Объемистые подборки материалов, подготовленные редакционными комиссиями, одна за другой ложились на стол председателя Центрального комитета князя Алексея Орлова. Однако в конце 1859 года этот обаятельный и авторитетный человек, восхитивший французов во время Парижского конгресса, слег в постель и был вынужден отойти от дел. Царь назначил на его место своего брата великого князя Константина, только что вернувшегося в столицу из девятимесячного путешествия по Европе, Востоку и Палестине. Константин покинул Россию, спасаясь от интриг, которые плелись против него при дворе. Вернувшись на родину, он вновь стал объектом клеветнических нападок. В Центральном комитете вокруг него сплотились четверо сторонников реформ. Однако им противостояли пять противников во главе с Паниным, упорно отстаивавшим абсолютное право собственности и право на местный полицейский надзор землевладельцев. Император в нетерпении давил на брата, дабы тот пришел к компромиссу со своими оппонентами. Устав от ссор и споров, после сорока бурных заседаний, князь Константин согласился уменьшить размеры земельных участков, выделявшихся крестьянам. 26 января 1861 года император, лично присутствовавший на последнем заседании Центрального комитета, заявил, что не допустит дальнейших поправок и отсрочек. Закончил он свое выступление ультиматумом: «Я желаю, я требую и я приказываю, чтобы все было закончено к 15 февраля. Вы не должны забывать, господа, что в России разрабатывает и издает законы самодержавная власть».
Спустя три дня проект реформы поступил в последнюю инстанцию – Государственный Совет. По этому случаю Александр выступил перед его членами с речью, призывая их одобрить этот документ: «Освобождение крепостных – жизненно важная проблема, от решения которой зависит развитие и могущество России… Работа должна быть завершена к средине февраля, и ее результаты должны быть обнародованы до начала полевых работ… Цель этой реформы заключается в улучшении положения крестьян не только на словах и бумаге, но и на деле… Оставив в стороне ваши личные интересы, вы должны вести себя не как землевладельцы, а как государственные деятели, облеченные моим доверием». На высокое собрание эта речь произвела сильное впечатление, тем более что царь не читал по бумажке, а импровизировал, высказывая свои искренние убеждения. Один из его помощников, Головин, пишет: «Это выступление возвысило монарха над его министрами и членами Государственного совета. Мне казалось, будто все они уменьшились в размерах, в то время как он непомерно вырос. В этот момент он обрел бессмертие». (Письмо к Барятинскому от 15 февраля 1861 года.)
Наконец, 19 февраля (2 марта по григорианскому календарю) 1861 года Александр поставил свою подпись под указом об освобождении крепостных. После этого символического жеста в его душе возникло чувство, что он оправдал свое присутствие на троне. Разумеется, он понимал, что эта реформа, как и все реформы, несовершенна, что она явилась результатом компромисса, что ее осуществление столкнется с большими трудностями и что она породит множество несправедливостей. Тем не менее его не покидало ощущение, будто ему удалось вытащить телегу России из болота, в котором та увязла. Спустя пять лет непрерывных баталий он сделал то, что не смогли сделать его предшественники. Умри он завтра, – думалось ему, – все равно его царствование будет не бесполезным. У него не было железной воли его отца Николая I и политической мудрости его дяди Александра I, но он бесконечно любил свой народ и хотел облагодетельствовать его.
Страна узнала об этом событии из манифеста, составленного митрополитом Филаретом (Дроздовым). Он заканчивался такими словами: «Осени себя крестным знамением, народ православный, и призови вместе с Нами Господа благословить твой труд ради личного и общественного блага». Условия освобождения определялись официальными предписаниями. Крепостные немедленно получали права свободных граждан. Право полицейского надзора переходило от помещика к «сельской коммуне», становившейся полностью автономной. Крестьянин получал в вечное пользование свой дом, огороженный двор и земельный надел, равный по площади участку, который он обрабатывал ранее. Но он должен был выкупить свою землю у помещика. Только крепостные, выполнявшие функции прислуги, освобождались без земли. В течение двух лет крестьянин должен был продолжать отрабатывать барщину и выплачивать оброк. Этот переходной период позволил бы заключить соглашение о выкупе между помещиком и «сельской общиной», и сделка должна была заключаться под контролем «мирового судьи», выбираемого среди дворян региона. Дабы облегчить этот переход собственности, государство обязалось выплатить условленную сумму непосредственно помещику с тем, чтобы она была компенсирована земледельцем в течение сорока девяти лет под шесть процентов. Пользование землей в сельской коммуне осуществлялось коллективно. «Мир» – крестьянский сход – распределял участки между ее членами и нес ответственность за уплату всех налогов.
Оставалось определить размеры предоставляемых участков. В принципе крестьянин имел право на земельный надел, равный участку, который он обрабатывал до своего освобождения. Однако в конечном итоге все зависело от характера почвы, климата и местных обычаев. Территория России была разделена на три зоны: черноземье, нечерноземье и степи, которые, в свою очередь, делились еще на шестнадцать категорий.
Эта сложная система создавала огромные трудности в деятельности «мировых судей», среди которых были такие видные фигуры, как Самарин, Черкасский и Лев Толстой. Пользуясь несовершенством и противоречиями нового законодательства, помещики избавлялись от песчаных, заболоченных и труднодоступных земель, оставляя за собой наиболее плодородные и удобные. Невежественные мужики попадались в коварную западню, которую представляло собой положение, введенное в последний момент князем Гагариным: согласно ему крестьянин мог, если того желал, получить незамедлительно и безо всякой оплаты четвертую часть предназначавшегося ему участка. Соблазнившиеся этим малым, но бесплатным даром, одним махом обрекали себя на нищету. И таких было немало.
В окружении императора опасались, что объявление об освобождении вызовет беспорядки. Реакция народа была непредсказуемой. Взрыв радости вполне мог переродиться в бунт. Накануне 19 февраля воинские части и полиция сосредоточились вокруг общественных зданий. Офицеры получили приказ оставаться в казармах. Были запрещены собрания. Некоторые помещики сочли за благо уехать на время за границу. В знатных домах избегали говорить об «этом» в присутствии прислуги. Из предосторожности правительство задержало публикацию манифеста в Санкт-Петербурге и Москве до 5 марта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});