Палустар в руках Ивара совершил несколько сложных эволюций и замер, глядя в лоб Глубине. Она молчала, но ее серые зрачки потемнели.
– Объявляю свои распоряжения по Сайкатской Исследовательской Станции, – твердо произнес Тревельян. – Моим заместителем в ранге субкоординатора назначается ньюри Вечерний. Завтра я отправляюсь на Сайкат… – Он поднял руку, прерывая поднявшийся ропот. – Этого требует расследование гибели Джеба Ро и Первого Лезвия. Пока мы не выясним их подоплеку и имена убийц, никто не может считать себя в безопасности, и потому я не намерен откладывать свой вояж. Надеюсь, он не будет долгим, и через сутки-двое я вернусь. Но до того… – не опуская палустара, Ивар обвел взглядом коллег, – до того мне придется ликвидировать угрозу, связанную с Курсом, что будет сделано ближайшей ночью. Я намерен убить его, если вы не возражаете. Ньюри Вечерний, твое мнение?
Ботаник отставил пустую чашу.
– Я согласен.
– Ньюри Ифта Кии?
Зеленоглазая красавица кивнула, грея тонкие пальцы о токар с дымящимся напитком.
– Для протокола сообщи свой вердикт громко и ясно. Станция ведет запись.
– Согласна. – Ее голос не дрогнул.
– Ньюри Иутин?
– Жизнь – смех полоумного в пустоте… – пробормотал зинто. – Да, ньюри Тревельян, я, разумеется, согласен. Но как ты это сделаешь? Предыдущий поход, о котором меня не поставили в известность, закончился смертью Пилота… Ты наш новый лидер, и не хотелось бы терять тебя так быстро.
– Не потеряете. Погребальный кувшин для меня еще не слепили, – сказал Тревельян. – А как я это сделаю… На Земле когда-то ходила мудрая пословица: меньше знаешь, дольше проживешь. – Он отвернулся от третьего генетика и показал палустаром на Глубину. – Эту женщину с Тизаны я лишаю официального статуса на СИС и во всей системе Сайката. Отныне слуги не повинуются ей, станция не выполняет ее команд, и все порты в ее личном отсеке – все, кроме линии тревожной связи, – будут заблокированы. Женщина, называющая себя Второй Глубиной, подозревается в убийствах Зенда Уна и Найи Акра. Я объявляю ее арестованной и после этого собрания лично отведу в ее апартаменты и запечатаю дверь. По прибытии корабля я передам ее должностным лицам Земли или Йездана.
По губам Глубины скользнула дерзкая улыбка.
– Долго придется ждать, мшак! Пока не выпадут волосы!
Из ее рукава змеей выскользнул парализатор. Пока она поднимала его, пока нащупывала спусковую клавишу, Тревельян, чьи реакции были ускорены кожей, смог бы выстрелить не раз. Он, однако, не собирался убивать Глубину или лишать ее разума; все же она являлась человеком, а не киборгом, и обладала правом на беспристрастный суд. Возможно, даже у Курса была такая привилегия – это полагалось выяснить до казни, хоть его приговорили трое кни’лина и сам Тревельян.
Он прыгнул к Глубине, согнувшись и отклоняясь вправо, чтобы не попасть под парализующий луч. Внезапно она вскрикнула – пустой токар, брошенный Вечерним, ударил ее по запястью ребром и вышиб оружие. В следующий момент Ивар был уже рядом, и его рука опустилась на плечо женщины, стиснув его с такой силой, что она снова закричала.
– Не один Курс умеет метать сосуды, – с довольным видом произнес ботаник. – Было бы только что-то подходящее… Кстати, ньюри Тревельян, проверь, что еще она прячет в рукавах. У генетиков есть скальпели, очень острые… Тебе помочь?
– Нет.
Ивар рванул правый рукав сайгора, затем левый, обнажив руки и плечи Глубины. Блеснула сталь, Ифта Кии с испуге спрятала лицо в ладонях, Иутин выронил чашу с тецамни. Клинки, вложенные в петли с изнанки рукавов, были довольно длинными, и один из них, несомненно, являлся тем самым, которым освежевали жрицу. Не отпуская плеча Глубины, Тревельян вытащил их и осмотрел.
– К чему было красть мой нож? У тебя тут целых два, ничем не хуже… Годятся для любого дела – вырезать образец для исследования или горло проткнуть человеку…
– Кажется, теперь ты меня видишь? – прошипела женщина. – Ты снова говоришь со мной?
– Теперь я тебя вижу и снова с тобой говорю, – подтвердил Тревельян. – Координатор не имеет права на амбиции и личные обиды, он видит всех, даже лишенную статуса и подозреваемую в преступлении. Сейчас мы отправимся в твой отсек. Пойдешь со мной добровольно? Или применить силу?
Он крепче стиснул ее плечо, и Глубина застонала.
– Я пойду. Отпусти меня, землянин. – На ее висках и черепе выступили капельки пота. – Но я хотела бы сказать…
– Все сказанное ею будет ложью, – молвил ботаник Вечерний.
Глубина бросила на него гневный взгляд.
– Кажется, я лишена не только статуса, но и возможности оправдаться… Так пусть землянин вспомнит, что случилось в этом зале не так давно, когда жрица-похарас обвинила его в убийстве координатора! Мне пришлось напомнить ей слова Йездана: желающий судить безгласного – сам преступник!
– Мы судили Курса, а не тебя, – сказал Тревельян. – Мы наблюдали, как он убивает, мы точно это знаем, и мы вынесли приговор. Но никто не видел, как ты метнула клинок в Зенда Уна и как зарезала Найю Акра. Истину установят дознаватели, и им ты расскажешь все, что захочешь. Пойдем!
Он разжал пальцы. На плече женщины пламенели пять глубоких отпечатков.
Проиллюстрируем несовместимость мировоззрений землян и кни’лина на таком примере. В Книге Начала и Конца, которая приписывается божеству похарас Йездану Сероокому, есть изречение: «Время стирает память о случившемся». Нами это воспринимается как очевидная истина; за время, сравнимое с человеческой жизнью, уходит память о личных горестях и радостях, а истекшие столетия способны погасить конфликты между народами, социальными классами, религиозными конфессиями, как это произошло на Земле, затем в Солнечной системе и, наконец, в Земной Федерации. Но кни’лина понимают этот текст совершенно иначе – он для них не утверждение очевидной истины, а призыв божества (или древнего мудреца, как считают ни) к желаемому результату. В дословном переводе эта тонкость теряется, и правильней было бы следующее истолкование: «Пусть для вас время сотрет память о случившемся». Это пожелание не помнить зла или иной неприятности, забыть о мести, ибо даже справедливое воздаяние через пару сотен лет становится бессмысленной жестокостью, настигая не обидчиков, а их далеких потомков. Но кни’лина все-таки помнят и мстят, а память о свершенном зле живет для них много дольше, чем о добре. Если продолжить этот пример и обратиться к валлс, клану убийц-ренегатов, то мы увидим…
Генрик Хилари,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});