– Под кем ходишь, чмо?.. И зачем вампирам твоя смерть?
– Вас… в какх-хом плане…- тяжко просипел Голос, - интерех-хсуехт, под кхем?
Прекрасно видя, что вопросом на вопрос допрашиваемый ответил из самого искреннего желания точнее удовлетворить его интерес, Марат тем не менее тут же вызверился:
– Ты, с-сука, на вопрос отвечай!
И легонько коснулся раздавленного места на жизненном, там, где парила неярким туманцем сама жизнь, по каплям вытекающая из йоббита. По камере заметался визг, исполненный смертной муки - допрос начался.
Глава Восьмая,
коротенькая такая получилась, но тоже с моралью, не тяп-ляп. В ней наш герой сваливает от этих уродов, и… встречает кинутого таксиста! "Такси-блюз", короче. Мораль, что как аукнется и не плюй в колодец - нормально расчелся с таксистом, и тут же самому повезло.
Раннее утро - с половинкой красного солнца за синим лесом, с торчащими из седой туши тумана верхушками стогов, редким и по-утреннему невнятным чириканьем сонных птиц. В такое утро здорово идти на близкую речку, шлепая босыми ногами по остывшей за ночь тропинке, задевая удочкой осыпающуюся росой крапиву, изредка попадая в расползающиеся под пяткой сырые глинянки - а вокруг теплая ватная тишина, аж слышно, как на том, дальнем краю деревни хлопнула калитка. И как трещит табак от неглубокой утренней затяжки…
А вот сидеть со сломанной ключицей рядом с трупом главы Орксийской йоббитской общины и из последних сил удерживать не краю смерти начальника его охраны - плохо. Потому что в результате твоих умышленных действий его репутация - абсолютно заслуженная репутация великого, без натяжек, Мастера, оказалась немного подмоченной. Втоптанной в дерьмо, если честно. Причем, не только репутация Великого Го-Даня, а еще и его личная репутация, в его же собственных глазах. Это страшнее, если что. На этом фоне проблемы со здоровьем смотрятся не уж так и приоритетно.
…Надо же было умудриться отбить его удар… - почти расстраиваясь, что остался жив, сетовал Марат. - Да и сам хорош, если честно. Йоббит? Йоббит. Вот и изволь пользоваться своей загадочной крав-магой, а не стопудово известным противнику во-винам вьет-во-дао. Ну кто из го-даней Веера Мяо когда-нибудь пропускал откровенный крестьянский чо-мот? Хотя, похоже, на то и был рассчет - что я не поверю в примитивность выбранной тактики, и тормозну на пару соточек. Эх, Мастер. Ты настолько велик, что попал на собственной безупречности - "никогда не недооценивай противника". Хотя, опять же, кому тонуть - того не переедут, так? Дром Баро…
Однако надо было что-то делать, не сидеть же здесь вечно. Удачно сложившийся побег воткнулся в придорожную грязь сломанной осью такого, казалось бы, ухоженного экипажа. Ездить без седла Марат не умел, да и не бросать же Мастера, Мастера, нарвавшегося на сокрушительный от испуга удар почти неуправляемой хозяином аджну-баха. Этот рефлекторный удар, похоже, подвел черту под сегодняшним выступлением новоявленного мага - Марат отчетливо ощущал, что энерджайзеру хана, и розовый зайчик не добежит. Разрываясь между растущей потребностью вскочить, взяв максимальный темп и желанием исправить содеянное, Марат дергался и тратил в результате куда больше, чем возобновлялось, и так бы все ничего, но балансирующему на лезвии Мастеру доставалось все меньше и меньше. Тот жалкий ручеек, который испускала его ладонь в самом начале, уже казался Марату вполне нормальным ходом - по сравнению с тем, что отдавалось сейчас. Все возвращенные амулеты были выпиты досуха - от нужды Марат махом дошел, как забирать вложенную в них силу и использовать ее по своему разумению.
– Эх, Дром Баро…- прошептал Марат, глядя на дорогу, пересекаемую последними обрывками тумана. - Че ж мне делать-то, а? Скажи…
– Разорви!.. - поперхнулся ревом уставший ждать и возвращающийся ни с чем извозчик-гоблин, - разорви меня Кул-Тху! Барин! Я уж не чаял! А кто платить?! Платить кто будет?!
Марата ожгло - вот! Ну гоблиняка, ну маладэц! Цепь! Волчья голова - на цепи! Судорожно выдернув из кармана половинки Волчьей головы, скользящие по массивной золотой цепи, Марат легко, словно бумагу, разорвал брызнувшее звеньями кольцо, по которому ходит сила, собранная золотом во время приготовления амулета.
…И мертвяк, йоббит-то этот, что замертво лежал, зенки-то ка-ак откроет! Ан гляжу - а он ужо садится, башкой крутит! А ить мертвый был, мертвей некуда! Тут барин-то, шасть ко мне, и кричит: Гони, грит, брат Елло, скорей! Пока, грит, не началось! Ну, я Схавраску ка-ак вытяну повдоль, ка-ак свистну! В четверть часа от Краменок до Сырбуховских Ворот, понял?! А слазит, не, расчелся честь по чести, это вдогон ужо - на, грит, брат Елло тебе на память! За светлую, грит, твою голову! И цепку-т эту мне и вручат. Не продавай, грит, через нее, мол, счастье тебе будет… Вот так вот оно и было, с человеком-то. Сроду ни одного человека больше никогда не повезу - хоть одни человеки на свете останься.
…Ой, врешь ведь поди, а? от начала и до конца врешь…
Ипсочка радостно распахнула глаза - он! Великий Кул-Тху, да что с ним?! Бедняжка, может, его избили?! Сейчас на улицах столько отребья… Мужественное решение пожертвовать дорогим носовым платком пришло мгновенно - и лярва, совершенно по-матерински вытянув губы трубочкой, бросилась наперерез бледному гостю в черном.
– Позвольте, у вас, кажется, кафтан…
– А, мисс Брунгильда из Бергена…- вымученно улыбнулся человек, уклоняясь от заботливой нежити. - Подожди немножко здесь, хорошо?
Через несколько минут человек, все так же хмурясь, вышел от Шнырера и снова улыбнулся лярве:
– Водички занеси шефу…
Растерянно заметавшись между чувством долга и ускользающей добычей, Ипсочка сделала несколько противоречивых па, окончившихся, впрочем, графином:
– Подождите минутку, я сейчас… - но дверь уже хлопнула со всей окончательностью, на которую иногда способны некоторые двери. В тишине приемной раздался сжатый в горле всхлип, и звон горлышка о стакан.
Печально отворив дверь начальственного кабинета, Ипсочка замерла - титан, стоик, финансист, несгибаемый борец за маржу и убежденный поборник качества портфеля плакал, забившись в угол между рабочим столом и секретером. В голос, по-детски, с соплями и подвыванием, размазывая кровь по манишке.
– Бэмцыон Мыцаакович, что с вами?! Вы ранены?!…
– Что же делается в этой проклятой мылихе, Ипсочка, а?! - рыдаючи, возопил Шнырер, воздев на подчиненную зареванные до кроличьей красноты глаза. - Ко мне, честному йоббиту, приходят хулиганы, называют "Быней", пугают ушами и дают мне денег! Балабосым говорят мне: Бэмцион, не пугайся и таки возми эти деньги! Его "уже пакуют"! Хулиган больше не придет, говорят балабосым, наливают мне годкэ и смеются! Мы его "уже упаковали"! Илахим, ну кому теперь доверять - балабосым говорят, что пакуют, а сами таки совсем не пакуют! И смеются! А хулиганы таки приходят! Приходят, бьют меня в нос и задают мне, Шныреру, вполне себе резонные вопросы и что я им отвечу?! Что балабосым кого-то там "уже пакуют"?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});