— Она срабатывает только при полной монополии.
— Да? А как здесь насчет этого? — не переставал выяснять Фарнхэм. — Патенты, авторское право и все такое прочее? В тех свитках, что я читал, об этом ничего не было сказано.
— Хью, Избранные не имеют такой системы, она им не нужна. Все прекрасно разработано, изменения очень редки, — ответил Джо.
— Это плохо. Не пройдет и двух недель, как рынок переполнится подделками.
— Что за белиберда? Говорите на Языке, — вставил Понс.
(Вопрос Хью мог сформировать только по-английски; Джо соответственно, и ответил на него также по-английски.)
— Прошу прощения, Понс… — заторопился Джо и объяснил ему, что понимается под патентом, авторскими правами и монополией.
Хозяин облегченно вздохнул:
— О, это очень просто. Когда на человека снисходит вдохновение Небес, лорд Владетель запрещает кому бы то ни было другому пользоваться этим. Но это случается редко. На моей памяти такое бывало всего дважды. Но, во всяком случае, было.
Хью не был удивлен, узнав, как редко случаются здесь изобретения. Эта культура была статичной, большая часть того, что здесь называлось «наукой», пребывало в руках оскопленных рабов. А поскольку запатентовать новую идею было так трудно, то и инициатива в этом направлении была редка.
— Значит, вы заявляете, что эта идея — вдохновение Небес? — не скрывая любопытства, спросил Хью.
Понс немного подумал и ответил:
— Вдохновение — это то, что их Милосердие в Их мудрости признает вдохновением. — Он вдруг улыбнулся. — На мой взгляд, все, что будет приносить бычки в сундуки семьи, является вдохновением. Проблема в том, чтобы Владетель думал так же. Но это можно устроить. Продолжайте.
— Хью, охраняться должны будут не только игральные карты, но и игры вообще, — заметил Джо.
— Конечно. Если не будут покупать карты их Милости, то пусть и не играют в его игры. Конечно, трудно гарантировать, что кто-нибудь не попытается подделать колоду карт, но монополия сделает это противозаконным.
— И не только такие карты, но и любую разновидность игральных карт. Ведь в бридж можно играть картами, на которых проставлены одни номера, — добавил Джозеф.
— Да, — согласился Хью. — Джо, а ведь у нас в убежище где-то была коробка со скрэбблом.
— Она здесь. Ученые Понса спасли ее, Хью. Я понимаю, к чему ты клонишь, но здесь никто не сможет играть в скрэббл, потому что никто не знает английского.
— А что мешает нам изобрести скрэббл, но уже на Языке? Стоит мне только посадить свой штат за частное изучение Языка, и я очень вскоре смогу изготовить скрэббл и доску, и фишки, и правила, но уже на Языке.
— Что еще, во имя Дяди, такое этот ваш скрэббл? — воскликнул Протектор.
— Это игра, Понс. Очень хорошая. Но главное то, что за нее можно просить гораздо дороже, чем за колоду карт, — сказал Джо.
— И это еще не все, — присоединился Хью. Он начал загибать пальцы. — Парчизи, монополия, бэгэммон, старушка для детей — ее можно назвать как-нибудь иначе, — домино, анаграммы, разные джигсо. Вы когда-нибудь видели их?
— Нет.
— Они годятся для любого возраста, бывают самых разных степеней сложности. Жестянщик. Кости — множество игр с костями. Джо, здесь есть казино?
— Своего рода. Здесь есть места для игр, но многие предпочитают играть дома.
— Рулетки?
— Не уверен, — засомневался Джо.
— Тогда страшно подумать, что мы можем сделать. Понс, складывается впечатление, что отныне вы все ночи будете проводить, подсчитывая барыши…
— Для этого есть слуги. Я только хотел бы знать, о чем вы говорите. Не будет ли позволено спросить? — не без ехидства спросил лорд Протектор.
— Простите, сэр. Джо и я говорили о других играх… и не только об играх, но и всякого рода развлечениях, которые раньше были в большом ходу, а потом забылись. Так я, по крайней мере, думаю. А ты, Джо?
— Единственная игра, с которой я здесь столкнулся, — это шахматы.
— Неудивительно, что они сохранились. Понс, дело в том, что любая из этих игр может принести деньги. Бесспорно, у вас есть замечательные игры. Но эти игры будут новшеством. Хотя они и очень стары. Пинг-понг… стрельба из лука! Джо, у них есть все это?
— Нет.
— Биллиард. Ладно, хватит. Мы и так уже перечислили достаточно. Понс, значит, сейчас самое важное — это добиться покровительства Их Милосердия, которое должно распространяться на все это… и я, кажется, подумал, как выдать это за вдохновение свыше. Назвать чудом.
— Что? Ерунда. Я не верю в чудеса, — отбросил эту идею Понс.
— А вам и не надо верить. Смотрите сами: нас обнаружили на земле, принадлежащей лично Владетелю, а нашли нас вы. Разве это не выглядит убедительным: Дядя хотел, чтобы о нашем существовании стало известно Владетелю? И чтобы вы как лорд Хранитель хранили это?
Понс просветлел:
— Но это могут начать оспаривать. Может дорого обойтись. Но ведь не вскипятишь воды, не истопив печку, как говорила моя тетушка. — Он встал. — Хью, я хочу посмотреть на этот самый скрэббл. И как можно скорее. Джо, мы выберем время, чтобы ты объяснил нам все остальное. Мы отпускаем вас обоих. Все…
Киска уже спала, когда вернулся Хью, но в кулачке у нее была зажата записка:
«О, милый, как чудесно было увидеть тебя!!! Жду не дождусь, когда их Милость снова позовет нас играть в бридж! Он просто старый душка! Пусть даже и проявивший недомыслие кое в чем. Но он поправил свою ошибку, а это признак настоящего джентльмена.
Я так возбуждена тем, что повидалась с тобой, что едва могу писать. А ведь Киска ждет записку для тебя. Близнецы посылают тебе свои поцелуи… слюнявые свои. Люблю, люблю, люблю!
Твоя, только твоя Б.».
Хью читал написанное Барбарой со смешанным чувством. Он разделял ее радость по поводу встречи, хотя она и была довольно непродолжительной, и тоже с нетерпением ждал того времени, когда Понс, ради своего удовольствия, позволит им побыть вместе. А что же касается остального… Лучше постараться вытащить ее оттуда до того, как она начнет мыслить, как обыкновенная прислуга! Конечно, в общепринятом смысле слова Понс был джентльменом. Он сознавал свои обязанности, был великодушен и щедр по отношению к своим подданным. В общем, джентльмен.
Но он же был и проклятым сукиным сыном! И Барбаре не следовало бы забывать этого! Игнорировать это — да! Иначе просто невозможно. Но забывать — никогда!
Он должен освободить ее.
Но как?
Хью улегся в постель.
Промаявшись около часа, он поднялся, перебрался в гостиную и встал у окна. За темным покровом ночи он различил еще более темные очертания Скалистых гор. Где-то там были свободные люди. Он мог разбить окно и уйти по направлению к горам, затеряться в них еще до рассвета и найти свободных товарищей. А, впрочем, зачем разбивать, он просто мог бы проскользнуть мимо дремлющего привратника или воспользоваться данной ему властью, олицетворяемой хлыстом, и пройти мимо стражи. Никаких особых препятствий для ухода слуг не чинилось. Стража содержалась скорее для того, чтобы предотвратить проникновение извне. Большинство слуг и не подумало бы бежать, как, например, собаки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});