ценное.
– Чем богаты – тем и рады, – вставил Воська. – Мы простые люди, и земля нас кормит. Вот если бы всё в жизни по порядкам земли шло, то в целом мире не знали бы голода и нищеты.
– Так значит, да? – сказал Ломпатри. – Королевские порядки тебя, видимо, меньше устраивают?
Воська испугался и даже отпрыгнул от рыцаря в ушате.
– Ну ты чего? – удивился Ломпатри. – Ты не думай, что я твои крамольные мысли кому скажу. Будь ты хоть цареубийца! В бане все равны – что простолюдин, что благородный господин. И каждый волен говорить, что думает. В бане свои законы – природные.
Закич усмехнулся.
– Эх, матушка-земля, – воздев руки, проговорил басом Ломпатри, – спасибо тебе за хмель да мылянку, за водицу да дерево. Очистила ты моё тело и душу. Все мы дети твои. Эй, Воська, подай золотой медальон. Где-то в подорожной сумке должен быть.
Ломпатри стал вытираться и оболакиваться в парадные одежды. Воська принёс золотой медальон – один из тех, которые рыцари с гордостью носили на груди, как знак своего положения в обществе.
Встретились в шатре Гвадемальда за длинным столом, покрытым белой кружевной скатертью. Под мягким потолком висела железная лампа с множеством свечей, по углам стояли начищенные до блеска латунные каганцы. Ноги утопали в глубоком ковре, скрывавшем столь ровный пол, что казалось, находишься в настоящем доме, а не в шатре посреди поля, поросшего бурьяном. Приятная атмосфера уютных жёлтых огоньков, тёплого безветрия и вместе с тем чистого, лёгкого воздуха степи располагала к беседе. А Ломпатри, после бани и в чистых одеждах, чувствовал себя тут просто прекрасно.
Стол изобиловал кубками с элем, блюдами с разной снедью. Здесь лежали и рябчики, и запеченная картошка. Из-под льняных полотенец пахло тёплым хлебом, а в деревянных плошках горели яркими красками свежие овощи. Откуда у Гвадемальда в пути всё это добро – понять невозможно. Сам рыцарь Гвадемальд, ехавший в драном кафтане, теперь восседал за столом в нарядных одеждах. На пальцах он носил крупные перстни, а на шее свой золотой фамильный медальон.
– Счастлив видеть вас, господин рыцарь, в моих скромных палатах, – поднявшись и пройдя навстречу гостю, сказал Гвадемальд. – Видеть, как Белый Единорог гарцует рядом с Сирином – безмерная услада. К чему вообще мы затевали ту глупую войну?
– Сейчас и не упомнишь, господин Гвадемальд, – ответил Ломпатри и подал ему руки в знак очередного приветствия. – Премного рад! Моё счастье видеть вас столь же огромно, как ваше.
Они прошли к столу и начали трапезу. И Ломпатри и Гвадемальд умирали от голода. Если хозяин шатра и таскал за собою всё это добро, то, видимо, не притрагивался к нему ежедневно. Такая пища оставалась припасена на особый случай. И Ломпатри польстило, что он, рыцарь в достаточно стеснительном положении, всё ещё являет собою подобный «особый случай».
– Позвольте мне, на правах пригласившего вас, начать свой рассказ, – сказал Гвадемальд. – Известное дело, что путники при встрече в глуши сообщают друг другу о своём пути и обмениваются новостями. Если же они шли друг другу навстречу, то подобные разговоры имеют характер не только поэтический. Ведь странники могут поделиться тем, что видели и что пережили в пути. А для того, кто как раз идёт в противоположную сторону – это полезные сведения.
– Я нахожу вашу мысль правильной, господин Гвадемальд, – ответил Ломпатри. – Я сам не прочь поведать вам о моём пути в первую очередь, но, всё же, уступаю слово вам. Ведь провинция Дербены – удивительное место, и вам есть о чём рассказать. Тогда как моя история не блещет красками.
– Вы меня интригуете, господин Ломпатри из Атарии. Но я не стану вас утомлять. Начну свой рассказ. Я – последний благородный человек в Дербенах. Был последним до сегодняшнего дня. Теперь появились вы, и нас стало двое. Однако завтра, когда я продолжу своё путешествие прочь отсюда, в Дербенах снова останется лишь один благородный человек. И это вы.
– Господин, вы покидаете провинцию?
– Всё верно. Хоть наш главнокомандующий, король Девандин, и дал мне поручение охранять северные границы королевства до тех пор, пока не последует дальнейших распоряжений, я вынужден нарушить его волю.
– Вы достаточно открыто выражает своё отчаяние, господин Гвадемальд, – хмуро заметил Ломпатри. – Подобные поступки могут расстроить вашего сюзерена и даром запятнать вашу честь в глаза людей, ничего о чести не знающих.
– Возможно, это нескромно, но мне приятна ваша тревога, ибо я и сам склонен считать так же. Но когда бы эти несведущие в вопросах чести люди знали о моих нуждах, не стали бы они гнать на меня напраслину. О благороднейший Ломпатри! Да будет вам известно, что провинция Дербены больна. Она заболела давным-давно. Десять лет назад!
Рыцарь замолчал. Ломпатри не понимал, о чём говорит этот уставший от всего человек. Двенадцать лет, проведённых в этих краях, давили на Гвадемальда тяжёлым грузом. Давило на него и безмолвие, в которое погрузился белый шатёр. Уж лучше бы ветер продолжал натягивать тряпичные стены, заставляя всё трещать и посвистывать. Но тишину разрывали только глухие хлопки огненных лент, вьющихся над каганцами.
– Этот Скол… – сказал Гвадемальд.
– Скол? – переспросил Ломпатри, который, конечно же, слышал о подобном явлении природы, но никак не мог представить, что столь удивительная, далёкая от повседневной жизни вещь, может стать причиной подавленности собеседника.
– Этот не такой, как остальные. Это не булыжник, упавший на крестьянскую делянку, о котором потом рассказывают правнукам. Это даже не огромный, как они говорили, остров, упавший в Местифалии, во время правления Мидеция. Ай-ай-ай, Местифальский Скол был столь огромен, что на нём даже росли два дерева! Вздор!
– Дербенский Скол больше?
– Больше!? Он огромен! Вспомните какой-нибудь горный хребет на горизонте. А теперь поднимите его мысленно в воздух, переверните и грохните об землю. Потом представьте, сколько до этой громадины дней пути, и какова она будет на вид при ближайшем рассмотрении. Поначалу я думал, что это треклятая Гранёная Луна упала на землю. Простите меня за упоминание об этом лихе. Но она как появлялась в небесах по осени, так и продолжает появляться. Земля рухнет, мы умрём, а лýны, звёзды и Дербенский Скол останутся на веки вечные!
– Поистине удивительная вещь! Невообразимая картина!
– Попомните мои слова, господин Ломпатри! Останутся на веки.
– Позвольте, но как провинция может «заболеть» от куска камня, упавшего с неба? – спросил Ломпатри.
– Вы считаете меня малодушным? Вы думаете, что смотрите на человека, уставшего от службы и ищущего виноватого на стороне? Позвольте предостеречь вас от подобных мыслей. Они не сделают чести ни