И все же… Марк Тернер опасен? Маргарет подобное заявление казалось смешным. Ричард не знает того Марка, с которым знакома она, — автора философских трудов о целомудрии. Он не слышал, как интересно он умеет рассказывать. Марк уже несколько дней занимался с ней, чтобы она могла противостоять слишком навязчивым кавалерам. Он последний человек в мире, которого она могла бы считать опасным.
Что ж. Посмотрим.
Вспомним, какими были эти уроки. У Маргарет была возможность наблюдать, как братья изредка боксировали. Существовали строгие правила, позволяющие наносить удары лишь определенным образом — только кулаками и только в торс, ни в коем случае не ниже. Она очень сомневалась, что в свободное время джентльмены ведут дискуссии на тему угла удара, позволяющего быстро сломать противнику нос.
Откуда же, ради всего святого, такой мягкий, тихий человек, как Марк, мог знать такие неджентльменские вещи?
Маргарет задумалась, пораженная своим открытием. В этот момент отец громко захрапел; его дыхание изменилось вместе с переменой состояния, переходящего от беспокойного сна к не менее тревожному пробуждению. Он несколько раз кашлянул.
Маргарет подошла ближе к кровати. Через несколько минут она уже приготовила все, что ему понадобится, — немного супа и ячменной воды — больше он ни на что не согласится. Отец ел, зажмурив один глаз, и с интересом изучал ее лицо.
Затем несколько раз моргнул, покачал головой и снова заморгал.
— Что-то случилось?
— Нет. Чувствую себя превосходно. Будто мне десять лет и лежу в постели только потому, что решил насладиться возможностью побездельничать. — Он тяжело выдохнул. — Разумеется, что-то случилось, глупая девчонка. Я умираю, это утомительно, а вовсе не занимательно.
Из вежливости Маргарет воздержалась от ответа. Все же он ее отец. Сейчас, проснувшись и убедившись, что ничего не может сделать без посторонней помощи, он разозлился. Стал грубым и безжалостным. Отец остался прежним и в то же время изменился до неузнаваемости. Он всегда был человеком, предпочитавшим все контролировать лично, и, даже будучи прикованным к постели, не пожелал смириться со своим положением.
— Ничего, — проворчал герцог, — через пару минут все пройдет. Всегда проходит.
— Это сигнал неких нарушений в организме. Может, мне лучше привезти доктора?
— Зачем доставлять самим себе проблемы? Доктор может сказать лишь две вещи: или я буду продолжать чахнуть еще какое-то время, или мне уже пора уходить. Ни одно, ни другое не облегчит мое состояние. Не желаю, чтобы меня подталкивали по дороге в мир иной.
За переменой настроения отца было невозможно уследить, и Маргарет ничего не могла с этим поделать.
— Что ж, хорошо, — вздохнула она. — У меня для вас письмо от Ричарда. Прочитать вам вслух или вы справитесь сами?
— От кого?
— От Ричарда.
Он посмотрел на нее и моргнул.
— Вспомните, вашего старшего сына Ричарда.
— Вздор, — фыркнул он и махнул рукой. — У меня нет сыновей.
Листок бумаги задрожал в руках Маргарет. Последний год отец был придирчивым, как многие пожилые люди, но провалы в памяти, также свойственные старикам, она заметила впервые.
— Сыновья, — продолжал отец, — безусловно, имеют право на наследование. Если Ричард не может быть моим наследником, я считаю его дочерью. — Их взгляды скрестились. — А это значит, он совершенно бесполезное существо и никому не нужен.
Ох. Сегодня отец особенно обозлен. Это вовсе не старческая забывчивость. Маргарет поспешила взять себя в руки. Он болен. Несчастен. Поэтому особенно жесток. Но если она сейчас встанет и уйдет, об отце некому будет заботиться.
— Что ж, — наконец произнесла Маргарет, — откройте рот, отец, и позвольте мне влить в вас еще одну ложку этого никому не нужного супа. А потом я займусь ответом Ричарду и постараюсь все представить так, будто письмо написано от вашего имени. Надеюсь, смогу передать ему вашу любовь и привязанность. Возможно, мне стоит добавить от себя — когда вы вспоминали о нем, слезы катились по вашим щекам.
— Надеешься вызвать угрызения совести? — проворчал отец. — И это все, на что ты способна? Лишь на столь жалкое чувство? Ни у кого из вас нет и унции силы духа. Можешь писать все, что заблагорассудится, но я не желаю слушать бесконечные послания Ричарда.
— Тогда украшу письмо сердечками и цветочками, — резко парировала Маргарет.
Несколько мгновений отец пристально смотрел на нее, словно впервые за все время болезни осознал, что за добротой и покорностью кроются мятежные настроения.
— Вот, — кивнул он. — Вот и тридцать восьмая причина утверждать, что дочери существа совершенно бесполезные.
Сегодня впереди еще длинный вечер. А завтра долгий день ее рождения.
Маргарет уже не понимала, давно ли наступила ночь, когда наконец, обессилев, повалилась в кровать. Сон ее был прерывистым и неглубоким. Когда внизу пробили часы, удары казались глухими, словно доносившимися издалека, Она лежала и отсчитывала про себя: девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Сообщение о наступлении полуночи стало небольшим торжественным событием. Уходящий день давал начало дню новому. Никто и ничто не сможет отделить их друг от друга.
Наступило 22 августа — первый день рождения, который Маргарет проведет без матушки. Она вдохнула жаркий воздух летней ночи. Такой же, как вчера. В ее бесконечно печальной жизни ничто не изменилось. И ничто не изменится.
Мама никогда не устраивала большого праздника, но каждый день рождения старалась провести вместе с дочерью. Когда Маргарет было четыре года, они вместе посадили куст роз. Мама дала Маргарет толстые перчатки и позволила рыть землю в строго определенном месте под пристальным наблюдением садовника. Каждый последующий год они пополняли сад новым растением — тоненький саженец бука, затем несколько луковиц тюльпанов. Они обязательно сажали что-то новое, несмотря на приближающуюся зиму. Мама всегда следила, чтобы каждое растение прижилось, по необходимости их осенью переносили в оранжерею.
Маргарет внезапно стало невыносимо в этой комнате для прислуги на третьем этаже замка, где она даже не может услышать запах любимых осенних роз. Бой часов прекратился, и дом казался пустым и безжизненным. Когда была жива мама, Парфорд никогда не был таким мрачным. Но сейчас все словно застыло, даже воздух висел тяжелой недвижимой пеленой. Через несколько лет никто в доме даже не вспомнит старую герцогиню. Только Маргарет ее никогда не забудет.
Она встала и нащупала в темноте халат, чтобы накинуть поверх рубашки. Завязав на талии пояс, Маргарет выскользнула из комнаты.