Лиза помнит этот разговор слово в слово. И даже сейчас может повторить. — Скатившись по щекам из глаз слёзы, утонули в подушке. «Скорее всего, я родилась здесь на этом дивизионе. И мама, зная, там, на небе, о направлении сюда Ильи, заставила женщину, вырастившую меня, сказать правду. Ничего не случается просто так. У меня были чудесные родители, и хорошо, что их служебный путь остановился на Саратове, иначе бы я никогда не встретила своего Илью». Её отец преподавал в военном училище ПВО. Там в троллейбусе, курсирующем от училища, Лиза и встретила его. С отцом были очень тёплые отношения, он души не чаял в дочери, и Лиза отвечала ему тем же. Она была заворожена даже одним его именем. Услышав в троллейбусе это имя, она закрутила головой, а, увидев к имени ещё и приложение, влюбилась без памяти в него. И вот он лежит рядом, улыбаясь во сне, наверное, и там радуясь запуску дизельной. А, может, это он её увидел в каком-то невероятно красивом сне и так счастливо этому улыбается. Как ему сказать правду, как? А если не поймёт и обидится за молчание? Сто вопросов и ни одного даже завалящего ответа. Она с замиранием сердца летела сюда. Горела надеждой, что непременно должна узнать о них, о своих настоящих родителях, раз уж судьба забросила её сюда. А что это она Лиза не сомневалась. Не может же судьба, развернув её дорожку в тундру, обмануть. Вспомнила, как, впервые гуляя по цветочному ковру, стелющемуся под её ногами, с надеждой крутила головой вокруг. Так хотелось надеяться, что за тем или иным кустом проскользнёт её тайны разгадка. Просто не может быть по-другому. Шла и шла, пока под ногами не зачавкал мох. Только тогда, напугавшись, она остановилась и закрыла глаза, представив родителей тут рядом, молодыми, целующимися и жарко обнимающими друг друга, успокоилась. Почему-то ей казалось, что это была необыкновенной силы любовь, ей так было легче думать и понятнее. Всё-таки сильнее любви больше нет ничего на этом свете, ведь даже тут в лагере среди жестокости, грязи и далёкого от романтики способа жизни, люди любили. Постояла, прислушалась. Развернулась на шум воды и вышла к реке, по берегу вернулась на дивизион. Ей всё время кажется, что мать где-то рядом, смотрит на неё, Лизу, глазами цветов, ласкает её ноги травой, а может это совсем и не трава, а её Танины руки. Столько лет ждущие дочь, и вот сейчас тянущиеся её погладить. Лиза приседала в траву, водя ладонью по шёлку нежных листочков, заглядывала в глаза ярких цветов, но что могут они, разве, что пожалеть. Не в состоянии лежать, она встала и подошла к окну.
— Лиза, что с тобой? — подхватил на руки, напугавшуюся его голоса жену, Илья.
— Ты испугал меня. Знаешь, мне всё время кажется, что они тут, рядом с нами, смотрят на нас из прошлого и чего-то ждут. Здесь храм надо ставить, а мы ногами по ним ходим. Они просят покоя, а мы всё топчем и топчем их кости.
Она выглядела такой несчастной, а он озадаченным.
— Это невозможно, — сказал он не совсем уверенно.
Лиза развернулась к нему, сомкнула руки лебеди на шее, заглянула в беспокойные глаза.
— Я понимаю. Сейчас да. Но когда уйдут отсюда военные, что тут будет?
— База отдыха, кажется. Лиза, так нельзя. Хочешь, я отправлю тебя в Норильск.
— Не беспокойся.
Он выглядел таким удручённым.
— Как-то ты реагируешь на всё это не так, малыш. Ясно как божий день, что неспроста. Но в чём тут дело, я не пойму пока? Наверное, я не должен был потакать тебе. Я должен был отказать… запретить тебе говорить об этом.
— А как тут может нормальный человек реагировать, бродя по костям? — вспыхнула она. — Я не могу думать по-другому.
— Но прошлое изменить не в наших силах, — попробовал возразить он.
Она всё понимала, но и от него хотела понимания её точки зрения.
— Всё понятно, дорогой, только это ненормально и безнравственно. Отчего же нельзя помочь их душам? Ты должен понимать! И конечно, уж не должен запрещать делать мне это…
Он же отнёс это всё к её одиночеству. Он не мог уделять ей много времени.
— Скоро приедет мама, вдвоём вам веселее будет, полялякаете, потрещите, сороки.
— Ты не понимаешь! Ты решительно ничего не понимаешь. Но не будем об этом! — Лиза к его удивлению резко сменила тему и спросила:- Ты знаешь, что-то о своём отце?
Он растерялся и оттого с первых же слов рассказал всё что знал. Его самого это волновало, просто не смел спросить маму.
— Нет, мама никогда ничего о нём не говорила. Отчество я ношу деда и фамилию тоже его. А почему ты спросила сейчас об этом?
Лиза смутилась.
— Просто спросила. Ты маму никогда не спрашивал?
— Спрашивал, но она молчит. Кто знает, что там было. Но заверяет, что любили они с отцом друг друга и я очень на него похож.
— Значит, так оно и есть, — многозначительно заметила она.
Илье надоел весь этот непонятный разговор. Ночь говорили, утро с того же началось, к тому же время шло, и желудок требовал своего. Чмокнув её в раскрасневшиеся щёчки, предложил:
— Малыш, пойдём завтракать, я проголодался. Ты хоть сколько-то спала или около окна просидела всю ночь?
Но жена сияла счастьем.
— Я просмотрела её на тебя.
— Дурдом, — проворчал он. — Детка, давай съездим к врачу? — осторожно предложил он.
Сообразив, что напугала его, она, решив не открывать правды, свалила всё на полярные особенности.
— Со мной полный порядок, просто тяжело привыкаю к полярному дню.
Подозрительно посмотрев на неё, он всё-таки не стал углубляться в эту тему, а перешёл на тему желудка — завтрак.
— Что там у нас на завтрак? Отлично, — навалил он на тарелку подогретых фаршированных блинов, — Лиза, слышишь, обещал Тимофею Егоровичу уху организовать, как только закончим дизельную. Так, что я эту ночь на реке просижу, не жди меня, цыплёнок.
— Илюша, — подлетела к нему Лиза, — можно мне с ним поговорить.
— Ну, я не знаю… — растерялся он.
Она умоляла:
— Дорогой, пожалуйста. Я недолго. Не отказывай, прошу тебя.
— Лиза… — тянул Илья, не зная как отговориться.
— Илюша, родненький, — не отставала жена.
Наконец, он решил устроить допрос.
— Зачем тебе эта канитель. Неудобно. Как ты себе это представляешь… В мужских кругах не принято.
Лиза надеялась, что он не откажет ей, поэтому и прилагала все усилия.
— Я не могу согласиться… И потом, я чуть-чуть, — ныла она. — Признаю, мне самой не нравится это, но мне надо… Я должна так поступить. А ты не понимаешь. Я вижу, ты меня действительно не понимаешь.
— Детский сад какой-то. Там одни мужики будут, — растерялся Седлер, тяня время, и придумывая причину для оправданного отказа.