Над Гарудой вырастали грибы-великаны, прекрасно наблюдаемые даже с далеких орбит. С таких расстояний зло, аналогично рассматриванию с большой исторической перспективы, теряло свою суть и становилось просто отстерилизованной красотой ярких вспышек и художественно выполненного рождения темных многоцветных облаков…»
Вольное толкование исторических документов. Том 8.
Они часто беседовали, хотя это слово мало подходило к данному случаю. Самму Аргедасу просто нужны были чуткие, способные понять и воспринять его эскапады уши, а у Хадаса Кьюма они имелись. Иногда, осмелев, пилот тоже умудрялся вставить слово-другое: это было полезно не только для знакомства с кругозором диктатора, но и просто для развития навыка в языке.
— Я не пойму сущность вашей цивилизации, статус Восемнадцать, мне все время кажется, что в ее целях есть какая-то тайна.
— Мы не являемся цивилизацией по сути, статус Ноль, так что в исходном тезисе вы не правы. Я бы очень хотел, чтобы мой народ стал родоначальником цивилизации нового вида, однако эти благие мечты не имеют под собой реалистических корней. Нас так зажали внешние обстоятельства, так истощила борьба, что произвести на свет что-то путное мы не в силах. В чем сущность любой стандартной цивилизации?.. Я скажу вкратце: в постоянной борьбе с внешними силами, стремящимися цивилизацию уничтожить; в порождении следующего поколения организмов, являющихся индивидуальными носителями ценностей этой самой цивилизации, дабы продолжение было не хуже источника, а желательно даже качественнее. Мы в этом случае бесплодны. Мы являемся представителями нового семейства цивилизаций — цивилизаций однодневок. Мы исчезнем со сцены, осуществив свою цель, а цель эта уже очень близка. Потом, возможно, в муках и агонии, вызванных прозрением большинства по поводу грядущего апокалипсиса, мы сойдем на нет. Может, это случится мгновенно, под действием внешних факторов, кто может знать?
— А в чем же цель? — наивно спросил Хадас. Диктатор надменно глянул на него сверху — он сидел выше, в кресле, напоминающем трон.
— Со временем, дорогуша, все со временем. Насколько я знаю, любопытство является одним из ваших жизненно важных рычагов — вот и держите его в напряжении, ведь это одна из ниточек, которая вас ведет. Ну а сейчас довольно, приятно было поболтать, но слишком много у нас обязанностей, да и вам не мешает немного поработать, Хадас Кьюм. Вы уже начали забывать, для чего вас еще не пустили на скотобойню. Вы ведь среди нас единственный на что про что годный мужчина, вам ведь все завидуют, правда? Давненько вы не посещали Демографический департамент, как мне помнится. — Самму Аргедас отвратительно засмеялся.
О, как сильно ненавидел его Хадас в этот момент, но что он мог поделать…
«… Когда образуется звезда, газопылевая туманность медленно сжимается, и сжатие ее идет вначале без особых преград, чем дальше — тем быстрее, под действием законов физики, но на одном из этапов давление достигает некоей критической границы, когда его рост приводит к увеличению температуры внутри, а та, в свою очередь, вызывает к жизни волшебные условия, годные для синтеза новых элементов, и тогда процесс схлопывания останавливается, хотя натиск не ослабевает. В жизни живого, тем более разумного, это происходит намного быстрее, чем в мертвом материальном мире.
И противодействие возникло. Вначале неприметно, как образование плесени, а потом все более и более явно проявляя себя. Поскольку на людей сверху давила пропаганда и жестокость, то и противодействие вначале стихийно выливалось в акции жестокости: власть действовала открыто, а оппозиция тайно. В муравейнике наклонности и предназначение особи задаются воспитанием, основанным на химических добавках к пище, а у человека, несмотря на некоторую разницу в питании высших и низших статусов, этот трюк не прошел.
Порой пропадали представители класса надсмотрщиков — старшие статусы. Иногда их кости находили в древних заброшенных выработках, чаще они просто исчезали, город так вырос, что держать его под контролем весь и сразу становилось невозможным, несмотря на технические ухищрения: чем больше их становилось, тем больше техников и специалистов они требовали для своего поддержания в норме, а с ростом людей знающих — увеличивалась утечка информации. Возможно, как и годы до этого, этот катаклизм можно было бы держать в рамках, но в самой правящей коалиции нарастала альтернатива неясному курсу диктатора. Образовывались коалиции, и многим из них стихийно зарождающееся поползновение внизу было на руку — очень хотелось использовать эту силу в собственных интересах. Так, подкармливаясь и взращиваясь на пороках правящего чиновничьего клана, в Джунгарии выросла оппозиция. После перехода некоего рубежа эта сила приобрела качества несгораемого Феникса. Когда находящиеся сверху, в прямом и переносном смысле (поскольку правительственные апартаменты находились на этажах, ближе расположенных к соединению материковой плиты с атмосферой), врубились в ситуацию, стало несколько поздно. Оппозиция называла себя Матома, что в переводе означало — тайное общество. В условиях, когда полностью истребить его стало нельзя, существование движения продолжали скрывать и распространение басен о таинственной организации очень жестоко каралось. Но ведь зверство давно дошло до логического предела стабильного существования с элементами развития и эффект на выходе был нулевой…»
Вольное толкование исторических документов. Моменты, вошедшие бы в него, если бы были известны.
Дверь в соседнюю комнату была прикрыта не плотно, и Хадас почти не, дышал, вслушиваясь в отрывки разговора, доносящиеся оттуда. Нутром он чувствовал, что это важно.
— Извините, статус Восемнадцать, не подумайте, что я хочу в чем-то опровергнуть ваше решение, но объясните мне, почему нам нельзя взяться за этот материал по-настоящему. Ведь наша великая операция «Шантаж» только выиграет, если мы будем знать точные координаты их базы?
— Вы в этом уверены, статус Пятнадцать? — тихо поинтересовался Самму Аргедас.
— Ну объясните мне свою позицию, статус Восемнадцать. Я человек прямой и правда не понимаю этой большой стратегии. — Голос неизвестного, невидимого собеседника диктатора сочетал в себе сразу две противоположные интонации — заискивание и наглость.
— А скажи мне, милый Гуттузо, жив ли еще наш любезный Счетчик — Даджао? — поинтересовался Аргедас в своей любимой манере игры под дурака.
Ответили ему в отрицательном смысле, с долгими быстрыми пояснениями. Хадас их почти не улавливал, все-таки он только начал осваивать местный диалект.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});