как раз вписывается в картину преступления.
Я помню, что по этому поводу говорили убийцы, совершившие преступления на сексуальной почве: они создавали свой собственный мир переживаний, их фантазии становились все более и более ритуализированными и, следовательно, индивидуальными.
Этот факт позволяет профайлерам распознавать почерк преступника и контекст преступления.
В день убийства Дитер Хабиг остается в Бремене один. Парню нужно идти на работу, а его девушка уезжает с друзьями на юг Германии, чтобы понаблюдать за солнечным затмением. Она замечает, что Хабиг не в восторге от этой идеи, но он не спорит с возлюбленной. Более того, желает ей хорошо повеселиться и сожалеет, что не может присоединиться к ней. Девушка подтверждает, что Дитер Хабиг – бывший бойскаут, он любит природу и всегда носит с собой нераскладной нож: около 20 сантиметров в длину, в красных кожаных ножнах. «На случай самообороны», – ответил он однажды на ее вопрос. Остальные ножи лежали на полках и в ящиках в его квартире. Из-за уравновешенного и мягкого характера Хабига увлечение холодным оружием ее не смущало. Однако так было до тех пор, пока, – как теперь уже стало известно, вскоре после преступления, – она не нашла довольно большой нож под подушкой в его постели. Парень успокоил ее, сказав, что это произошло случайно. Она не поверила ему до конца. Уже после признания Хабиг заверил ее в письме: «Тебе никогда не угрожала опасность!!!» Он якобы хотел перерезать себе вены, но потом понял, что не может поступить так ни с родителями, ни с ней. В итоге, по его словам, про нож он просто забыл.
Несмотря на то что в первые недели после преступления Дитер Хабиг стал более замкнутым, чем обычно, девушка не заметила ничего подозрительного. Даже когда он говорит, что его очки упали в Везер, джинсы порвались, а ветровку украли на работе, она хоть и находит эти совпадения необычными, однако не связывает их с преступлением. Даже три гематомы размером с ладонь в верхней части туловища ее не смущают, потому что и на это у Хабига готово объяснение: во время разгрузки он якобы ударился о громоздкие ящики для овощей.
Я прекрасно понимаю, почему молодая женщина не усомнилась в его словах. Кто поверит в то, что его близкий человек может совершить убийство, особенно если речь идет о таком неприметном и спокойном человеке, как Дитер Хабиг?
В двух письмах, написанных в тюрьме, он утверждает, что по-прежнему чувствует себя «полностью виновным в чужой смерти», но причиной поступка, чуждого его натуре, называет крайние обстоятельства. По сути, он продолжает обвинять Мишель Ройтер в ее собственной смерти, потому что она напала на него без всякой причины. Хабиг сравнивает свое поведение с поведением деда одной своей бывшей подружки. Тому человеку тоже приходилось убивать людей – на войне. Ведь иначе он сам мог погибнуть.
Однокурсница Дитера Хабига сообщает на допросе, что утром в день преступления она встречалась с ним в ее квартире. Он зашел к ней прямо с оптового рынка, принес с собой копию их последней совместной исследовательской работы. Оба выпили за хорошую оценку по бокалу шампанского, но не более. Около двух часов дня она сказала гостю, что у нее назначена встреча с адвокатом. Когда Хабиг собрался уходить, однокурснице показалось, что он разочарован, но не рассержен.
Шесть часов спустя Дитер Хабиг убивает Мишель Ройтер. Что стало толчком к убийству? Страх перед экзаменом, стресс перед защитой дипломной работы? Поездка девушки на юг Германии? Неудавшееся свидание с однокурсницей? Может, он ожидал чего-то большего, чем просто непродолжительная встреча? Могло ли это сочетание стресса и разочарования так сильно задеть его самооценку? Если в человеке есть скрытая готовность к преступлению, то триггером для его совершения способно стать само по себе весьма незначительное событие. Но оно может одним махом стереть все запреты. Бывает, что спусковым крючком для такого серьезного преступления выступает абсолютно банальное событие, будь то ссора с девушкой, день рождения ребенка, уведомление о штрафе или полученное оскорбление.
15
Вопреки своему заявлению о том, что он будет готов продолжить допрос и принять участие в реконструкции преступления, Дитер Хабиг отказывается делать какие-либо дальнейшие заявления. Он лаконично объясняет моему коллеге, который пришел, чтобы отвести его на допрос: «Я понимаю, что заслужил наказание, но это наказание должно быть адекватным». Когда офицер спрашивает, как он себя чувствует, тот отвечает: «Как на темной стороне Луны».
Возможно, решение Хабига как-то связано с тем, что судья во время предварительного следствия также не поверил его показаниям и накануне выдал в отношении него ордер на досудебный арест по подозрению в убийстве. С другой стороны, Дитер Хабиг добровольно предоставил ключи для обыска квартиры и машины, так что нам не понадобилось оформлять для этого ордер.
Вместе со следователем из отдела по расследованию убийств, специалистом по компьютерам и двумя оперативниками направляюсь в квартиру Дитера Хабига. Хотя мне известно, что он выбросил нож и окровавленную одежду, в которой был в день преступления, я надеюсь найти подсказки или намеки, которые помогли бы проникнуть в мир его фантазий.
Психосексуальные расстройства мышления или причудливые мечты не возникают за один день, они являются результатом долгой и интенсивной внутренней борьбы.
Утаить что-то подобное, тем более в собственной квартире, мне кажется почти невозможным.
Еще одной причиной для моего оптимизма стало то, что сравнение генетического кода Дитера Хабига и характеристик ДНК, найденных на противогазе и перчатке, дало окончательный и бесспорный результат: совпадение во всех системах со статистически рассчитанной частотой признака составило 8×10–15 процентов, или в цифрах – 1:12,5 миллиарда. Проще говоря, это означало, что при численности населения планеты в то время около 7 миллиардов человек только один мог унаследовать данную редкую комбинацию от своих родителей. Это был очень важный результат, доказывающий, что именно Дитер Хабиг и никто другой надевал противогаз и перчатки, а затем бросил их в кладовке перед преступлением.
Обычно, имея на руках такие серьезные результаты, мы немедленно знакомим с ними подозреваемого. Шанс, что он расколется под бременем доказательств и признается во всем, достаточно высок. Однако, поскольку Дитер Хабиг отказался давать показания и больше не желал говорить с моими коллегами, мы решаем еще немного подождать. Уже сейчас становится очевидным, что процесс будет строиться на косвенных уликах. Дитер Хабиг будет придерживаться своей версии случившегося, а в силу отсутствия свидетелей мы можем убедить судей в обратном, только предъявив вещественные доказательства.