься на какого-то зверя, вначале стоит выяснить, где его нора. И только убедившись, что смогу любого из них найти, когда они не будут этого ожидать, я перешел в наступление.
Стычку я сам спровоцировал. Гогоча на всю улицу, с визгливыми истерическими выкриками (как они напоминали в этот момент лесных крикунов!), они ломали детские качели около дома Доротеи, и так уже наполовину сломанные. Я подошел и сказал, чтоб они отсюда убирались. Понимал, конечно, что не уберутся, но мне нужен был повод.
После всяких там „Чего?“, „Повтори, чё ты вякнул?“ и непечатных оскорблений кто-то из них крикнул:
– Здесь наша территория!
– Была ваша, теперь моя.
Тогда и началась драка. Их было человек четырнадцать-шестнадцать, парни примерно моих лет, нетрезвые, зато вооруженные ножами и кастетами. На мне была армированная следопытская куртка (между грубой кожей и теплой стеганой подкладкой – кольчужная сетка, я тебе показывал) и специально приобретенный мотоциклетный шлем. В каждой руке по длинному ножу – кесейская техника боя. Они за мной не успевали и достать меня не могли, а я метался среди них, распарывая одежду, нанося поверхностные раны, вожака убил ударом в сердце – он того заслуживал, крайне гнусный был тип.
Убедившись, что каждый так или иначе свое получил, я покинул поле боя, а утром пошел в лавку за хлебом, столкнулся там с Доротеей, и она охнула, схватившись за сердце. Она думала, что я уже в морге, потому что слышала ночью мой голос и шум драки, и знала, что под утро муниципальная машина увезла труп. Она решила, что это меня убили.
Дальше начался второй этап. Я вылавливал их поодиночке и каждому объяснял, что могу его запросто прикончить, причем мне за это ничего не будет. Вот что меня поразило: когда такой человек в стае и когда он сам по себе – это словно две разных личности. Один из них оказался тихим и робким в повседневной жизни подростком, который добросовестно заботился о больной матери и младшей сестренке. Жили они очень бедно, и перед тем как уйти я дал его матери денег – похоже, это его окончательно деморализовало и перепугало. Наверное, если б я его избил, и то был бы не такой сильный эффект.
И еще меня удивило их косноязычие. Если не считать мата и примитивных острот, они двух слов связать не могут, хотя выросли в городе. Я не мастер гладко говорить вслух, но по сравнению с ними я спикер парламента.
Наш район теперь один из самых спокойных и безопасных в округе. Мне еще три-четыре раза пришлось защищать „свою территорию“ (в последний раз из-за Дэниса, и это была настоящая локальная война), зато с тех пор здесь тишь да гладь, даже когда я отсутствую. Так что, если все-таки переберешься ко мне жить, не пожалеешь. А Доротея меня опекает, поэтому не удивляйся, что она то пирожки приносит, то компот. Она говорит, все соседи боятся, что я вдруг решу продать дом и съехать».
* * *
– Похоже на приключенческий роман, – поделился впечатлениями Залман. – А про тебя тут ничего нет.
– Я появлюсь дальше, – усмехнулась Сандра. – Вот когда я появлюсь, тогда настоящие приключения и начнутся.
Глава 3
«Несмотря на ровные отношения с коллегами и соседями, я долго оставался чужаком в цивилизованном обществе. Не понимал намеков и подтекста в разговорах, не знал многих вещей из разряда „само собой разумеется“, не всегда улавливал причинно-следственные связи между происходящими вокруг событиями. Конечно, можно жить и так, но мне хотелось включиться в эту жизнь по-настоящему. Мне хотелось все понимать.
В промежутках между рейсами я навещал Германа, Ганну и Фархада, но здесь они мне помочь не могли.