Читать интересную книгу Полководцы Древней Руси - Андрей Сахаров

Святослав вытащил из-за голенища черную стрелу и кинул ее вятичскому старейшине. Кстати, очень кстати оказалась эта стрела! Безрассудный выстрел неизвестного вятичского воина позволял князю выступить обвинителем, а старейшины должны оправдываться. А кто оправдывается, тот всегда слабее…

— Кровь уже пролилась! — сурово начал князь, — Этой стрелой убили храброго воина из моей дружины. Кровь требует отмщения!

Старейшина Смед, кряхтя, нагнулся, поднял с ковра черную стрелу, задержал взгляд на метке. Лицо его потускнело, тонкие сухие губы горестно задрожали. Видно, старейшина узнал на стреле свой родовой знак…

— Кровь твоего воина не останется без искупления, — с усилием произнес он. — Но ты, княже, еще не ответил…

— Кому вы, вятичи, даете дань? — прервал старца Святослав.

— Хазарам, — помедлив, ответил старец. — Хазарам, которые приходят с Волги.

— Разве хазары ваши старшие родичи? Может, у вятичей много лишних мехов? — напористо спрашивал Святослав. — Или меда? Или зерна? Или серебра, чтобы всем этим наделять людей чужого племени?

«— Когда приходят за данью, о желании не спрашивают…

— Выслушай тогда древнее сказание и уразумей его смысл, — неожиданно сказал Святослав и поведал вятичскому старейшине услышанное когда-то от матери сказание о хазарской дани, о находчивости полян, вручивших хазарам вместо дани обоюдоострые мечи, и о пророчестве хазарских старцев, предсказавших своему князю, что поляне никому не будут платить дани, но сами станут собирать дань с иных народов…

— Смысл сказания нам понятен, — произнес после долгого молчания старейшина. — Дань берут мечом, меч же освобождает от дани — вот что ты хотел сказать, княже. Но у вятичей мало мечей, и живут они каждый своим родом, разъединенно. Хазары же приходят нежданно, и если не дать им ничего, то вырезают один род, потом другой, потом многие роды, пока остальные не придут к ним с данью. Не для вятичей твое сказание, а для тех племен, которые собраны в одну горсть…

— Ты сам ответил, старец, зачем я пришел в землю вятичей! — воскликнул Святослав, вскакивая на ноги; следом за ним поднялись с подушек старейшины. — Я пришел, чтобы собрать вятичей в одну горсть! И не в горсть даже — в крепкий кулак! Разящий, всесокрушающий! Не другом я пришел и не недругом — господином! Настало время вятичам склониться под руку Киева. Тогда я скажу, что между нами мир на вечные времена!

Вятичи с глубоким вниманием слушали короткие, резкие, будто рубленые фразы. Для них не было неожиданным требование князя Святослава подчиниться власти Киева. Давно уже к этому шло. Необъятная держава киевских князей надвигалась на их земли, обтекая полукольцом подвластные Киеву племена. Хазары не были больше заслоном от этого непреодолимого движения. Хазарские конные отряды, приходившие к вятичам за данью и пленниками, казались ничтожными песчинками, которые бесследно сдует ветер войны. Да и тяжко хазарское ярмо. Тяжко и обидно, потому что хазары привыкли смотреть на вятичей как на рабов, а не как на свободных охотников. Иная у хазар была жизнь, иной язык, иные боги, иные меры добра и зла. Чужаками были хазары в вятичской земле, но чтобы навсегда изгнать их, у вятичей не находилось силы…

Все это так, но легко ли решиться? С проезжей дороги свернуть на боковую тропу, и то подумаешь… А тут речь идет о всей будущей жизни…

Смущала и резкость князя, его недвусмысленная властность. Сразу господином себя объявил… Если нынче так говорит, что дальше-то будет? Старейшины привыкли управлять родами по своей воле, безраздельно. Да и будет ли киевский князь надежной защитой от хазар? До Киева далеко, а до Волги рукой подать, дороги у хазар проторенные…

Пошептавшись между собой, старейшины начали расспрашивать князя Святослава, и за каждым их вопросом чувствовалось опасливое недоверие.

— Назвать тебя господином легко, — задумчиво говорил Смед. — Но мы не свободны в выборе, ибо подчиняемся хазарам с давних времен. Не случится ли так, что ты с войском уйдешь, а хазары придут и покарают нас, и возьмут дань вдвойне?

— Забота князя оборонять людей своих! — твердо отвечал Святослав. — Останусь зимовать в земле вятичей и буду ей крепким щитом, а по весне пойду воевать Хазарию.

— Сохранишь ли обычаи наши, ибо привыкли вятичи жить по своим обычаям, со своими богами и со своими старейшинами?

И на это был согласен князь Святослав. Пусть старейшины сидят в своих родах, как сидели до сего дня. Лишь молодые вятичские воины, которые придут в княжескую дружину, будут под властью князя.

И снова совещались между собой старейшины, а остальные вятичи стояли в напряженном молчании на поляне, сжимая копья и топоры. Солнце уже стояло прямо над головой, и разочарованные коршуны устали ждать сечи…

Наконец старейшина Смед шагнул к князю, поклонился и торжественно произнес:

— Будь гостем в земле вятичей и господином!

— Будь господином! — повторили остальные старейшины.

Радостные крики разнеслись над поляной: «Мир! Мир!»

Вятичи складывали оружие на землю, приветственно размахивали руками.

Мир!

Из стана выезжали на поляну дружинники князя Святослава; мечи их покоились в ножнах, в руках — зеленые березовые ветки. Ликующе, празднично ревели трубы.

Мир!

Вятичи протягивали дружинникам деревянные ковши с медом, круглые хлебы, куски вяленой дичины. Проворные княжеские рабы оделяли вятичских старейшин чашами вина.

Князь Святослав пригубил чашу и передал старейшине Смеду:

— Пусть будет между нами добрый мир!

…Так была одержана Святославом первая победа хазарского похода — бескровная битва за землю вятичей…

4

Князь Святослав и думать забыл о черной стреле — не до того было. Шутка ли: целая земля, многолюдная и обширная, становилась под его руку!

Из глухих заокских лесов, с неведомых доселе Святославу вятичских рек Цны, Колпи, Унжи и иных многих приходили старейшины с данью и клятвами верности. Всех нужно было принять честью, обласкать, условиться о числе воинов, которые пойдут с князем в весенний поход. И свои воеводы отъезжали с ратями в разные концы Вятичской земли, и каждому воеводе нужно было сказать, куда идти и как вершить дела.

Заботы, заботы без конца… Как не хватало Святославу матери — княгини Ольги… Может быть, только теперь он впервые понял, какой груз она снимала с его плеч, освобождая от повседневных княжеских дел… Но княгиня Ольга осталась в Киеве, и нельзя было позвать ее, потому что негоже оставлять княжество без твердой власти… Крепкое княжество надежно охраняет спину войска, питает его живыми соками, а потому — глубокий поклон княгине Ольге!..

Но не только нескончаемые заботы тяготили князя Святослава. Он был теперь на виду у всех, и люди внимательно приглядывались к нему, решая для себя, какой он правитель. Если в Киеве, в тесном дружинном кругу, князь Святослав допускал вольности, держался с мужами как равный, давал волю радости или гневу, то теперь его окружали незнакомые, настороженные люди, и приходилось постоянно думать, как воспримут они те или иные его слова и поступки. Без доверия к предводителю мертва душа войска. Князя должны не только бояться, но и любить, восхищаться им, передавать из уст в уста слова о его справедливости, мудрости, нелицеприятной доброте. И не столь уж важно, правда это будет или красивый вымысел. Добрая слава должна опережать дела правителя…

Поэтому князь Святослав обрадовался, когда к нему пришел местный старейшина Смед и многозначительно сказал, что выполнил обещанное. Представлялся случай показать людям справедливость и доброту князя…

Два угрюмых вятичских воина вволокли в избу юношу в длинной белой рубахе, простоволосого и босого. Руки юноши были связаны за спиной сыромятным ремешком.

— Сей отрок из нашего рода, — пояснил старейшина. — Я обещал найти человека, который убил твоего воина. Это он. Род выдает его головой за смертоубийство…

Князь Святослав, Свенельд и телохранители-гридни с любопытством разглядывали молодого вятича, а тот, чувствуя недоброжелательные взгляды, держался подчеркнуто прямо и гордо. Глаза у юноши были синие-синие — совсем такие, как у самого Святослава, и в них не было заметно страха, только тоскливая безнадежность. Видимо, юноша примирился со своей горькой участью и был готов без мольбы принять любой, самый жестокий приговор. Раз род отдал его князю, значит, он виноват…

Святославу молодой вятич понравился.

Князь вообще любил смелых людей и прощал за смелость многое. А тут еще, кроме мимолетного расположения к юноше, примешивался дальновидный расчет. Он, киевский князь, имел возможность показать себя вятичам не только грозным, но и милосердным. Князю не к лицу быть излишне жестоким к людям, которые покорны ему. Жестокость порождает неверность, а разумная доброта — благодарность и ревность к княжеской службе. Однако, подумав так и заранее решив помиловать молодого вятича, князь Святослав все-таки спросил его с подчеркнутой суровостью в голосе: