Читать интересную книгу Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

И все-таки онъ не могъ отвести глазъ отъ м-ра Іова Троттера, который продолжалъ стоять на одномъ и томъ же мѣстѣ съ понурой головою; но когда Самуэль, покорный приказанію своего господина, долженъ былъ остановиться подлѣ него, м-ръ Троттеръ приподнялъ голову и сказалъ:

— Какъ ваше здоровье, м-ръ Уэллеръ?

— Такъ это онъ! — воскликнулъ Самуэль.

И затѣмъ послѣдовалъ продолжительный и многозначительный свистъ, послужившій несомнѣннымъ свидѣтельствомъ того, что м-ръ Уэллеръ убѣдился, наконецъ, въ дѣйствительности своихъ наблюденій.

— Обстоятельства перемѣнились, сэръ, — сказалъ Іовъ.

— Вижу, что перемѣнились, — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, обозрѣвая съ неописуемымъ изумленіемъ лохмотья этого джентльмена, — и эта перемѣна, кажется, не къ лучшему для васъ, м-ръ Троттеръ.

— Къ худшему, м-ръ Уэллеръ, къ худшему. Теперь ужъ нѣтъ надобности обманывать васъ. Обманъ невозможенъ. Слезы не всегда бываютъ лучшимъ и единственнымъ доказательствомъ горя.

— Это я давно зналъ.

— Плакать можно по собственной волѣ, когда вздумается, м-ръ Уэллеръ.

— Это вы доказали.

— Да-съ: но вотъ э_т_и в_е_щ_и, я полагаю, не слишкомъ удобно поддѣлывать по собственному произволу.

Говоря такимъ образомъ, Троттеръ указалъ на свои желтыя, впалыя щеки, и затѣмъ, выворотивъ рукавъ своего сюртука, представилъ на разсмотрѣніе Самуэля тонкую костлявую руку, которую, казалось, можно было бы переломить однимъ легкимъ ударомъ.

— Что вы сдѣлали надъ собой? — спросилъ Самуэль, отступая шагъ назадъ.

— Ничего, м-ръ Уэллеръ. Я вотъ ничего не дѣлаю нѣсколько недѣль, да ужъ ничего почти не ѣмъ и не пью.

Самуэль окинулъ еще разъ проницательнымъ взоромъ жалкую наружность м-ра Троттера и затѣмъ, не говоря больше ни слова, схватилъ его за руку и принялся тащить изо-всей силы.

— Куда вы тащите меня, м-ръ Уэллеръ? — спрашивалъ Іовъ, тщетно стараясь вырваться изъ рукъ своего стариннаго врага.

— Пойдемъ, пойдемъ, — сказалъ Самуэль.

И онъ не сдѣлалъ больше никакихъ объясненій до тѣхъ поръ, пока они пришли въ буфетъ. Здѣсь м-ръ Уэллеръ приказалъ подать кружку портера, и этотъ напитокъ былъ немедленно предложенъ къ его услугамъ.

— Ну, вотъ вамъ, пейте все до дна и опрокиньте кружку вверхъ ногами, — сказалъ Самуэль.

— Ахъ, м-ръ Уэллеръ, почтеннѣйшій…

— Ни слова больше. Пейте.

М-ръ Троттеръ поднесъ кружку къ губамъ и въ нѣсколько минутъ опорожнилъ ее до послѣдней капли, пріостанавливаясь только два или три раза перевести духъ.

— Вотъ это я люблю, — сказалъ Самуэль. — Ну, какъ теперь вы себя чувствуете, любезный другъ?

— Получше немного, — отвѣчалъ м-ръ Троттеръ.

— Разумѣется лучше: иначе и быть не можетъ, — сказалъ Самуэль. — Это вѣдь все равно, что прибавить газу въ воздушный шаръ, и я вижу простымъ глазомъ, какъ вы начинаете толстѣть. A что этакъ вы скажете насчетъ другой порціи такого же размѣра и состава?

— Нѣтъ, ужъ это было бы слишкомъ, м-ръ Уэллеръ, — покорно васъ благодарю.

— A не похлопотать ли, примѣромъ сказать, насчетъ чего нибудь съѣстного?

— Покорно васъ благодарю, сэръ, — отвѣчалъ м-ръ Троттеръ, — добрый господинъ вашъ приказалъ намъ подать баранины съ картофелемъ, и мы ужъ позавтракали въ три часа.

— Какъ! Онъ ужъ озаботился насчетъ васъ? — спросилъ Самуэль выразительнымъ тономъ.

— Да, сэръ, — отвѣчалъ Іовъ. — Онъ уже успѣлъ оказать намъ много благодѣяній, м-ръ Уэллеръ. Мы жили прежде въ душной конурѣ, a старшина вашъ нанялъ для насъ уютную и просторную комнату, столь необходимую для моего слабаго и больного господина. Онъ самъ заплатилъ деньги и приходилъ ночью навѣстить насъ, м-ръ Уэллеръ.

И при этихъ словахъ, глаза м-ра Троттера, быть можетъ, первый разъ въ его жизни, оросились самыми искренними слезами.

— Да, сэръ, — продолжалъ сердобольный Іовъ, — въ вѣкъ я не забуду вашего великодушнаго господина и буду служить ему до послѣднихъ силъ… до послѣдняго издыханія.

— Нѣтъ, сэръ, не говорите этого, — сказалъ Самуэль, — прошу васъ и не заикаться объ этомъ, любезный другъ.

Іовъ Троттеръ вытаращилъ глаза.

— Да, и не заикаться объ этомъ, — повторилъ Самуэль твердымъ и рѣшительнымъ тономъ. — Никто не вправѣ служить ему, кромѣ меня, и я отвергаю тутъ всякое постороннее вмѣшательство и чужія услуги. Открыть-ли вамъ тайну, любезный другъ?

— Сдѣлайте одолженіе, м-ръ Уэллеръ.

— Такъ слушайте же обоими ушами. — Не было, нѣтъ и не будетъ въ цѣлой вселенной такого добраго, великодушнаго, щедраго, благодѣтельнаго джентльмена, какъ мой несравненный господинъ, нѣтъ нужды, что онъ ходитъ въ узенькихъ гультикахъ и тѣсныхъ полусапожкахъ. Такого человѣка не найти намъ съ вами даже въ сказкахъ, которыхъ я перечиталъ не мало на своемъ вѣку. Это — сущій ангелъ. Зарубите это себѣ на носу, Іовь Троттеръ.

Затѣмъ м-ръ Уэллеръ, подойдя къ буфету, расплатился и положилъ сдачу въ свой боковой карманъ. Снова отправившись на тюремный дворъ, они нашли м-ра Пикквика и Джингля, занятыхъ весьма серьезнымъ разговоромъ. Великій человѣкъ не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на толпу, собравшуюся на площадкѣ тюремнаго двора. Толпа между тѣмъ была чрезвычайно разнообразна и вполнѣ достойна наблюденій ученаго мужа.

— Очень хорошо, — сказалъ м-ръ Пикквикь, когда Самуэль и Троттеръ появились на площадкѣ,- вы станете теперь заботиться о поправленіи своего здоровья, и больше покамѣстъ не думайте ни о чемъ. Вы дадите мнѣ знать, когда вамъ можно будетъ приняться за дѣло, и мы еще потолкуемъ объ этомъ. Ступайте теперь въ свою комнату. Вы слишкомъ слабы, утомлены, и не можете оставаться долѣе на этомъ мѣстѣ.

М-ръ Альфредъ Джингль, не обнаруживая больше ни малѣйшихъ признаковъ своего прежняго одушевленія и притворной веселости, сдѣлалъ своему благодѣтелю низкій поклонъ и тихонько поплелся къ своему жилищу, сказавъ напередъ Іову, чтобы тотъ остался, покамѣстъ, на дворѣ въ обществѣ м-ра Уэллера.

— Интересная тутъ сцена, Самуэль, не правда ли? — сказалъ м-ръ Пикквикъ, озираясь вокругъ себя съ добродушнымъ видомъ.

— Очень интересная, сэръ, — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ. — Такія чудеса повторяются не слишкомъ часто, добавилъ онъ, обращаясь къ самому себѣ. — Готовъ биться объ закладъ, что y этого Джингля навернулись слезы на глаза.

Площадка, гдѣ стоялъ теперь м-ръ Пикквикъ, была съ одной стороны ограждена глухою стѣною, съ другой тою частью тюремнаго замка, которая обращена была на Павловскій соборъ. Разнообразная, пестрая толпа переходила съ одного мѣста на другое или сидѣла тамъ и сямъ въ болѣе или менѣе интересныхъ позахъ. Все это были долговые арестанты, и большая часть ихъ дожидалась здѣсь окончательнаго рѣшенія своихъ дѣлъ въ коммерческомъ банкротскомъ судѣ. Нѣкоторые имѣли чрезвычайно жалкій и оборванный видъ; другіе щеголяли въ чистомъ бѣльѣ и модныхъ костюмахъ; но всѣ, безъ исключенія, слонялись, стояли или сидѣли такимъ образомъ, что ни y кого, повидимому, не было опредѣленной мысли на умѣ.

Изъ тюремныхъ оконъ, обращенныхъ на площадку, выставлялись также весьма многія лица: одни вступали въ шумный разговоръ съ своими знакомцами внизу; другіе перекидывались мячами съ нѣкоторыми изъ ловкихъ игроковъ; иные съ любопытствомъ слѣдили за движеніями игроковъ и наблюдали за мальчишками, подававшими мячи. Женщины, въ засаленныхъ передникахъ и грязныхъ башмакахъ безпрестанно проходили черезъ дворъ на кухню, устроенную въ отдаленномъ углу тюрьмы; дѣти визжали, барахтались, играли, плакали, смѣялись. Повсюду былъ шумъ и гвалтъ, за исключеніемъ одного только мѣста на дворѣ, гдѣ лежалъ трупъ арестанта, умершаго наканунѣ.

— Не хотите ли, сэръ, заглянуть въ свистящую лавочку? — спросилъ Іовъ Троттеръ.

— Во что?

— Въ свистящую лавочку сэръ, — повторилъ Троттеръ.

— Что это такое? Не знаете-ли вы, Самуэль? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Не знаю. Это, должно быть, лавчонка, гдѣ продаютъ птицъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ.

— О, нѣтъ, совсѣмъ не то! — перебилъ м-ръ Троттеръ. — Въ свистящей лавочкѣ, сэръ, продаютъ ромъ и водку для арестантовъ.

И затѣмъ, м-ръ Іовъ Троттеръ объяснилъ въ короткихъ словахъ, что законъ строго запрещаетъ, подъ опасеніемъ тяжкаго наказанія, продавать эти спиртуозные напитки въ долговыхъ тюрьмахъ; но такъ какъ здѣсь всегда бываютъ джентльмены и леди, предпочитающіе этотъ сортъ крѣпительной влаги всѣмъ винограднымъ напиткамъ, то нѣкоторые сострадательные тюремщики, за условленную плату, позволяютъ, для общей пользы, двумъ или тремъ арестантамъ производить тайнымъ образомъ контрабандную торговлю этимъ запрещеннымъ товаромъ.

— И этотъ планъ введенъ постепенно во всѣ долговыя тюрьмы, — продолжалъ м-ръ Троттеръ. — Выгода здѣсь обоюдная и для тюремщиковъ, и для арестантовъ, производящихъ эту торговлю. Но какъ скоро джинъ или ромъ попадаютъ сюда какимъ-нибудь другимъ непозволительнымъ путемъ, мимо свистящей лавочки, тюремщики немедленно ловятъ контрабандиста и доносятъ объ этомъ по начальству, за что и получаютъ надлежащее вознагражденіе, какъ лица, ревностно исполняющія свой долгъ.