В романе «Атаман Платов» очень много от увлечений Краснова. Он сделал главного героя своим двойным тезкой, дал похожую фамилию (Коньков) и посадил на коня, золотистого, как Град, дабы оспорить Шопенгауэра («Мир как воля и представление») и показать, что если не у всех животных, то у лошадей есть память, и они живут не одним настоящим. За пределы научного знания выбивается Краснов, приводя примеры людей со сверхъестественными способностями вроде отвода глаз.
Когда-то «впервые понял Коньков, что ни славные победы в минувшие войны, ни историческое прошлое Дона в глазах некоторых людей ничего не значили», — для монархиста это было обидно. Уже в 1896 г. Краснов неоднократно употребляет титул Войска Донского «Всевеликое», который ему предстоит восстановить в Гражданской войне. Объясняя «капут» Наполеона, Краснов формулирует несовместимость идеи всемирной монархии с национализмом, выражая понимание особенностей Самодержавия. «Русские были слишком разнородны с немцами и французами», чего нельзя сказать о русских и казаках: хотя казаки отличают себя от русских, они русские в главном — в душе. Все казаки, как русские, — православные, стоят за Россию и честь Царя.
Хотя «Атаман Платов» — самый первый художественный исторический роман П. Н. Краснова, могу засвидетельствовать, что он пользуется успехом у современных читателей. Даже те, кто никогда не слышал о Петре Краснове как о писателе и атамане, читали его первый роман с увлечением, залпом. Спустя 111 лет достоинства романа впечатляют тех, кто не мог спроецировать свое отношение к личности Краснова на его книги за отсутствием всяких пристрастий.
«Донцы. Рассказы из казачьей жизни» — 219-страничная книжка, посвящение которой Л.Ф. Б. А. Смирнов назвал неразрешимой загадкой: последний рассказ сборника датирован 21 августа 1893 г., а третий инициал не сходится с известной фамилией супруги будущего генерала.
С фамилиями Лидии Федоровны и в самом деле можно запутаться. Доктор Ирина Вербицкая сообщает нам, что баронесса Грюнейзен происходила из немцев, несколько поколений живших в России. Именно эту фамилию знает Смирнов: «Грюнейзен», добавляя, что она дочь действительного статского советника. В некоторых биографических справках фамилию пишут Грюнезейн и даже Грюняй-зен. А. Смирнов знает, что у Лидии Федоровны был первый брак, но фамилия мужа ему не известна, оттого он и не может раскрыть загадку Л.Ф.Б., а все просто: первым мужем Лидии Федоровны Грюнейзен был Гуго Карлович Бак-мансон, долгожитель (17.4.1860 — 19.11.1953), швед, за «Провожатого» (1899) батально-жанрового характера получивший звание художника. Его кисти принадлежит «Шведская церковь» — дом евангелистской церкви на Малой конюшенной улице, портрет астронома Ф. А. Бредихина (1831–1904) за 1897 г., это вскоре после произнесения им речи о величии личности Незабвенного Николая I. Дальше несколько запутывает «Книга брачных обысков церкви Лейб-Гвардии казачьего полка. 1895–1897», чье содержание известно от М. Ю. Абрамова, председателя военно-исторического клуба в Ростове-на-Дону.
«Обыск брачный № 159. 1896 год июня 30-го дня. Жених — лейб-гвардии Атаманского полка сотник Петр Николаевич Краснов, 26 лет, православный, проживает в казармах полка, 1-м браком. Невеста — бракоразведенная жена капитана Александрина — Лидия Федоровна Бак-мансон, 33-х лет, лютеранского вероисповедания; разведена после 1-го брака, проживает — СПб, Саперный пер., дом № 19-й».
Обыск говорит не о том, что она была женой еще и капитана Александрина, капитан — это Краснов, а Александрина — второе имя Лидии. К количеству фамилий Лидии Федоровны, справочные данные определяют Л.Ф. по мужу Бакмансон, а по сценическому псевдониму — Александрова. Лидия Федоровна была известной камерной певицей, но выход замуж за офицера полка вынудил ее оставить профессиональную сцену в угоду полковым традициям. Ради Краснова она бросила не только мужа-художника, но и большую сцену. Но с тех пор она много выступала в частном кругу, устраивала музыкальные вечера для друзей и знакомых, на окраинах Империи, где ее таланты были особенно востребованы русскими, и даже для Царской Семьи. Сопровождая мужа в путешествии по Азии, она пела в Хабаровске 21 октября 1901 г., на балу в честь дня восшествия на Престол Государя. «Проезжавшая через город случайно петербургская концертная певица Л.Ф. Бакмансон пела в пользу образовательных средств Гижигинской округи Приморской области, Богом забытой округи. Хабаровские старожилы со времен г-жи Леоновой не слыхали хорошего пения. Можете поэтому представить, что с ними было, когда они услыхали Л. Ф. Но знаете, что им больше всего понравилось? «Отворите мне темницу» Рубинштейна. Требовали повторения — певица повторила» [93, с. 148]. Еще Краснов вспоминал выступление его любимой, очень темпераментной певицы Л. Бакмансон уже после Японской войны, на концерте с романсом «Раненый Орел» Цезаря Кюи [45, Кн. 2, с. 109].
Возвращаясь к брачной книге, надо отметить, что обычно дату рождения Лидии Федоровны указывают 22.04.1870 г., и это значит, что ей тогда было 27 лет, или же эмигрантские данные не верны. В таких случаях месяц и день заслуживают большего доверия, чем год. 1863-й более правдоподобен и потому, что тогда она по возрасту приближается к художнику Бакмансону, больше времени уделяется первому браку. На фотографиях Краснов кажется моложе ее, хотя по фото всегда сложно судить о настоящем возрасте.
Долгое время я считал, что Петра Николаевича и Лидию Федоровну свела судьба посредством помещенных рядом афиш на Литейном и Невском, как это описывается в романе «Единая-Неделимая», где певица Тверская поет любимый романс Лидии Федоровны «Северная звезда».
Афиши были помещены следующим образом: «Concours hippique. Концерт Надежды Алексеевны Тверской».
Супруги сильно влияли на интересы и занятия друг друга. Кавалерист увлек Лидию Федоровну выездкой лошадей, и она всюду стала сопровождать его верхом, разделять его увлечения и познания. А Петр Николаевич стал большим знатоком опер и начал в своих статьях помещать развернутые суждения о них [93].
На своем прославленном Граде вплоть до 1897 г. Краснов постоянно скакал на конных состязаниях между офицерами в Михайловском манеже и не раз брал призы. На стоверстных пробегах Краснов бывал вторым, а на скачках последним, такие были особенности Града. Зато Град великолепно прыгал и запоминался даже без конкурсов на парадах, маневрах и смотрах своим золотым отливом. Когда Краснов клал на Града золотой из своего жалования, монета полностью сливалась с шерстью. За это Града знал весь Петербург и знал Государь Николай II, посещавший Михайловский манеж много раз еще до воцарения и Коронации, и после тоже. Из дневника Николая И, 25 февраля 1896, воскресенье: «Встали, как всегда, в 8 1/4 ч. Читал. В 11 ч. поехали в Аничков к обедне и завтраку. Затем в два часа отправились в Михайлов[ский] манеж на concour hippique; после полуторачасового сидения вернулись на каток». Государь был «замечательным кавалеристом» (A.A. Мосолов) и мог по достоинству оценить Краснова-конника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});