Читать интересную книгу Гном. Трилогия - Александр Шуваев

  - Это большой секрет, мадам, но именно премьер-министр порекомендовал вас - нам. Не он один, но и он тоже.

  - О-о-о... Не оправдать рекомендацию такого рода было бы преступлением. Вы не пожалеете, что приняли ее. Пожалеет кое-кто другой.

  - Старая сука. Ей и пятнадцать лет тому назад было уже сорок пять, а она: "мо-олодость!". А сейчас шестьдесят, а она любовником-фашистом хвалится... Тьфу!

  - Ты, Петро, по себе не суди. Для таких людей твои мерки, - того... Все равно, как Сибирь - портновским сантиметром. Поэтому и слушать тебя смешно. Так что заткнись и не позорься...

  - Интересно, - как это сделано? Ведь это же не швы, нет? - С этими словами Габриэль приподняла мешковатую куртку с капюшоном, и это оказалось труднее, чем она ожидала. - О-о-о... Это для настоящих мужчин.

  - Очень плотное плетение, мадам. Спасает почти от любого дождя и промокнет, только будучи довольно надолго помещено в воду. Не продувается никаким ветром и весьма теплое. Поэтому тяжеловато. А это, действительно, не швы. Это полосы и узлы модульного плетения, призванные сохранить форму изделия. От вытягивания, от любой деформации, вы понимаете.

  - Можете не сомневаться. Только к чему такие сложности? Сшить из отдельных деталей, как делалось тысячи лет, ровно в тысячу раз проще.

  - Вы, безусловно, правы. Но тут вмешалось одно обстоятельство: станок, сконструированный для совсем других целей, уже существовал. Производство его давно освоено и поставлено на поток. Его только существенно упростили для новых задач... И теперь не нужно ни ткацкой фабрики с ткачихами, ни раскройки, ни шитья, ни ниток для шитья, ни самих швей: пряжа, станок, - и один работничек на двадцать-сорок автоматов. Ну, и, на заднем плане, - модельер.

  - И, полагаю, между ними, еще кто-то, кто к каждой модели, к каждому размеру делает валики для этого вашего жаккарда-модерн.

  - Это не валики, тут совсем другой принцип. Это...

  - А! - Француженка махнула рукой. - Это совершенно не важно. Для меня это будут валики. А теперь покажите мне пряжу. Все сорта. И еще волокно для пряжи... это же какое-то искусственное волокно, вроде новомодной вискозы?

  - Можно сказать и так, мадам. Только сортов у нас довольно много. И волокно не только искусственное.

  - Это у нас что?

  - Международного названия не имеет, а мы зарегистрировали под названием "арлон". Превосходно подходит для изготовления парашютов и веревок для горных войск. Очень прочен и легок.

  Некоторое время иностранная специалистка так и этак крутила волокно, требовала готовых ниток потоньше и потолще, крутила их тоже, пробовала на разрыв, одобрительно бормоча себе что-то под нос, явно не видя и не слыша ничего вокруг себя, а потом, вздохнув, спросила:

  - Эти ваши станки, - они чулки могут? У них, правда, будет большой недостаток, - пары хватит года на два, если не больше, но для завоевания рынка это даже и хорошо. Потом поправим под благовидным предлогом...

  Это было первое из двух Исключений. Об истоках второго общепризнанный отраслевой миф рассказывает нижеследующее.

  Сергей Борисович Апрелев (Борисом звали еврея-санитара, а "апрель" - было название месяца в 1927 году, когда Сереньку подбросили на крыльцо детприемника в городе Ростове), собираясь на нынешнее свое рабочее место, так называемые "Пещеры", закрыл за собой стеклянную дверь в прозрачной стене и переоблачился: поверх чистых солдатских кальсон и нижней рубахи с завязочками надел комбинезон из белоснежной шелковистой материи и глухой тканый шлем с прозрачным забралом. Нижняя часть комбинезона представляла собой штаны, составлявшие единое целое с чулками. В качестве обуви тут предусматривались стерильные тапочки, отлитые из белой резины, которые нужно было извлечь из герметичного бумажного пакета. В соответствии с вышеуказанным мифом, Габриэль, увидав конструкцию комбинезона, сначала широко раскрыла глаза, потом крепко ухватила себя за короткие кудряшки над висками и голосом потрясенно-ожесточенным, почти с ненавистью произнесла исторические слова:

  - Пояса... подвязки... резинки... merde...

  Так в мире появились и начали входить в массовый обиход колготки, они же Исключение Љ2. Их путь в массы был не прост, не прям и не легок, но, в итоге, все-таки чрезвычайно успешен. Предвидя это, великая Габриэль рекламировала их, как чрезвычайно удобную новинку для "детей дошкольного возраста, посещающих дневные и круглосуточные пансионаты" и только через несколько лет умудрилась сделать их модными также среди взрослых девушек и работающих женщин.

  Иным было продвижение арлоновых чулок-"паутинок": они захватили весь мир в считанные месяцы, как во времена оны - эпидемия "испанского" гриппа. На современный взгляд, надо сказать, они вовсе не были такими уж исчезающе-тонкими, но тогда казались истинным чудом деликатности и изящества.

  Две эти концепции получили название Исключений по причине того, что консультантка из прекрасной Франции попросила у нынешнего своего нанимателя себе долю от продаж только этих двух изделий. Совсем небольшую. Чтобы не бедствовать в старости. Обязуется больше ни о чем подобном не просить. Ей сознательно пошли навстречу, понимая, что речь может идти об очень, очень солидных суммах. Для такого человека не жалко. Все остальные грандиозные деяния и великие подвиги она честно совершала за персональный оклад и премии. Премии были солидными, но те идеи, модели, организационные и рекламные ходы, за которые их выписывали, приносили прибыль в тысячи, в десятки тысяч раз большую.

  Чего стоил хотя бы тот случай, когда она мимоходом сказала Сереньке, что: "Будет большим упущением, малыш, если ты не сделаешь волокно, которое растягивалось бы, как резина". Он - сделал.

  Эвлет (Эластичное Волокно (для) ЛЕгирования Тканей; международное: "EFLETsu" - созвучно русскому, при этом носит компромиссный характер в плане "смысл-орфография": "F" стоит в угоду западному "Fiber", а порядок букв сохранен, как в русском оригинале) оставил в прошлом "пузыри" на коленях брюк, "мешки" на локтях, отвисшие рукава и растянутые горловины свитеров и футболок. Именно он придал нестерпимую элегантность спортивной одежде и внес весомый вклад в само формирование "спортивного" стиля в повседневной и высокой моде. Ради своей обожаемой Мадам он сделал бы (и делал!) и не такое. В какие сотни миллионов и миллиарды прибыли это обошлось за все минувшие десятилетия, судить невозможно и бессмысленно: и не сочтешь, и деньги с тех пор, неслыханно умножившись в числе, стали куда легковеснее.

  Или легкая ткань из куда более дешевого полимера, которую она придумала слегка обработать растворителем, чтобы сделать непроницаемой для воды, - помните "травленку"? Она, конечно, давным-давно вышла из моды, уступив место куда более совершенным материалам, но вот в сорок четвертом - сорок шестом она оказалась нужной всем - и позарез. Из нее клеили легкие цветные плащи, которые в те времена казались даже красивыми, крыли новые куртки на вате и древние пальто. Так что и она, будучи выброшена на нужные рынки в нужное время, принесла Советам громадные деньги при том, что производство ее было дешево. И, соответственно, громадный встречный поток товара.

  Они познакомились на том самом совещании по текстилю и Габриэль произвела на Сереньку неизгладимое впечатление. Как, почему - загадка сия, скорее всего не найдет ответа. Чужая душа и вообще потемки, а уж непроглядная душа товарища Апрелева, - найденыша, детдомовца, дикаря, солдата, убийцы, а, чуть позже, Мастера из мастеров и крупнейшего промышленного магната, - так и тем более, в квадрате или в кубе, но факт есть факт: он был поражен, покорен и очарован. Серенька никогда не видел таких людей и не знал, что они существуют.

  Безусловно, это не было любовью в обычном понимании, а, скорее, не такой уж редкой влюбленностью очень молодого человека в зрелого, в котором он вдруг нашел свой идеал. Олицетворение всех достоинств, которым восхищаются и которому подражают. В наше время это случается реже, а в те времена редкостью вовсе не было. При всех оговорках, можно считать, что с примером для подражания ему все-таки повезло.

  Долгая история этого знакомства, интересная и сама по себе, содержит факт по-настоящему редкий: в разные периоды жизни они взаимно давали интервью друг о друге. Она - спустя двадцать лет, в обширном интервью, которое взял у нее репортер редакции "Фигаро" в связи с восьмидесятилетием великой дочери Франции, по-прежнему пребывавшей в здравом уме и твердой памяти. Он - спустя еще восемь лет, на ее похоронах, на которые примчался с другого конца света, бросив все свои бесчисленные дела и обязанности. Оба отзыва были сдержанными и немногословными, но ее, разумеется, получилось и более интересным, и более выразительным. Красноречие вообще не относилось к достоинствам Сергея Борисовича, а тут он, в добавок ко всему, - плакал. Те, кто знал его давно, никогда его слез не видели, и вовсе не были уверены, что он вообще плакать умеет. В этом было что-то противоестественное. Настолько, что даже пугало.