Читать интересную книгу Страшная тайна - Диана Джонс

– Но окна во всех комнатах мы оставили как были, – добавил дядя Тэд. – Пришлось.

Дело в том, что я очень люблю здешние оконные стекла. Помню их с детства. Они все волнистые и бугристые. Если посмотреть из окна на улицу, особенно вечером, получается такой утес с домами и деревьями, испещренный теплыми светящимися квадратами окошек, и все скользит и рябит, будто вот-вот превратится во что-то другое. Под некоторыми углами дома изгибаются и растягиваются по-всякому – прямо веришь, что они ускользают в другие измерения. И если смотреть на задний двор, так же здорово. Там получается изумрудно-зеленая панорама города на фоне бледного заката. А когда загораются фонари, они словно дырочки, сквозь которые просвечивает оранжевое небо. Все рябит и растягивается – впору подумать, что смотришь на какое-то диковинное и очень волшебное место, прикрывшееся городом.

Я поняла, что дядя Тэд сейчас погубит эту диковинность, ляпнув о своих окнах что-нибудь скучное и унылое, и до дрожи этого испугалась. Прямо-таки молилась, чтобы он промолчал. Но он сказал. Вот что он сказал:

– Это подлинное стекло времен Второй мировой, представляешь? Сохранилось с тех пор, как Гитлер бомбил здешние доки. Дом ударило взрывной волной, все окна вылетели, пришлось стеклить их заново. Вот мы и оставили стекла, хотя весь остальной дом переделали. Это историческое стекло. Повышает ценность дома, и немало.

Слыхали? Он же фэнтези пишет! У него окна выходят в другие измерения! А думает только о том, сколько лишних денег они могут принести!

Ой, я понимаю, я ужасная и неблагодарная. Они пустили меня к себе пожить. Но все равно…

Ник хотя бы заметил про окна. Говорит, в них видно отблески великой альтернативной вселенной под названием Бристолия. А поскольку в некотором смысле он так же практичен, как и отец, то сделал карты Бристолии для настольной ролевой игры…

[3]

…скоро. У меня в груди ноет из-за Робби. Я хожу в университет, но на самом деле просто отсиживаю на занятиях. Вроде бы крах в личной жизни в принципе можно пережить. У всех получается. Ведь прошло уже несколько месяцев. Наверное, я не как все. А как кто? Не знаю. В том-то и беда, когда ты приемный и не знаешь, кто твои настоящие родители. У них есть всякие мелкие наследственные качества, о которых ты не подозреваешь и не готов к ним, а они накапливаются и бьют по тебе же. Не знаешь, чего ожидать.

А деньги у меня тают и тают, уже почти не осталось…

[4]

Ну и дела! Пришло письмо от какого-то Руперта Венейблза. Юрист, наверное. Такие имена и фамилии бывают только у юристов, больше ни у кого. Говорит, какой-то дальний родственник оставил мне сто фунтов в наследство. Дайте, дайте скорее!

Таковы были мои первые, радостные мысли. Но тут Жанин все испортила – спросила сладким голосом:

– Какой еще дальний родственник, милая моя? Со стороны отца, со стороны матери или твой личный?

И дядя Тэд внес свою лепту:

– А какой адрес у этого юриста? Посмотри, откуда он, – вот и будет подсказка.

Опять он со своей практичностью. Этот Венейблз писал из Уиверс-Энда в Кембриджшире. Мамины родные живут на юге Лондона. Папины все бристольские. Никто из них, насколько нам известно, за последнее время не умер, даже мой бедный толстячок-папа, который до сих пор торчит в больнице где-то в Кенте. Остаются только мои собственные настоящие, подлинные родственники – выходит, они каким-то загадочным образом меня нашли. Я едва не пришла в восторг, но потом Ник сказал, что, по его мнению, это чья-то злая шутка.

Свое мнение Ник высказал через час после того, как все остальные перестали это обсуждать. Именно столько у Ника уходит, чтобы перестать быть утренним зомби и стать нормальным дневным самим собой. Он разлепил глаза, собрался в школу, взял письмо и по пути к задней двери подверг его пристальному изучению.

– Из адреса не следует, что он юрист. В письме не говорится, кто оставил тебе деньги. Это розыгрыш, – постановил он. Бросил мне письмо обратно (промахнулся, и оно упало на пол) и ушел.

Может, и розыгрыш, но деньги мне пригодятся. Так я и написала этому Венейблзу. Ну и намекнула, что можно рассказать мне все поподробнее.

Сегодня он ответил – говорит, приедет и отдаст деньги. Но не говорит когда и так и не сказал, кто мне их завещал. Ни единому слову не верю. Ник был прав.

[5]

…и сказал, что я сдала экзамен на права! К этому времени меня одолел такой пессимизм, что я не поверила и попросила повторить. И во второй раз он сказал то же самое.

Наверное, автоинспекторы, принимающие экзамены на права, не привыкли, чтобы их целовали. Этот воспринял все стоически, а потом вылез из машины и пустился бежать. Я выскочила следом. Сорвала таблички с буквой «У», запрыгнула обратно за руль, рванула с места и укатила. Мне было немного неловко, что я оставила Вэла, приятеля Робби, стоять на мостовой, но он просто подвез меня перед этим на моей машине примерно ярдов сто от его квартиры до места, где я сдавала экзамен. Кроме того, от Вэла у меня все время возникает чувство, что он считает, будто может воспользоваться моей подавленностью из-за Робби и заполучить меня, а я хочу, чтобы он усвоил, что тут ему ловить нечего. Я покатила к дяде Тэду, с визгом затормозила и припарковалась вторым рядом. У Ника почему-то отменили уроки, и я хотела, чтобы он узнал первым.

К сожалению, Жанин тоже была дома. По-моему, своим одежным магазином она руководит исключительно по телефону. Дядя Тэд в тот день уехал в Лондон, поэтому она зашла домой, чтобы покормить Ника ленчем, хотя сама никогда ничего на ленч не ест. Прямо воплощение Материнской Самоотверженности (дело в том, что Ник, если разрешить ему готовить себе ленч самостоятельно, устилает кухню несколькими фарлонгами[10] спагетти, и я прямо вижу, что думает об этом Жанин). Когда я ворвалась в дом, она была в кухне, и Ник тоже.

– Ну что, опять не сдала, моя милая? Какая жалость! – говорит Жанин.

Как девятью простыми словами заставить человека перестать радоваться и начать злиться.

– Нет, сдала! – рычу я.

– Красотища! – говорит Ник. – Теперь ты покатаешь меня по Бристолии!

– Размечтался! – отвечаю.

А Жанин положила руку мне на плечо и говорит:

– Бедная Мари. Ужасно устала – ведь тебе это таких трудов стоило. Ник, не приставай к ней.

Тут я сообразила, что Жанин на самом деле дома только затем, чтобы не позволить мне рисковать жизнью Ника в папиной машине.

– Устала? Ни капельки! – рассвирепела я. – Да я на седьмом небе! – (Уже нет. Жанин основательно испортила мне настроение.) – Просто вы думаете, что Нику опасно со мной ездить!

– Нет, я этого не говорила, Мари, – возразила она. – Но я точно знаю, что сама по-настоящему начала учиться водить уже после того, как получила права.

– Все так говорят, но у меня по-другому, – возразила я. – Я натренировалась заранее и погубила вам все веселье.

– Мари, милая моя, – сказала она. – Я понимаю, ты обожаешь нарушать правила, но на самом деле ты такая же, как все. А ездить за рулем опасно.

Ну, в общем, мы сцепились – Жанин вся сладость и свет, аж во рту приторно, а я вот-вот начну кусаться. В этом вся Жанин. Размажет тебя по стенке, а сама даже голоса не повысит. Только ласково улыбается, когда ты уже прыгаешь от злости. Ник просто смотрел и ждал. И в критический момент сказал:

– Мама, ты же знаешь, она водит эту машину уже несколько лет. Мари, если ты не собираешься меня катать, я запросто могу пойти к Фреду Гольбейну.

– Нет-нет. Я тебя покатаю. Уже иду, – сказала я.

– Ник, я тебе запрещаю, – сказала Жанин.

Он улыбнулся ей так, что кто угодно растает, и просто вышел за дверь и направился к машине. Вот так вот. Мастер Ник пожелал показать мне Бристолию, и невольницы сделали, как он хотел. По правде говоря, у меня было ощущение, что мне оказали честь, ведь он доверяет мне, знает, что я повезу его и при этом не буду смеяться над игрой в Бристолию. От этого настроение у меня сразу улучшилось.

– Куда? – спросила я.

Ник развернул большую, тщательно раскрашенную карту:

– Начнем, наверное, с Пещер скальных чудовищ и Замка Стража Зеленых равнин, – серьезно проговорил он.

И я отвезла его в зоопарк, а потом мимо большого красного готического здания школы поблизости. Потом мы прокатились вокруг парка Дурдхэм-Даун, доехали до Уэстбери-он-Трим и вернулись в Рэдленд. И еще долго катались, я уже не помню, где именно. Ник придумал для всего красивые новые названия и сочинил красочные легенды. Он рассказал мне, сколько в точности миль Бристолии приходится на каждую милю нашего пути по городу. Я изо всех сил старалась вдумываться и проявлять интерес, но папина машина что-то барахлила. Может, верила всему, что говорил Ник. Когда он мне сообщил, что до зоопарка мы проехали семьсот миль, машина стала скрежетать и глохнуть на подъемах. Но Ник все объяснял и объяснял, хотя я отвечала то невпопад, то с подковыркой. По-моему, он не заметил. Честно говоря, я была даже тронута, ведь в похожие игры (просто в меньшем масштабе) мы играли, когда мне было четырнадцать, а Нику восемь. И теперь я бы скорее умерла, чем обидела его.