– Да, вот он.
И старик передал ему свиток. Никлас спрятал его в складки своего широкого плаща.
– Вы говорите, что вам ничего не известно о том деле, в котором вы замешаны? – задал ему еще один вопрос сэр Эндрью.
– Ничего, или, вернее, вот что: офицер, который провожал меня до Яффы, сказал, что ученые доктора и придворные прорицатели волнуются из-за одного сновидения, которое трижды возвращалось к султану. В грезах ему явилась дама, в жилах которой отчасти течет кровь Айюба, отчасти кровь английская, и все говорят, будто поручение, данное мне, касается ее. Теперь я вижу, что глаза благородной дамы, которая стоит передо мной, необыкновенно похожи на глаза султана Салах ад-Дина.
Он замолчал.
– Мне кажется, вы видите очень много, друг Никлас, – заметил старый д'Арси.
– Сэр Эндрью, – согласился паломник, – бедный пилигрим, который не хочет, чтобы ему перерезали горло, должен смотреть во все глаза. Но я хорошо поел и устал. Не найдется ли у вас местечка, где бы я мог поспать? На заре мне нужно уйти, потому что люди, исполняющие поручения Салах ад-Дина, не смеют медлить, а ваше письмо уже в моих руках.
– Место для ночлега найдется. Вульф, – обратился сэр Эндрью к племяннику, – уложи гостя, а завтра перед его отъездом мы снова поговорим. Пока до свидания, святой Никлас!
Снова бросив испытующий проницательный взгляд, пилигрим поклонился и ушел вместе с Вульфом. Когда за ними закрылась дверь, сэр Эндрью знаком подозвал Годвина и шепнул:
– Завтра возьми несколько человек и проследи за Никласом, чтобы узнать, куда он направится и что будет делать; говорю тебе, я ему не верю… Да, я очень боюсь его. Такие путешествия к султану и от султана – странное дело для христианина. И, хотя он говорит, что от этого зависит его жизнь, мне кажется, честный пилигрим, приехав в Англию, остался бы на родине, потому что первый встречный священник освободил бы его от клятвы, которую неверный силой вырвал у него.
– Будь он бесчестен, он, вероятно, украл бы эти драгоценности, – заметил Годвин. – Разве они не стоят того, чтобы из-за них подвергаться опасности? Как вы думаете, Розамунда?
– Я? – переспросила она. – О, мне кажется, все это имеет большее значение, чем вы полагаете. Мне кажется, – продолжала она голосом, полным печали, и невольно слегка заламывая руки, – что для этого дома и для всех, кто в нем живет, времена насыщены смертью, а этот пилигрим с проницательными глазами – ее вестник. Какая странная судьба окутывает всех нас! Меч Салах ад-Дина высекает ее; рука Салах ад-Дина лишает меня моего скромного положения, возносит на высоту, к которой я не стремилась. А сны Салах ад-Дина, к роду которого я принадлежу, перевивают мою жизнь с кровавой политикой Сирии, с бесконечной войной между крестом и полумесяцем, составляющим мое наследие!
И, сделав печальное движение рукой, Розамунда ушла.
Старик посмотрел вслед дочери и горестно признал:
– Она права. Готовятся великие события, и каждый из нас примет в них участие. Из-за безделицы Салах ад-Дин не стал бы так волноваться, тем более, я знаю, он готовится к последней борьбе, во время которой будет опрокинут или крест, или полумесяц. Но на челе Розамунды блистает венец полумесяца дома Айюбова, а на ее сердце висит черный крест христианина, вокруг же нее кипит борьба верований и племен! Как, это ты, Вульф? Разве он уже заснул?
– Как собака; кажется, он очень устал с пути.
– Может быть, он спит, как собака, открыв один глаз? Я не хотел бы, чтобы он убежал от нас ночью, я желаю потолковать с ним о многом, как я уже сказал Годвину, – заметил старый д'Арси.
– Не бойтесь, дядя, дверь конюшни я закрыл на ключ, а святоша пилигрим вряд ли подарит нам такого мула, – ответил Вульф.
– Конечно нет, если я не ошибаюсь в характере подобных людей, – согласился сэр Эндрью. – Поужинаем, потом отдохнем. Мы в этом очень нуждаемся.
На следующее утро Годвин и Вульф поднялись за час до зари, вместе с ними встали и доверенные слуги, которых накануне предупредили, что они понадобятся. Вскоре Вульф с зажженным фонарем в руке подошел к камину в нижней зале; у огня грелся его брат.
– Где ты был? – спросил Годвин. – Ты ходил будить пилигрима?
– Нет, я поставил караульного на дороге к горе Стипль, а другого – на тропинке к заливу, потом задал корма мулу. Прекрасное это животное, слишком хорошее для паломника. Он, вероятно, скоро тронется в путь, так как сказал, что ему надо проснуться рано.
Годвин кивнул головой, и оба уселись на скамейку подле камина. Стояла холодная погода. Они задремали и не просыпались до рассвета. Потом Вульф встал, стряхнул с себя сонливость со словами:
– Он не сочтет невежливостью, если мы теперь поднимем его, – подойдя к краю залы, он отдернул занавес в нише. – Проснитесь, святой Никлас, проснитесь! – крикнул он. – Вам пора прочитать молитвы, а скоро приготовят и завтрак.
Но Никлас не ответил.
– Право, – проворчал Вульф, возвращаясь за своим фонарем, – этот пилигрим спит, точно Салах ад-Дин уже перерезал ему горло.
Он засветил фонарь и снова подошел к нише гостя.
– Годвин, – вдруг вскрикнул Вульф, – иди сюда, он ушел!
– Ушел? – повторил Годвин, подбегая к занавеси. – Куда?
– Я думаю, обратно, к своему другу Салах ад-Дину. Видишь?
И Вульф указал на широко открытый ставень в чуланчике и на дубовый стул под ним. С его помощью Никлас поднялся на подоконник и проскользнул в узкое окошко.
– Вероятно, он чистит и кормит мула, которого ни за что не оставил бы, – предположил Годвин.
– Честные гости так с хозяевами не расстаются, – заметил Вульф, – но пойдем посмотрим.
Они побежали к конюшне; она была заперта, мул благополучно стоял в ней; хотя они пристально всматривались, им не удалось найти каких-нибудь следов пилигрима, хотя бы отпечатка ноги на изморози. Только осматривая дверь конюшни, братья увидели следы попытки поднять засов каким-то острым инструментом.
– Очевидно, он твердо решил уйти, – сказал Вульф. – Но, может быть, нам все-таки удастся его поймать, – он приказал слугам оседлать лошадей и ехать вместе с ними обыскивать местность.
Битых три часа скакали они взад и вперед, но нигде не увидели Никласа.
– Мошенник ускользнул, как ночной коршун, и, точно птица, не оставил следов, – сказал Вульф старому д'Арси. – Ну, дядя, как вы думаете, что это значит?
– Я знаю только, – тревожно ответил старик, – что все это – одно к одному; и мне не нравится, что ценность мула не остановила его: ему было важно только бежать так, чтобы никто не мог проследить за ним или узнать, куда он отправился. На нас наброшена сеть, племянники, и я думаю, что концы ее держит в руках Салах ад-Дин. Еще более был бы недоволен сэр Эндрью, если бы он видел, как пилигрим Никлас полз вокруг замка, пока все спали, а потом подобрал свое длинное одеяние и, как заяц, побежал по направлению к Лондону. Он спешил, при свете ярких звезд замечая каждое окошко замка, в особенности окна солара; запомнил он также расположение пристроек и поворот на тропинку, ведшую к заливу Стипль.