— Ну, ты согласна? Ты будешь директором, а я учредителем и стажером.
— Ладно, уговорила. А ты неплохая девчонка.
Когда Фима проводила Татьяну и вернулась на кухню, там сидел Вася с надутым видом. Он был так забавен, что Фима расхохоталась.
— Что на сей раз за представление? — спросила она.
— Какое представление? Никакого представления. Я просто завидую твоему карьерному росту. Я вот как был ангелом, так и остался, а ты у нас теперь владелица туристического агентства. Где в мире справедливость?
Фима снова рассмеялась.
— Надеюсь, ты шутишь?
— Конечно, шучу. На самом деле я очень горд за тебя, но еще больше я горд за себя. — Ангел выпятил грудь и возымел в высшей степени важный вид. Фима посмотрела на него вопросительно. — Понимаешь, я нашел в себе силы и мужество не вмешиваться в ход твоих мыслей, ничего тебе не навязывать. Это, знаете ли, так мне не свойственно. В итоге, ты сама приняла решение. Я обожаю решительных, безрассудных аферисток. Особенно, если они еще и красавицы. — Ангел мгновенно придал своему лицу выражение задумчивой грусти. — Фима, я тобой восхищаюсь.
— Какой актерский дар! Был бы ты человеком, мог бы стать великим актером… Комического амплуа. — Фима помолчала. — А ты можешь стать человеком? Хотя зачем тебе? Тогда ты потеряешь свое бессмертие.
— Если ты интересуешься, смогу ли я ради тебя пожертвовать своим бессмертием, — ответил Вася очень серьезно, — то могу. Только это невозможно. Человеком я все равно не стану, даже если обрету человеческую плоть. Мы все же другие. А я даже не мужчина.
— А я могу стать ангелом?
Вася замялся. Потом все же решился ответить:
— Теоретически, можешь. После смерти, конечно. Только не нужно тут же хвататься за кинжалы, веревки и таблетки. Самоубийц в ангелы не берут. Нужно вести праведную безгрешную жизнь. К сожалению, это не твой случай. То есть… До той ночи с коньяком и таблетками снотворного, если бы ты, например, попала под машину и погибла, у тебя был бы шанс попасть в рай, а там, может, тебя и призвали бы на службу в ангелы… Но после той ночи… Тебе нужно искупать тот грех. В общем, на данном этапе наших жизней мы не можем придти к одному виду. Мы с тобой сейчас как кентавр и русалка.
— Я не совсем поняла, получается, что обычный человек может стать ангелом? Зачем это нужно?
— Во-первых, совсем обычный человек ангелом стать не может. Он должен соответствовать очень многим критериям. Есть целый список требований к кандидатам в ангелы. На двухстах страницах, если мне не изменяет память. Отвечаю на второй вопрос. Когда-то давным-давно наш самый главный шеф создал ангелов. Много-много разных ангелов, в том числе и ангелов-хранителей, таких как я. И раньше нас на всех хватало, но с тех незапамятных времен население Земли сильно увеличилось. Ангелов стало намного меньше, чем людей. Тогда и было принято непростое решение вербовать ангелов-хранителей среди душ умерших людей. А еще бывают редкие случаи, когда человек при жизни становится хранителем. Как твоя бабушка Серафима.
Фимины брови удивленно поползли вверх, на лице обозначился испуг. Ангел почувствовал, что она боится тяжести еще одного откровения.
— Не волнуйся, детка, там не было ничего сверхъестественного. Просто любовь ее была настолько бескорыстна и настолько жертвенна, что ее сила хранила твоего деда от бед и напастий не хуже настоящего ангела. И до сих пор хранит. Она была потрясающей женщиной.
— У меня такое смутное ощущение, что ты и в нее был влюблен. — Сказала Фима ревниво. — А мне твоя любовь досталась по наследству.
Ангел расхохотался.
— Маленькая собственница! Мыслишь очень по-человечески. Я знаю тебя всего двадцать семь лет, а живу тысячелетия. В моей жизни было много всего, было много людей, много подопечных, которых я, конечно же, любил. Очень искренне любил, ведь невозможно хранить того, кого не любишь. Но тебя я люблю не так, тебя я люблю немного по-человечески, что ли… Я сам испугался этого чувства… А твою бабушку я узнал, только когда родилась ты. Я ею восхищался, но это не то чувство, к которому нужно ревновать. Честное слово. — Ангел застенчиво улыбнулся.
— Ты хочешь сказать, что за все тысячелетия твоей жизни ты ни к кому не относился так, как ко мне? — недоверчиво поинтересовалась Фима.
— Ну, была одна дамочка, в веке, кажется, семнадцатом. — Вася покраснел. — Она во Франции жила. Была женой какого-то графа. Он все время то на войнах пропадал, то на охоте, то при дворе. А Женевьева так трогательно его любила, так трогательно его ждала, все прощала этому грубому неотесанному болвану, была ему верна. Она была так прекрасна, так одинока и так несчастна в этом своем замке… Наверное, я ее и полюбил за это вот смирение. Глупое, нелогичное. Полюбил ее за безответную и беззаветную любовь к другому. В общем, я тогда в первый раз почувствовал на своей шкуре, что любовь многолика, что она бесконечно разная, что любовь — это очень больно. Не всегда, конечно. Я обнаружил тогда в себе злость, ненависть, желание убить. — На лице ангела было такое выражение, которого Фима никогда раньше не видела — очень жесткое, гневное, решительное. Такой вполне мог и убить. — Мне хотелось прикончить эту грубую скотину — ее мужа. Он ее и в грош не ставил, издевался. Иногда заявлялся в замок посреди ночи с толпой пьяных дружков и каких-то девок. Она все терпела. Только плакала и молилась по ночам. — Ангел умолк. Сейчас он не паясничал, кажется, он просто был собой — древним, мудрым, много пережившим ангелом. Фима смотрела на него — любовалась и удивлялась. Прошло минут пять, прежде чем она собралась с духом спросить:
— А чем там все закончилось?
— Смертью, конечно. Любая земная история заканчивается смертью. Однажды ее мужа все-таки убили на дуэли. Он полез в драку из-за какой-то своей любовницы. А Женевьева… Я не смог ее спасти. — Ангел закрыл лицо руками. — Она поднялась на самую высокую башню в своем замке и… Когда я смотрел на ее изувеченное тело, мне впервые в жизни тоже хотелось умереть.
— А что было после ее смерти? — осторожно спросила Фима. Она уже знала, что со смертью ничего не заканчивается.
— Суд над Женевьевой был долгим. Она была набожная, она была почти святая, но самоубийство… Они говорили, что человек не имеет права решать, когда ему умирать, что она поставила любовь к недостойному мужчине выше любви к Богу, они говорили, что она слабая, раз не нашла в себе мужества пройти свой земной путь до конца. Ее отправили в ад, но не навсегда. Всего на триста лет, учитывая смягчающие обстоятельства. Она ведь не грешила до той роковой ночи. Сейчас она уже в раю. Я иногда смотрю на нее. Она и в раю несчастна и, как мне рассказали, иногда просится назад, в ад, поближе к своему непутевому мужу. Такая странная женщина. Такая любовь.