Я резко повернулся к нему. «Почему вы так думаете?»
Он продолжал, как будто не слышал меня: «А потом ее не стало, когда вы были с ним».
— Мак-Кенн, — сказал я, — вы сошли с ума. Почему вы так думаете?
Он вздохнул и ответил: «Когда вы с ним спорили о том, чтобы ехать к де Кераделю, я удивился. Но когда увидел телеграмму, больше не удивляюсь. Получил ответ».
— Ну и хорошо, — сказал я и продолжал паковаться. — И каков же ответ?
— Вы что-то отдали за тень доктора Беннета.
Я посмотрел на него и рассмеялся. «У вас отличные идеи, Мак-Кенн. Что же я мог отдать, и кому, и зачем?»
Мак-Кенн снова вздохнул и указал на имя мадемуазель. «С ней, — потом показал слова „остаться навсегда“ и сказал:,— И вы отдали это за тень».
— Мак-Кенн, — сказал я и подошел к нему. — Он действительно считал, что его преследует тень. Но только потому, что он Слишком много думал об этом странном деле. И у него такая же идея о том, почему он освободился от… наваждения, что и у вас. Я хочу, чтобы вы пообещали ничего не говорить ему о своих подозрениях. И особенно не говорить мисс Элен. И если кто-нибудь из них заговорит с вами об этом, постарайтесь их разубедить. У меня есть основания просить об этом, поверьте. Обещаете?
Он спросил: «Мисс Элен еще ничего об этом не знает?»
— Нет, если ей не сказал доктор Беннет после нашего ухода, — ответил я. Я с беспокойством подумал об этом и проклял свою глупость: почему я его не предупредил?
Он немного подумал, потом сказал: «Хорошо, док. Но боссу я должен буду рассказать».
Я рассмеялся и ответил: «Хорошо, Мак-Кенн. К тому времени игра будет кончена. Останутся посмертные процедуры».
Он резко спросил: «Что вы этим хотите сказать?»
— Ничего, — ответил я. И продолжал паковаться. Правда в том, что я и сам не знал, что хотел этим сказать.
Он продолжал: «Вы там будете завтра к вечеру. Я с ребятами задолго до темноты остановлюсь у старого козла. Вероятно, до следующего дня мы не пойдем в тот дом, о котором я вам рассказывал. У вас есть план, как нам связываться?»
— Я думал об этом. — Я перестал укладывать вещи и сел на кровать. — Не знаю, насколько тщательно за мной будут следить, будет ли у меня свобода передвижения. Ситуация… необычная и сложная. Очевидно, ни письмам, ни телеграммам я не могу довериться. Я могу приехать в деревню, но это не значит, что смогу связаться с вами, потому что, наверно, буду не один. Даже если вы будете там, весьма глупо было бы узнать вас и заговорить. А де Керадели не глупцы, Мак-Кенн, и они сразу поймут, в чем дело. Пока я не окажусь по другую сторону стены, могу предложить только одно.
— Вы так говорите, будто приговорены к пожизненному заключению, — улыбнулся он.
— Нужно рассчитывать на худшее. Тогда не придется разочаровываться. Если поступит телеграмма — запишите, Мак-Кенн, — доктору Беннету: «Все в порядке. Не забудь переслать почту», как можно быстрее перебирайтесь через стену, как можно быстрее к дому — и огонь из всех калибров. Понятно, Мак-Кенн?
— Хорошо, — согласился он. — У меня тоже есть одна-две аналогичные мысли. Когда попадете туда, вам никто не помешает писать. Прекрасно. Пишите. Найдите возможность выбраться в «Беверли Хаус», я вам о нем рассказывал. Войдите. Кто бы с вами ни был, найдите возможность бросить письмо на пол или куда-нибудь. Никому не передавайте. После вашего ухода перевернут весь дом, но найдут. И я его получу.
— Дальше. У северного конца стены все время будут рыбачить парни. Если идти от дома, это слева. Там скала. Можете взобраться на нее и осмотреть окрестности.
Вы ведь за стеной, и вам не помешают. Напишете другую записку, положите в маленькую бутылочку, побросайте в море камни и с ними бутылочку. А парни именно этого и будут ждать.
— Хорошо, — сказал я и налил ему. — Теперь только ждите телеграмму для Беннета и приводите своих мирмидонцев.
— Кого, кого? — переспросил Мак-Кенн.
— Ваших одаренных парней с пушками и лимонками.
— Хорошее название. Им оно понравится. Ну-ка скажите еще раз.
Я повторил и добавил: «И не забудьте сказать об этом доктору Беннету».
— Значит вы с ним до отъезда разговаривать не будете?
— Нет. И с мисс Элен тоже.
Он немного подумал, потом спросил: «Вы вооружены, док?»
Я показал ему свой 32 калибр. Он покачал головой, «Вот этот лучше, док». Полез под мышку и отстегнул кобуру. В ней был маленький пистолет с коротким стволом.
— 38 калибр, — сказал он. — Только броня выдержит. Держите свой прежний, а этот носите под мышкой. Носите всегда, днем и ночью. И прячьте. В кармане кобуры запасные заряды.
Я сказал: «Спасибо, Мак», — и бросил его на кровать.
— Нет, надевайте и носите. К нему нужно привыкнуть.
— Хорошо, — сказал я. И послушался.
Он неторопливо выпил еще, затем сказал мягко: «Конечно, есть прямой и легкий выход. Вам всего лишь нужно, когда сядете за стол с де Кераделем и его девчонкой, достать пушку и прикончить их. Я со своими парнями вас прикрою».
— Не знаю, Мак, — вздохнул я. — Честно, не знаю.
Он тоже вздохнул и встал. «Вы слишком любопытны, док. Ну, что ж, действуйте по-своему…»
У дверей он повернулся. «Вы бы понравилась боссу. Босс любит крепких парней».
И вышел. Я чувствовал себя посвященным в рыцари.
Написал короткую записку Биллу. Просто пояснил, что когда принимаешь решение, отступать нельзя, нужно действовать, и поэтому с утра я буду в хозяйстве мадемуазель. Я ничего не написал о телеграмме: пусть думает, что это исключительно мое решение. Написал, что у Мак-Кенна есть для него важное сообщение, и если он получит телеграмму от меня, это будет означать начало решительных действий.
И еще написал короткое письмо Элен…
* * *
На следующее утро я вышел из клуба рано — прежде чем доставили мои письма. Доехал на такси до Ларчмонта; незадолго до полудня был на пристани; там мне сказали, что меня ждет лодка с «Бриттис». Я нашел лодку. В ней оказались три человека, бретонцы или баски, трудно сказать. Странные люди, неподвижные лица, зрачки глаз необычно расширены, кожа желтовато-болезненная. Один из них взглянул на меня и лишенным выражения тоном спросил по-французски:
— Сир де Карнак?
Я нетерпеливо поправил: «Доктор Каранак». И сел на корме.
Он обернулся к остальным двоим. «Сир де Карнак. Пошли».
Мы проплыли сквозь стаи мальков и направились к стройной серой яхте. Я спросил: «Это „Бриттис“? Рулевой кивнул. Прекрасный корабль, около ста пятидесяти футов в длину, шхуна, созданная и оснащенная для быстрого движения. Мак-Кенн усомнился в ее океанских способностях. Напрасно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});