– Товарищ сержант, за время моего дежурства происшествий не случилось.
– Тебя меняют.
– Почему? Еще ведь время не пришло?
– Это я уже не знаю. Вали в караулку.
Я сменился на посту и пошел в караулку, где меня встретил начальник караула:
– Ну, ты влип, парень.
– Куда?
– Это уже тебе разбираться, куда ты влип. Завтра утром, к девяти, ты должен быть в штабе дивизии.
– Зачем? Товарищ старший лейтенант, может быть после караула?
– Это не я решаю. Иди в батарею, старшина тебе все объяснит.
И я побрел в казарму, напрягшись от ожидания будущего. Я не спешил. Спешить мне было некуда. В батарее должны были находиться только два наряда, да пара сержантов. Телевизор мне бы все равно никто не позволил бы смотреть, и я брел по асфальтовой дорожке со свежевыкрашенными бордюрами высоко запрокинув голову и всматриваясь в звездное темное небо как будто надеялся получить ответа на вопрос
"Что от меня хотят в штабе дивизии?". Но небо было безмолвно. Только деревья шелестели своими ветвями да где-то в автопарке урчал заведенный грузовик. Я подошел к дверям казармы, тяжело вздохнул и, открыв тяжелую, обитую рейками дверь, поднялся на этаж, где располагалась наша батарея.
Гороховец
Старшина батареи встретил меня радостно. Он был так счастлив, увидев меня, как будто бы я являлся, ну если ни его собственным сыном, то, как минимум, любимым племянником:
– Утром пойдешь в строевую часть и получишь командировку.
– Куда?
– А это я уже не знаю. Приказ командира полка. Молодец, парень, теперь новая жизнь начнется, – радуясь не то за меня, не то за себя, быстро говорил прапорщик. – Чего ты насупился? Везде люди служат, – подытожил он, и отправил меня восвояси.
Делать было нечего, я терялся в догадках, которые вводили меня в ступор и, не придя к каким бы то ни было утешительным выводам, я ушел спать.
Батарея почти в полном составе была в наряде, поэтому ночью никто не орал, подъемы и отбои за сорок пять секунд не тренировал, и я смог выспаться на славу.
Утром, после завтрака, я вернулся в казарму. Делать было нечего, и я уселся перед телевизором, показывающим будни советской деревни.
– Ты чего сидишь? – окрикнул меня вошедший старшина. – Тебя же в штабе полка ждут. Бегом!
Я выскочил из казармы. До штаба было рукой подать, и через пару минут я уже выяснял у дежурного по штабу, что же такое "строевая часть" и кто меня там ждет.
Строевой частью оказалась небольшая комната с перегородкой, за которой сидел знакомый мне младший сержант и каллиграфическим почерков выводил в бланке буквы и цифры.
– Вот тебе командировочные бумаги, вот денежное довольствие, распишись и иди в штаб дивизии…
– Куда? – опешил я.
– В штаб дивизии, тебя там ждет начальник штаба.
– Нашего?
– Нет, – усмехнулся сержант, – дивизии. Повезло тебе, солдат.
– А как я туда попаду?
– Ты что? Ни разу не был в штабе дивизии?
– Неа.
– Ясно, дух.
Желающих свалить из штаба и прогуляться, было предостаточно, и через несколько минут в сопровождении одного из сержантов нашей батареи я шел по офицерскому городку.
– Вот, блин, духов развелось, – бубнил для поддержания форса сержант, – даже где штаб дивизии не знают. И чего я должен туда переться? На кой оно мне надо? Еще попадусь кому-нибудь, – не переставал он. – Давать хоть в стекляшку зайдем.
Мы подошли к двухэтажному зданию, построенному скорее из высоких витрин, за которыми виднелись товары, чем из бетона. Стекляшка была магазином для офицеров. Денег ни у меня, ни у сержанта не было, но традиция велела в случае выхода в городок заглянуть туда, рискуя быть пойманным патрулем.
– Если патруль, скажешь, что меня комбат послал тебя сопровождать. Тебе, как духу поверят. Понял?
– Ага, – кивнул я стриженой головой. – Товарищ сержант, а, товарищ сержант…
– Чего тебе еще? – не поворачиваясь, буркнул он.
– А зачем меня туда, а? – волновался я.
– Генерала дадут или медаль, – в той же тональности ответил сержант.
– За что мне медаль? – не удивился я, как будто бы за первые три недели службы мне по статусу положена была медаль.
– Как за что? Ты комполка нах послал?
– Да не посылал я его, я только сказал…
– Послал, послал. Весь полк об этом знает. Теперь все, воин, готовься! – сочувственно, но уверенно сказал гвардеец.
– К чему?
– Да не трухай ты, выберешься. Может быть, еще и сюда вернуться успеешь. Не тормози, шевели копытами.
Через несколько минут мы поднимались по ступенькам трехэтажного серого, как и все вокруг, здания, которое положительно отличалось от соседствующих корпусов ровными посадками кустов и голубыми елочками у лестницы и по контуру, вокруг здания. Перед зданием красовались плакаты о великой дружбе, о героях отчизны, на которые никто не обращал внимания.
– Честь отдай, – прорычал мне на ухо сержант, как только мы пересекли порог штаба.
– Кому? – огляделся я.
– Знамени! – как на идиота рыкнул он мне в ответ.
Прямо напротив нас, за стеклом, охраняемые вооруженным неморгающим солдатом с красными погонами и значками на груди, стояли алые знамена. Настоящие, почти как те, что я видел в музее Ленина, в
Питере, недалеко от своего дома. Они не были похожи на знамя школы или института. Их прожженный и потрепанный вид говорил всем проходившим мимо: "Мы геройские, мы гвардейские". Некоторые из знамен украшали боевые ордена. "Странно, – подумал я, – знамена же не умеют воевать. Наверное, ордена каких-то прошлых героев полков.
Но, все равно, здорово".
– Товарищ сержант, а чьи там ордена?
– Где?
– Ну, на знаменах.
– На каких знаменах?
– Те, что под стеклом, там еще ордена весели…
– А хрен его знает. Чьи-то. Я почем знаю? – насупился сержант и тут же обратился к дежурному майору:
– Товарищи майор, я тут Вам рядового привел, в штаб требовали.
– Раз требовали, оставь.
– Где?
– Тут. Он чего, маленький? Если нет, то оставь и вали, а если из детсада, то горшок ему дай. А ордена, сынок, – посмотрев на мой внешний вид и сразу смягчив тональность, начал майор, – это геройские действия нашей дивизии. Дивизия же воевала, до Берлина дошла. Была награждена. Вот эти награды и прикреплены к знаменам, что является самым дорогим для части. Понятно?
– Так точно, товарищ майор, – громко крикнул я.
– Да не ори ты, – улыбнулся в усы майор. – Вот если полк весь погибнет, а знамя останется, хотя бы маленький кусочек, то создадут новый полк. А если знамя сгорит, что командира полка расстреляют, а полк расформируют.
– Расстреляют? – опешил я.
– Конечно. Ведь знамени не будет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});