Читать интересную книгу Великая Скифия - Полупуднев Виталий Максимович

– Куа! – дружно ответил хор воинов.

– Но крепки херсонесские стены, бдительны стражи, крепка помощь ему от заморского царя Митридата! Трудно таврам бороться с греками! Кто же помогает нам?

– Сколоты с царем Палаком, – ответил Гебр.

– Скифский царь Палак! – подтвердили другие.

– Правильно! Тавры и скифы заключили союз против Херсонеса, наши вожди скрепили этот союз кровью. Скажите – пили наши вожди кровь Палака в час клятвы?

– Пили!

– Пил ли Палак кровь наших вождей?

– Пил!

– Кто может расторгнуть союз людей гор с людьми равнины?

– Никто! Тавры и сколоты – друзья!

– Справедливо, дети мои! А война с Херсонесом – священная война!

– Куа!

– Поэтому каждый сколот наш брат и союзник. Верните же свободу скифскому князю Фарзою! Отныне он не пленник наш, а почетный гость. Накормите его, дайте ему и его людям место отдыха, пусть он возьмет из добычи то, что у него отняли эллины. Да будет так.

– Куа! Да будет так!

Пифодор и Марсак многозначительно переглянулись. Марсак перевел речь вождя. Агамар обратился к Фарзою:

– Совет вождей и всех воинов дает вам свободу, и отныне мы называем вас братьями! Вы – гости наши. Но отпустить вас из пределов наших гор может лишь совет стариков. Ибо, несмотря на наш союз с царем Палаком, никто не может отменить древний закон, гласящий: «Всякий иноземец, ступивший на землю тавров, должен умереть или стать тавром». Только совет стариков решает судьбу пленных, но никто более!

– Когда же это будет, вождь? – начал было Марсак, но Агамар остановил его величественным жестом.

– Таков закон!

Подумав, вождь спросил Фарзоя:

– А скажи, скифский князь: не заметил ли ты или твои люди привидений на корабле?

Вопрос был задан с большой серьезностью и почти детским простодушием. Лица воинов и вождей вытянулись. Наступило напряженное молчание.

Фарзой не ожидал такого вопроса. Ему даже не было известно, почему Агамар интересуется привидениями. Смущенно он обратился к Марсаку, пожимая плечами. Его выручил Пифодор, который из разговора с гребцом знал о бегстве тавров с «Евпатории» и не сомневался, что оно вызвано каким-то суеверием. «Не такие люди тавры, чтобы шарахаться от опасности», – подумал он уже тогда. Сейчас его словно осенило. Совершенно очевидно, что таврам на судне почудилось нечто сверхъестественное, такое, от которого не позор дать и стрекача! Будет плохо, если начать разубеждать их в обратном. Хитрый грек понял это. Он мигом смекнул, что от ответа Фарзоя будет зависеть отношение к ним краснобородого старика. И смело выступил вперед.

– Я отвечу тебе, вождь! – громко начал он, путая греческую и скифскую речь, вращая при этом выпуклыми глазами, как бы объятый тревогой. – Эллинский корабль, видимо, был уже ранее обречен на гибель. Еще до начала бури я видел, как на его мачтах вспыхивали синие огни, а из трюма слышались стоны и рыдания…

Когда Агамар и Марсак растолковали вождям и воинам сказанное греком, все вздрогнули и сбились в более плотную массу. Краснобородый обвел всех орлиным взором.

Грек продолжал:

– Во время бури мой господин и другие спали, а я бодрствовал и видел белого сфинкса. Он заглянул в нашу каюту. Его белая одежда была забрызгана кровью. Я окаменел от ужаса. Мне показалось, что страшный сфинкс хочет всех нас задушить. Но чудовище посмотрело на меня огненными глазами и изрекло глухим голосом: «Скифов не трону, ибо не они прогневили богов, а корабль отдам народу избранному…» Какому – я не понял. Может, кто сейчас разъяснит это?

Фарзой в Марсак стояли понурясь и не смея поднять глаз. Пифодор говорил о чудесах. Неужели, напившись вчера вдрызг, грек мог проснуться ночью и видеть какого-то сфинкса? Скифы были сами простодушны и суеверны, но сейчас чувствовали, что пройдоха врет. Им было стыдно слушать беззастенчивую ложь бродяги, воспринимаемую легковерными горцами за чистую монету. Но они не мешали ему колпачить дикарей, тем более что на лице Агамара было написано весьма благожелательное внимание. Однорукий заметно повеселел, приосанился, наконец поднял палец вверх и обратился к воинам:

– Избранный народ – это тавры! Вы слышите, воины?

– Куа! – дружно ответили сыны избранного народа.

На этом церемония освобождения закончилась. Марсак, торжествуя, хлопнул грека по плечу.

– Ну? Теперь ты убедился в силе наших сколотских богов, когда они помогли нам вновь стать вольными людьми?.. Нет преграды для сколота, едущего с чужбины на родину! Боги расчищают ему путь!

– Ты прав, старина! Попроси теперь своих богов: пусть они помогут нам еще раз и повлияют на головы таврских стариков, которые будут решать нашу судьбу. А сейчас неплохо заняться кораблем, надо взять все, что отнято у нас гераклеотами.

– Оружие?.. Больше они ничего не взяли…

– Не только оружие. Наш князь раздет, и нельзя допустить, чтобы он явился в Неаполь с голой грудью. Князь должен прибыть в таком наряде, какой ему подобает. Пусть все сразу увидят, кто он!

Марсак с готовностью поддержал его.

– Вот это правильно, родосец! Хвала тебе! Ты хорошо служишь князю, и это принесет тебе счастье!

– Скажи, Пифодор, – спросил Фарзой, – ты действительно видел этого сфинкса, что ли?

Грек опять начал вращать своими черными глазами.

– Да, князь, – заявил он без всякой заминки, – я видел его и слышал его слова.

– А мне кажется – ты спал и видел сон.

– Сон? Нет, господин, это был не сон. Готов подтвердить клятвой. Это была эпифания, чудесное откровение… От него зависело наше благополучие.

Фарзой прищурил глаза. Его зубы сверкнули из-под мягких усов.

– Добро! Если в следующий раз ты увидишь привидение, не забудь толкнуть меня ногою, я большой охотник до чудес.

– Едва ли дух будет ждать, князь, твоего пробуждения.

Они подошли к потухающему костру, оставленному таврами. Марсак подбросил в огонь хворосту.

8

С гор спустились охотники с тушами козлов за плечами. Около костров стало оживленнее, огни вспыхнули веселее. Юноши со смехом и разговорами принялись за разделку туш, строгали вертелы и устанавливали рогульки для их поддержания над огнем. Гебр принес скифам печень, сердце и часть козлиной туши.

– Грейте мясо над огнем, ешьте!

– Дружок, – обратился к нему Пифодор и отвел юношу в сторону.

Пользуясь смесью скифских и греческих слов, родосец пытался объясниться с тавром, показывая на судно. Гебр не понимал речи грека, но быстро сообразил, чего он хочет. Вскоре с корабля были принесены лепешки, связки лука, бронзовая посуда и амфоры.

– Мое достояние, мое вино! – простонал Мениск. – О боги!

– Посмотрите, – заметил Автократ, – скифы уже сговорились с таврами! А теперь черномазый бродяга смеется над нами вместе со старым колдуном!.. Фу, как нагло скалит зубы противный наемник!

Раздражающий запах горелого мяса вместе с дымом костра донесся до голодных греков. Они испытывали муки Тантала. Фарзой спросил Гебра, будут ли накормлены пленные. Тот ответил, что им сейчас принесут рыбу и хлеб с корабля.

– Пусть они едят свою пищу, таврскому народу не нужно нечистой пищи чужеземцев! – добавил юноша с гордостью.

– Вот они, пути неведомые, – ни к кому не обращаясь, пробурчал келевст, – вчера корабль был для скифов тюрьмою, а сегодня он стал для них складом припасов… Никто не может сказать, что он будет есть и пить завтра!

Агамар Однорукий проявил неожиданное расположение к скифам. Он разрешил им взять на корабле то, что отняли у них греки. Пифодор и Сириец немедля отправились на «Евпаторию» и перерыли все гераклеотские товары, обшарили отсеки и каюты, не миновали и сундука триерарха, откуда родосец вынул вазу с монетами и переложил ее содержимое в кожаный пояс, который предусмотрительно спрятал под хитон. «Чем порадует меня Скифия, – подумал он при этом, – еще неизвестно, а эти деньги всегда выручат меня в трудную минуту».

Усердные слуги, обливаясь потом, натаскали на берег целую кучу цветной рухляди, оружия и посуды, выбирая, что поценнее. Фарзой вначале запротестовал против такого беззастенчивого грабежа, но Марсак резонно возразил ему: